Глава семнадцатая

Едва увидев чудовищную конструкцию с войлочным верхом, с аляповатыми плетеными карманами и массивными ножками в виде лап с когтями, Ирен и Волета единодушно решили, что бильярд – это мебель, маскирующаяся под спорт. Это было абсурдно. Ирен нашла кии неимоверно хрупкими, а Волета не могла понять, зачем в этой игре нужно тычками отправлять милые шары, похожие на карамельки, в карманы, как будто с ними нельзя делать другие, более интересные вещи. Разве не веселее смотреть, как они рикошетят, перескакивают через ограждение и катятся по полу? А почему ими не разрешается жонглировать?

Было странно находиться в бильярдной без «мистера Уинтерса» и Адама, которым нравилась игра и которые полдня занимались тем, что складывали шары, а потом гоняли их по столу. Эдит с одной рукой оказалась таким же хорошим игроком, как Адам с двумя. Она клала кий на край стола и наносила удар, полагаясь больше на изящество, чем на силу. Адаму нравилось играть за шекель, хотя ни у кого из них не было денег, чтобы делать ставки. Они вели счет, договорившись, что рассчитаются в следующий раз, когда им заплатят. Сейчас старпом опережала штурмана на три шекеля. Волета не могла не задаваться вопросом: когда ему удастся выплатить долг?

Они пришли в комнату, потому что таково было расписание, и ни одна из них не понимала, чем еще заняться. Они нервничали и, чтобы как-то отвлечься, начали катать шары взад и вперед друг к другу. Через несколько минут Волета сказала, что собирается попробовать карамболь – бросить мяч мимо Ирен так, чтобы он вернулся обратно. Подразумевалось, что его не надо ловить. Ирен не возражала, но она и так не очень-то старалась поймать шары, которые бросала девушка. В мыслях царил беспорядок.

– Ну что с тобой такое, Ирен? Это ведь совсем несложно.

– В следующий раз, – сказала амазонка невпопад.

– Что? – Волета опять толкнула к ней белый шар.

Ирен проследила, как он отскочил от ее рук и вернулся к Волете.

– Байрон сказал: в следующий раз. Ты уже встречалась со Сфинксом. Почему ты мне не сказала?

– Потому что не люблю, когда мною пытаются руководить.

Ирен положила руки на углы стола, давая понять, что вышла из игры:

– Я не пытаюсь. Я тебе не мать.

– В каком-то смысле ты на нее похожа.

– В каком? Я что, такая же большая?

Волета засмеялась:

– Нет, моя мать была совсем маленькой. Но ты присматриваешь за мной. И я часто доверяю тебе. И я знаю, что ты волнуешься. Разве это не похоже на мать? Ты кажешься такой подругой, которая будет подозрительно относиться к молодым людям, когда они начнут обращать на меня внимание.

– Сначала им придется пройти через меня.

– Ну вот, я о том же. Если бы матерей избрали, я бы проголосовала за тебя.

Ирен сейчас больше напоминала человека, который страдает от зубной боли, чем того, кому сделали комплимент.

– Как ты можешь так говорить? Раньше я пугала тебя до смерти.

– Это в Новом Вавилоне-то? О, никто из нас не был там самим собой. Вот в чем проблема с тюрьмами: они полны заключенных, которые забыли или предали собственную суть. Я не горжусь собой прошлой и уж точно не виню тебя за то, что ты выглядела такой грозной. Я бы и сама с удовольствием наводила на всех ужас. Кроме того, теперь ты такая надежная. Я завишу от тебя. И ты об этом знаешь.

Ирен знала, и от этого лишь росла ее уверенность в том, что она не может позволить себе игнорировать свой недуг: тревогу, сны, большие перемены в характере и отваге. Что-то внутри нее сломалось. Что-то надо было заменить, и приходилось довериться в этом вопросе Волете.

– Ты считаешь Сфинкса другом?

Волета моргнула, как будто ее ударило порывом холодного ветра.

– Считаю, – сказала она, сбитая с толку переменой темы.

– Можешь попросить, чтобы он встретился со мной?

– Встретился с тобой? Зачем?

– Я хочу попросить его об услуге.

Теперь Волету охватило любопытство. Она взяла бильярдный шар в ладонь и прищурилась на него, как гадалка:

– Какой услуге?

– Личной.

– Знаю, о чем ты думаешь, – проговорил Сфинкс, прикручивая панель на место. Эдит, все еще униженно распростершаяся на полу, уставилась на него с отвисшей челюстью. – Как, ради всего святого, он пережил падение? Краткий ответ: с большим трудом. Он был сильно разбит и истощен, когда мои движители нашли его и притащили сюда. Но питательной среды в его жилах как раз хватило, чтобы не умереть. За последние месяцы он демонстрирует замечательный прогресс.

Байрон помог Эдит встать.

– Не бойся. Он парализован, – прошептал он ей на ухо.

– Да, он парализован, – звонко отразился от плиточных стен голос Сфинкса. Он закончил трудиться над последним болтом. – А шептаться за спинами людей невежливо, Байрон.

– Простите, – сказал олень и напряженно поклонился.

– Твой поступок мне очень интересен, – продолжил Сфинкс, вновь обращая все внимание на Эдит.

– Какой именно?

– Ты попыталась убить Красную Руку не действием, но бездействием. Ты дождалась, пока в моем движителе закончится энергия, и позволила силе тяжести совершить убийство вместо себя.

– Он тебе такое рассказал? – Эдит вскинула подбородок, чтобы было легче сглотнуть ком в горле. Еще никогда у нее не возникало таких проблем с глотанием. – Я все помню по-другому.

– Прекрати. Как я могу тебе доверять, если ты продолжаешь лгать мне? Хочешь, чтобы я отправил тебя в ужасное место? Далеко от друзей? Да и от Тома тоже. Право слово, Эдит, ты думала, что я смогу сделать из него блюстителя? Разве он на такое годится?

– Я совсем про это не думала.

– Потому что это нелепость. Он еще одна заблудшая душа, занятая безнадежным делом, по завершении которого, я думаю, найдется другое безнадежное дело, и так далее, до самого конца. Но ты, ты не такая, как он. У тебя дерзкий ум. Ты нарушила контракт по духу, но не по букве. Это очень умно. Ты сдержала слово, но все равно сделала то, что хотела… Нет, Эдит, не перебивай. Послушай. Я могу улучшить множество вещей. Я могу заменять потерянные конечности. Я могу дать телу больше силы. Но я не могу улучшить ум. Поверь, я пытался. Стоит хоть самую малость повозиться с этим… – Сфинкс указал на собственную голову под капюшоном. – И свет гаснет навсегда.

Эдит съежилась при мысли о том, что Сфинкс может порыться у нее в голове.

– Беда в том, что блюстители должны быть умными. Обязаны. – Сфинкс спрятал ключ в недрах своего одеяния. – Можешь себе представить, что случится, если дать кретину инструмент вроде твоей руки? Да это же будет ночной кошмар. Проблема с умными в том, что они всегда думают, будто справились бы лучше, если бы им позволили руководитьь чуточку власти – и раскроется вся его некомпетентность.

Я не могу доверять блюстителям по тем же причинам. Обычно они послушны, но не очень лояльны. Они попытаются меня свергнуть, если решат, что это возможно. От кого, по-твоему, Фердинанд и прочие машины меня защищают? От тебя, Эдит. От тебя и тебе подобных. Помимо всего прочего. Но я хочу доверять тебе. Знаешь почему? Это очень просто: ты позволила мне взять мою руку обратно.

– Я испугалась.

– Ты не испугалась. Не говори так. Ты сдержала слово. Может, ты и дерзкая, но не бесчестная. Ты первый честный человек, которого я встретил за годы, десятилетия. Подумай об этом.

– Я лгала тебе с тех пор, как попала сюда.

– Только чтобы защитить друзей. Итак, ты умная, честная и преданная, – сказал Сфинкс, загибая пальцы. – Мне нужен кто-то вроде тебя. Впрочем, это не обязательно должна быть ты. Не стесняйся сказать «нет», моя дорогая. Я всегда могу найти кого-то еще.

– Что ты предлагаешь?

– Ты станешь больше чем блюстителем – больше чем противовесом, не позволяющим Башне склониться в сторону той или иной силы. Я хочу, чтобы ты стала моей рукой, Эдит. Чтобы ты не просто ее носила, но была ею. Потому что, сдается мне, пришел час нужды в сильной и верной руке.

– Я бы хотела получить ее обратно, – произнесла она полуобморочным голосом.

– Ну еще бы! но как долго ты собираешься ею пользоваться? Как долго она будет работать? Как долго ты хочешь иметь доступ к свежим батарейкам?

– Долго. – Она не рассчитывала, что разговор свернет в такое русло. Она вдруг с некоторой тоской поняла, что немного пьяна. Интересно, как скоро они заговорят о контрактах?

– Да, Эдит, довольно долго. Но подумай, что случится, если сюда попадет какой-нибудь человек с дурными намерениями. Он может разрушить Башню.

– Это невозможно, – пробормотала она.

– Не перечь мне. Это не только возможно, но и довольно легко. Я могу все тут перевернуть вверх тормашками, просто поиграв с трубами. Уделы так увлеклись сварами, что ку на несколько жизненно важных мест, вся Башня может развалиться. Миллионы умрут, мир потеряет свой маяк. Цивилизация деградирует, и наступит эра тьмы. Что еще я должен сказать, чтобы до тебя дошло? Я не злодей. Я пытаюсь удержать это неустойчивое скопище представителей рода людского в вертикальном положении!

– Но чего ты хочешь от меня?

– Эпоха тонкости и дипломатии прошла. Башня заражена, и ты должна принять меры от моего имени. Ты развеешь мифы и напомнишь кольцевым уделам о моей власти и их обязанностях. Ты будешь противостоять угрозе ходов. Я убрал из твоего контракта ограничение в отношении других блюстителей.

– То есть я могу убивать собратьев?

– И тебе, вероятно, придется. В особенности одного конкретного блюстителя. Но не волнуйся, моя дорогая, я сделаю из тебя самого грозного провозвестника моей воли. Я дам тебе небеса. – Сфинкс ткнул пальцем в оленя, который нервно топтался у двери. – Тащи свою пишущую машинку, Байрон. Думаю, мы готовы начинать.

Несмотря на отсутствие «мистера Уинтерса», Волета и Ирен послушно следовали расписанию. Они томились в бильярдной до обеда, хотя Адама не было, чтобы приготовить его. Аппетит все равно пропал, поэтому они перешли в читальный зал и продолжили томиться до ужина. Они были убеждены, что Эдит вернется. Она не пропустит ужин. Если это будет в ее силах, конечно.

Они обнаружили Фердинанда в коридоре. Он ждал за дверью их апартаментов, тихо испуская пар и играя грустную музыку. Он едва взглянул на них, когда они протискивались мимо железных ферм его ног к двери. Надеясь, что его присутствие возвестило о возвращении Эдит, они вошли в спешке, и Волета принялась звать старпома, хвастаясь, как хорошо они себя вели, пока ее не было рядом.

Байрон сидел за столом перед чайником и тремя чашками.

– Давайте все посидим и выпьем чаю, – сказал олень.

– Где Уинтерс? – спросила Ирен.

– Спит. – Байрон кивнул на закрытую дверь спальни.

– С ней все в порядке? – Волета почувствовала, как сжалось горло.

– В каком-то смысле ей лучше, но в другом – хуже. Она пережила небольшое потрясение. – Олень налил чай с безупречной грацией, и над чашкой заструился пар. Волета побежала к двери старпома, но Байрон ее остановил: – Нет-нет-нет, она действительно должна поспать. Она перенесла процедуру.

Волета остановилась. Олень открыл сахарницу гибкими отполированными руками и тонкими серебряными щипцами извлек кубик сахара:

– Один или два?

– Четыре, – сказала она, возвращаясь к столу. Скользнула в кресло, не отрывая глаз от Байрона. – Что еще за «процедура»?

– Возможно, проще будет просто налить чай в сахарницу, – насмешливо заметил олень.

– Расскажи нам, что произошло. – Ирен положила руки на стол и наклонилась к нему.

Байрон покорно положил четыре кубика в чашку Волеты.

– Сфинкс заменил ей руку.

– Это замечательная новость! – воскликнула Волета, украдкой вынуждая Ирен присесть. – Но зачем называть это процедурой? Чтобы ее снять, ушла всего минута. Сколько времени могло потребоваться, чтобы вернуть ее на место?

– Сфинксу пришлось изменить некоторые внутренние опоры в ее плече.

– Внутренние опоры?

– У нее кости треснули.

– О, это так ужасно! – проговорила Волета севшим голосом. – Ей больно?

– Сейчас – нет, Сфинкс об этом позаботился. Но когда проснется, будет некоторое время больно. – Он сделал глоток чая отработанным движением, которое не произвело шума и сохранило морду сухой. Может, он при ходьбе и спотыкался время от времени, но чай пил с уверенностью. – Это другая рука.

– Он заменил руку? Вот так просто? И ей понравилось? – спросила Волета.

– Тебе придется узнать об этом у нее, когда она проснется. – Выражение его лица снова сделалось непроницаемым, и он опустил чашку на стол. – Но я здесь не за этим. Я хочу вам рассказать то, чего она не расскажет, хотя вы должны это услышать. Это исходит не от хозяина. Это исходит от меня.

– Я не буду хранить никаких секретов, – сказала Ирен. – Я не люблю лгать друзьям.

Она бросила на Волету многозначительный взгляд. Девушка заерзала на сиденье.

– Ну, можешь меня осуждать, если хочешь, но я все равно выскажусь. Вы знаете, кто такой Красная Рука?

– Конечно, – сказала Волета. – Он сумасшедший, который пытался убить капитана. Он напал на Комиссара, как бешеный пес. Я никогда не видела такой безумной жестокости. Троекратное «ура!» старпому за то, что сбросила этого монстра с Башни.

– Не говори этого Сфинксу. Он считает Красную Руку одним из своих величайших достижений: это человек с молнией в венах.

– Так или иначе, он умер, – уточнила Волета.

– Он очень даже жив.

– Как такое возможно?

– Как я уже сказал, он величайшее достижение Сфинкса. Впрочем, в настоящее время он инвалид. Сфинкс запер его в резервуаре, где он только спит и восстанавливается. И так уже несколько месяцев. Но каждый раз, когда я его вижу, он выглядит лучше.

– Зачем ты нам это рассказываешь? – спросила Ирен, даже не пытаясь скрыть недоверие.

– Потому что неясно, затаил ли Красная Рука обиду. Я это рассказываю, потому что, если вам нравится мистер Уинтерс и вы не хотите увидеть, как с ней творится «безумная жестокость», вам надо быть… бдительными.

– Зачем Сфинксу понадобилось оживлять его? – Волета пришла в ужас от мысли, что ее подруга может быть такой черствой.

Одно дело создать Красную Руку – Сфинкс ведь не мог знать, как все обернется, – но теперь, когда не было сомнений в том, что он монстр, зачем возвращать его из мертвых?

Байрон еще раз картинно глотнул чая, а потом, поставив чашку на блюдце так, чтобы фарфор не звякнул, произнес:

– Потому что Сфинкс готовится к войне и ему нужна вся помощь, какую только можно получить.