Мне приходится удалить два десятка писем от Славы, в которых он вопрошает «Как же ты могла?» и проклинает меня, называя испорченной до кончиков ногтей. Вместо ответа я пишу ему, что все знаю про его приключения, на что тут же приходит краткий ответ: «Это недоразумение». Конечно же. «Как ты, вообще, могла подумать так обо мне?» «Как могла поверить в то, что все это правда?» «Значит, тебе можно, а мне нельзя?» «Я думал, что ты умнее!» «С таким поведением ты никому не будешь нужна!» Сообщения приходят с такой скоростью, что я представляю, как поднимается дымок от его клавиатуры. Наклоняюсь и пишу: «Беги, а то не успеешь к 7.30!» Секунда, две. Слава: «Ты о чем?» Я: «В 7.30 в психушке лекарства выдают» Закрываю крышку ноутбука и качаю головой. То ли обострение сейчас у него, то ли я просто раньше не замечала, что этот дерганый тип – самый настоящий псих с манией величия? Ну, диагнозы пусть соответствующие специалисты ставят, а меня, слава богу, это теперь не касается. Беру учебник под мышку (вдруг и правда удастся позаниматься?) и выхожу из комнаты. В коридоре мое внимание привлекает тихий гитарный перебор. Он мелодичными переливами льется из комнаты брата. Не могу поверить своим ушам. Подхожу ближе и приникаю ухом к двери. – Да, – голос Стёпы. – Да. – А затем на английском: – Вот, смотри, я тебе напишу сейчас и отправлю. Аккорды или ноты лучше? Что он здесь делает?! Наваливаюсь плечом, приоткрываю дверь и вижу Джастина, сидящего возле монитора с гитарой в руках. Его пальцы бегают по струнам, не спеша, осторожно и время от времени застывают на месте – он сбивается, потому что пытается сыграть какую-то новую, незнакомую мелодию. Не поняла. А где же мой брат? Но тут все быстро встает на свои места. Стёпа по ту сторону экрана. Я вижу его, делая первый шаг в комнату. Закрываю дверь и направлюсь к компьютеру. Брат сидит на диване в комнате Джастина, на коленях у него доска для серфинга, он качает головой и отстукивает ладонями ритм на ее поверхности. – Хэй… – Руки Джастина замирают, прерывая гитарный перебор. Он замечает меня и откладывает инструмент в сторону. – Зайка, иди сюда. От всего происходящего кружится голова. – Это ты сейчас играл? – спрашиваю. Хотя прекрасно видела все своими глазами. – Да, – американец берет мою ладонь в свою и решительно тянет, – садись. У меня легкие сжимаются так, что невозможно вздохнуть. Но он… сажает меня к себе на колени. И теперь я даже взглянуть на экран боюсь. Неужели они уже поговорили? Стёпа, равно как и отец, ничего не решает в моей личной жизни, но все равно ужасно волнительно. Когда я только сообщила, что встречаюсь со Славиком, брат нелицеприятно высказался на его счет, обозвал тряпкой и бездельником, и мы не разговаривали целый месяц. После чего ему пришлось засунуть свое мнение подальше и просто смириться с моим выбором. Но как же будет теперь? Облизнув пересохшие губы, поворачиваюсь к монитору. Брат кажется спокойным и задумчивым. Он больше не барабанит по доске, ничего не говорит, просто разглядывает нас, словно экзотических бабочек под микроскопом. Будто видит впервые и не узнает. Его брови медленно ползут вверх, и я не понимаю, одобрение это или удивление. Если бы не сильные руки Джастина, обхватившие меня в плотный кокон, точно бы сбежала от нахлынувшего смущения. – Ты ему сказал? – шепчу на ухо своему парню. – Угу, – как будто ни в чем не бывало отвечает он. – Пришлось откупиться? – спрашиваю, имея в виду доску для серфинга в руках своего брата. – Я вообще-то все еще здесь! – напоминает Стёпа, наклоняясь к экрану. Его физиономия заполняет все пространство монитора. – Привет, – выдыхаю я. Пожимаю плечами, а что мне еще делать? Вот как-то так вышло. Молчим. Пытаюсь посмотреть на Джастина. Тот устало вздыхает. На брата. Тот хмурится, почесывая висок. «Эй, мужчины, как мне вас понять?» – Вы поговорили? – перевожу взгляд с одного на другого. – Да, – говорят они хором и кивают. «И что? Пояснений не будет?» – Все нормально? – интересуюсь. – К чему пришли? Стёпа прокашливается, садится удобнее и складывает руки на груди. – Договорились, что он не обижает мою сестру, – прищуриваясь, говорит брат. Так он придает виду серьезности. – А он, в свою очередь, не обижает мою, – добавляет Джастин. Пока я пытаюсь сообразить, что это значит, пояснение появляется само собой: по ту сторону экрана на диван забирается Челси, которая беззастенчиво обвивает руками шею Стёпы. Теперь она у него за спиной. Наваливается сзади и смыкает свои ладони у него на груди. Они прижимаются щекой к щеке и смотрят на нас, как на неудачников, которых только что лично обдурили в покер. Мои глаза грозятся покинуть орбиты и вывалиться прямо на пол. Я вижу, как руки брата обхватывают маленькие ладони Челси и как нежно прижимают к груди. Показываю пальцем в экран и, заикаясь, что-то бормочу, когда мой брат целует сестру Джастина в щеку, а затем в подбородок. Прямо у нас на глазах. – Ты… ты видел? – вырывается из моего рта. Оборачиваюсь к Джастину – вдруг он отвернулся и смотрит в окно на летящий метеорит. Но нет – его взгляд тоже устремлен на монитор. И эта парочка начинает целоваться, заваливаясь набок. О-о-о… теперь я понимаю, что чувствуют старшие братья. Градов никогда не водил домой девчонок, и я даже ощущаю что-то вроде ревности, видя, как он счастлив с Челси. Невольно приближаю свое лицо к экрану, будто это поможет мне увидеть, что творится вне зоны видимости камеры, куда свалились, смеясь и хихикая, эти двое. – Видел, – отзывается Джастин. Мы смотрим на пустой диван на экране, как загипнотизированные. Меня клинит, а моего парня, кажется, клинит еще больше. Где-то там, на полу, эта парочка хохочет, возможно, щекоча друг друга или целуясь. А мы лишь переглядываемся и чувствуем себя так, будто нас обманули. ОНИ должны были изумляться нашему союзу, а не мы ИХ. – Эй, ребята, – напоминаю о своем присутствии. Раскрасневшиеся и довольные, они по очереди поднимаются с пола. Челси неуклюже одергивает футболку и падает на диван. – О, простите, – отмахивается мой брат, поправляя волосы и усаживаясь рядом с ней. Они переплетаются в объятии, как пара обезьянок. – Да, – смеется Челси, ударяя его по коленке, словно это самая веселая шутка на свете. – Простите нас! У них пылают губы и щеки. Они такие взбудораженные и счастливые, что мне тоже хочется улыбаться. Крепко сжимаю руку Джастина и бросаю на него короткий взгляд. Кажется, ему немного не по себе, но в этом тоже – только положительные эмоции. – Как вы… – всплескиваю руками. – Как вы… Они понимают меня с полуслова. – Вот так, – смеется Стёпа. Он соединяет ладони вместе и показывает ядерный взрыв. – Бум! Пщ! – вокруг них разлетаются воображаемые искры. – Да-да-да-дам! Знаем такое. – Вы уже сказали родителям? Эти двое стихают. Улыбки сходят с их лиц. Теперь они серьезны, напряжены и даже растеряны. – Нет. – Челси шмыгает носом. Стёпа прокашливается, притягивая девушку к себе. – Сначала, наверное, вашим скажем. – И указывает пальцем на нас. Все верно, так проще: мои родители сейчас за тысячи километров от них. – А мы – вашим, – усмехается Джастин, имея в виду своих маму с папой. По сути, ничего такого в том, чтобы рассказать им, нет. Но мы все равно сейчас представляем из себя группу растерянных молодых людей, которые не знают, как их предки отреагируют на союз с парнем или девушкой из другого мира и социального слоя. Мне даже становится жаль своего брата. Уверена, что отец все-таки примет Джастина в семью, а вот мистер Реннер ни за что не допустит, чтобы мальчишка из бедной (по его меркам) семьи ухаживал за его единственной дочкой. Стёпе вряд ли будут рады в их доме, когда все откроется. А там уж все будет зависеть от того, насколько парень сам захочет бороться за свои чувства. – Пока можно с этим не торопиться, – успокаиваю их. – Еще успеете сознаться, а пока… наслаждайтесь друг другом. Прикусываю губы в неловкой попытке улыбнуться. – Все верно. Это ерунда на самом деле. Ладно! Мы собирались к океану. – Стёпа встает и хватает массивную доску для серфинга. Другой рукой тянет Челси. – Прилив не ждет! Мы прощаемся, обмениваемся шутками и подколками, а я все думаю про себя, что минуты длительны, а дни скоротечны. И что нужно успеть прожить каждое мгновение, прочувствовать его каждой клеточкой своего тела, каждой частичкой души, чтобы потом не было мучительно больно вспоминать о потраченном зря времени. Мы с Джастином садимся на кровать и долго бренчим на гитаре, разговаривая обо всяких пустяках и разучивая новые русские слова. А когда приходит время ложиться спать, я ухожу в свою комнату. Закрываю дверь на задвижку, открываю окно и выпрыгиваю козликом в пижаме и тапочках на крышу. После дождя ее поверхность скользит – влага подмерзла и покрылось ледяной корочкой. Настоящий каток. Стойко выдерживая удары колючего морозного ветра по моей груди и бедрам, матерю себя за то, что не оделась теплее. Просовываю в щель между рамой и створкой носовой платок, аккуратно закрываю окно и пару секунд в лунном свете оглядываю нехитрое приспособление: кажется, должно выдержать. Дохожу до окна в соседнюю комнату уже заледенелой сосулькой. Царапаюсь в стекло, точно бездомный голубь, и облегченно вздыхаю, когда створка открывается и сильные руки Джастина втягивают меня внутрь. Он матерится шепотом, но я стойко выдерживаю: эта гениальная идея была моей, не могу же я ругать саму себя за ее несовершенство? Да и к тому же моментально согреваюсь в его объятиях. Окно уже закрыто, мороз остался на улице. Легкие поцелуи мягким шелком покрывают мои губы, шею, грудь. Настойчивые руки приподнимают, отрывая от пола. Полностью отдаюсь во власть силы и нежности. Тихо дрожу, отзываясь на прикосновения к моей коже кончиков его пальцев. Это сладкая лихорадка. Мы вязнем в липкой паутине желания, тонем в мелодии наших дыханий, вздрагиваем от бессвязного шепота, которым сопровождается все это безумие. Одежда мешает. Даже сквозь ткань наши прикосновения вытаскивают наружу то, что так долго томилось внутри, сворачивалось в тугие узлы и молило дать свободу. Моя спина касается прохладной простыни. Ловлю шумное дыхание Джастина, пью его своими губами. Руки мечутся, срывая с него одежду, путаются в складках ткани, спотыкаются о пуговицы и замки. Когда его футболка и джинсы оказываются на полу, медленно выдыхаю и провожу по центру мужской груди вниз. Одними подушечками пальцев, немного ногтями. Вниз, к подтянутому животу, вокруг аккуратного пупка. Мое желание сильнее меня. Подаюсь навстречу, чтобы коснуться губами гладкой, горячей кожи, вдохнуть ее запах. Терпкий, одуряющий, любимый до какой-то невыносимой, дикой боли в груди. Целую по очереди выступающие ключицы, жесткие, напряженные соски, упругие мышцы груди, проступающие под кожей, и каждый кубик пресса. Чувствую, как его руки подтягивают меня к себе. Все. Сорвался с тормозов. Слышу, как Джастин задыхается, сдирая с меня одежду. С силой впивается в мои губы, и я откликаюсь лишь приглушенным стоном. Отзываюсь на тугое сжатие моих бедер горячими пальцами, оживаю, когда эти прикосновения прожигают меня насквозь. Зарываюсь пальцами в его волосы, ощущаю, как прижимается огненное и твердое к моему обнаженному телу. Я готова. Черт, всегда готова, стоит ему только оказаться рядом. Жду несколько секунд, пока он натягивает резинку, и выгибаюсь, когда накрывает меня своим телом. Инстинктивно поднимаю бедра, раскрываюсь навстречу. Таю под весом его тела. И вдруг вскрикиваю, едва он врывается в меня – без предупреждения, сильно, мощно. Падаю в глубокую пропасть, где все пропитано нами. Нашим дыханием, звуками, движениями. Двигаюсь, задавая ритм, позволяю ему срывать мои нечаянные стоны, извиваюсь в судорогах страсти, чувствуя приближение самой большой и яркой волны. И она приходит. Накрывает меня с головой. Ослепляет и лишает рассудка. Джастин приходит к финишу вторым. Сжимает меня в тугой, собственнический захват. Будто боится потерять и не собирается отдавать никому. Ощущаю себя в безопасности рядом с ним и буквально таю от любви. Чувствую, как бережно он убирает пряди мокрых волос с моей шеи. «Люблю. Просто за то, что ты есть в моей жизни, – люблю».Зоя