Глава двадцать первая

Этот «седан» был старым и неприметным. Лиам любил такие машины: безопасные и неброские. Такие, чтобы не бросались в глаза. Единственное, что от них требовалось, не считая нормального двигателя и стандартных функций безопасности, это работающий радиоприемник. Я бы предпочла ехать в тишине, но нам нужна была свежая информация о теракте и его последствиях.

Через час я потрясенно услышала запись собственного голоса – слова явно нарезали из множества моих выступлений: «Это возмездие за все преступления против „пси“». Еще через час я всерьез начала задумываться о том, чтобы расплавить магнитолу.

Единственной частотой, на которую мы смогли настроиться, оказалась не официальным радиоканалом этой зоны, а какой-то новой радиостанцией, которая явно вещала без санкции временного правительства. Она называлась «Радио Истина с Джимом Джонсоном». Там постоянно крутили программы, содержание которых становилось всe более омерзительным с каждым включением.

Я одновременно мучилась тревогой и нетерпением. Роман настоял, чтобы мы отдохнули в машине и выехали ночью. Но я так и не смогла уснуть. Потребность скорее отправиться в путь, добраться до Миссисипи, зудела во мне, не давая покоя. Даже если Руби там нет, это ее последнее известное местонахождение – единственная зацепка, что у нас была, убеждала я себя.

– Я хочу сказать, вы только послушайте – это невероятно. Просто послушайте, – сказал Джим Джонсон, и в его голосе прозвучало такое злорадство, что по коже пробежали мурашки.

И сразу же раздался другой голос. Это была Президент Круз.

«В свете террористического акта, совершенного в аэропорту, – чеканила она уверенными и рублеными фразами. Это был голос человека, который никогда не допускал ошибок, – я временно возлагаю на Защитников новые обязанности во имя безопасности нашей страны. Они смогут использовать все необходимые ресурсы, чтобы выследить этих… враждебных представителей „пси“, так называемый „Псионный круг“. Исходя из этого Защитники, если требует ситуация, получают право применять силу. Им предложат пройти новое специализированное обучение, принимая во внимание ту особую угрозу, которая возникает при контакте с носителями псионических способностей. Те, кто уже прошел подобное обучение ранее, получат необходимые полномочия в течение следующих двенадцати часов».

Только одна группа уже «проходила подобное обучение ранее»: бывшие СПП. От этой мысли я похолодела.

Но президент Круз продолжала говорить.

«В обмен на помощь в идентификации потенциальных членов этой внутренней террористической группировки, а также при получении любой информации, которая может быть предоставлена о прошлом этих „пси“, исполняющий обязанности генерального прокурора отзовет все обвинения против надзирателей, которые еще ожидают суда».

У меня перед глазами снова заплясали черные пятна, и если бы двухполосная дорога не была пустынной, я бы съехала на обочину, чтобы отдышаться и справиться с паникой. Меня не просто трясло – я пылала от ярости.

Лжецы.

Что она обещала всем нам? «Вам никогда не придется снова пережить те страдания, которые выпали на вашу долю в прошлом. Это новый мир, и он принадлежит вам, так же, как и любому из нас», – раздалось в моей голове.

Когда я вернусь в Вашингтон, мне предстоит невероятно много работы. Впервые за многие годы Круз услышит, как я говорю не по сценарию. В первый раз она услышит мой голос и мои мысли.

– На связи с нами не кто иной, как Джозеф Мур, кандидат в президенты от партии «На страже свободы». Мистер Мур, я невероятно рад снова слышать вас в нашем эфире.

– Как всегда я рад выступать у вас.

– В этих ужасных обстоятельствах можете ли вы подтвердить нашим слушателям, что ни вы, ни ваша семья не пострадали?

Мур глубоко вздохнул.

– Моя жена потрясена, а сотрудникам моего предвыборного штаба пришлось столкнуться с ужасной реальностью. Мы потеряли так много хороших людей. Единственное, что мы сейчас можем сделать, это почтить их память и добиться победы ради них.

– А что это за свист на заднем плане? – поинтересовалась Приянка. – Похоже, чувак решил изобразить скорбь, а кто-то отреагировал.

– Сегодня есть и хорошие новости: рейтинг временного президента падает. Вас это не удивляет? – продолжил ведущий.

– Конечно, нет. Круз наконец-то пришлось это принять: она увидела и неутешительные данные опросов, и угрожающие предзнаменования. Посмотрите-ка на ее любимых питомцев: одна оказалась во главе «Псионного круга», а другого наконец заставили распустить это жалкое подобие совета. Надеюсь, что мы еще долго о нем не услышим – пока его не закончат допрашивать.

Толстяк. Я вздрогнула, и машина вильнула вправо. Роман протянул руку, чтобы придержать руль.

– Простите, – выдохнула я. – Простите…

– Это твой друг? – спросил Роман. – Тот, которому ты звонила раньше?

Я кивнула.

– Мы тоже получали неподтвержденные сведения о роспуске Совета «пси», но почему вы считаете, что его главу допрашивают? – задал новый вопрос ведущий.

Значит, и до Толстяка добрались тоже. Наверное, его уже допросили сразу после взрыва, а потом позвонила я, тем самым подтвердив, что мы еще близки. И он может знать, куда я отправлюсь, кого я буду просить о помощи или об укрытии.

– А разве он – не связующее звено? Именно он – та самая ниточка, что ведет к Кимуре и даже к Дэйли и Стюарту, которых еще предстоит найти. Откуда нам знать, может, они тоже связаны с «Псионным кругом»? Может, он сливал им информацию? Вот какой вопрос я хочу задать.

«Нет, господи, нет…»

Находиться за рулем было невыносимо. Мне хотелось свернуться клубком хотя бы на секунду, спрятаться от этого ужаса.

Я не просто разрушила мечту Руби и Лиама. Кто-то воспользовался мной, чтобы уничтожить и Толстяка, и я была бессильна это предотвратить.

«Они не долго будут торжествовать», – подумала я, крепче вцепившись в руль.

– Круз придется признать правду, – захлебывался Мур, – это вопрос времени. В глубине души, уверен, она знает, что кукловоды из ООН разрушают страну, пытаясь сравнять ее с землей, вводя антиамериканские ограничения. У нее нет никаких шансов победить на выборах, если она не запустит какую-либо программу, которая перевоспитает «пси», научит, как стать членами нашего общества. Это всего лишь одно поколение, но ему не обязательно становиться потерянным. Вместо того чтобы списывать их со счетов, попросим их послужить на благо нашей страны. Разве в истории нет подобных примеров? Если они будут служить нашей стране, мы очистим от них улицы. Черт, может, мы даже вернем себе лидирующее положение в мировой политике.

– Ее нерешительность действительно заставляет задуматься: собирается ли вообще ООН выпустить нас из своей смертельной хватки. Запомните мои слова, они отменят эти выборы, не позволив вам победить.

– Какая чушь! – выпалила я.

– Давайте надеяться, что это неправда, – откликнулся Мур. – Но сейчас, я думаю, мы можем согласиться в одном: даже Грей был лучшим президентом…

Я ударила кулаком по кнопке регулировки громкости. Я хотела только выключить радио, но с костяшек пальцев сорвалась искра, перескочившая на дисплей. Раздался приятный щелчок, и Джозеф Мур заткнулся на полуслове.

Роман осторожно потыкал в кнопки, но как только голос ведущего послышался снова, выключил радио.

Я заставила себя дышать глубоко и медленно, пока сердцебиение не перестало отдаваться в ушах.

– Я понимаю, что нам нужно продолжать следить за ситуацией, – заговорила я.

– Сейчас мы не следили за ситуацией, а слушали разглагольствования мужика, который расхваливал себя за то, какой он умный и замечательный, – отметила Приянка. – Но почему Круз не сказала ни слова в твою защиту? Они даже не стали делать вид, что начали расследование.

Я так четко увидела картину происходящего, что удивилась, почему мне не пришло этого в голову раньше. И я будто ощутила присутствие Мэл.

– Сейчас я токсична для любого политика. Ей лучше не напоминать, что она хоть как-то связана со мной.

Но… когда я впервые услышала ее голос по радио несколько дней назад, она тоже не пыталась защитить меня или предположить, что у произошедшего может быть другое объяснение, и это глубоко ранило меня. Как ранит предательство.

– Офигеть, какой прекрасный выход из положения, – буркнул Роман.

– Прозвучало круто сильно, Роман Волков, – хмыкнула Приянка. – Если ты не выйдешь из себя, мы сделаем это за тебя. Как тебе такое?

– Волков, – повторила я. – Русская фамилия? Или украинская?

– Русская, – сказал он. – Моя семья родом из России.

Я кивнула.

– Но вы выросли здесь? Вы с Ланой?

– Ага, – подтвердила Приянка, но не стала вдаваться в подробности.

Справедливо. Я тоже не хотела рассказывать о своей семье, и я уже знала, что ребятам не повезло с приемными родителями.

– По большей части, – добавил парень и, словно почувствовав, что этого мало, добавил: – Это сложно. Я родился не здесь.

Вне пределов США было зафиксировано несколько случаев ОЮИН. Обычно дело обстояло так: мать ребенка побывала в Америке, пила там водопроводную воду, а потом возвращалась домой. Но существовали и другие варианты, например, если мать жила в Америке постоянно, но во время родов находилась в другой стране.

У меня были еще вопросы, но Роман уже отвернулся, уставившись в окно. Кулак прижат ко рту, а мысли витают где-то далеко.

– Не могу в это поверить, – немного помолчав, пробормотала Приянка. – Снять обвинения с надзирателей – самое хладнокровное жесткое решение, какое только может быть. Эта женщина никогда не была нам другом.

Нет, не была. Когда-то давно, в самом начале, мы все это понимали, но заключили сделку, договорились о партнерстве. Она оказалась той, кто захотел с нами сотрудничать. Она была человеком, которого я уважала.

– Знаешь, самое забавное насчет Круз в том…

Я осеклась.

– В чeм? – подсказала Приянка.

«Тебе больше не нужно следить за своими словами», – напомнила я себе. Но я слишком долго изо всех сил старалась представить временного президента в наилучшем свете, и говорить о ней все, что я думаю, вызывало почти физический дискомфорт.

– Единственная причина, по которой у Круз есть власть, – это мы. Детская лига вытащила ее из Лос-Анджелеса после взрыва. И она не попала в руки расставленных Греем военных патрулей, которые тут же арестовали бы ее за предательство, как других калифорнийских политиков. И тогда она стала работать с нами. Анабель Круз связалась с ООН, когда они уже были готовы ввести войска, – пояснила я. – Так что, да, скорее всего она нам не друг, но ее дочь – одна из нас, так что Президент Круз заинтересована в безопасности и благополучии для нас.

– Звучит логично, – согласилась Приянка. – Но если она и правда хочет удержаться у власти, разве ей не стоит делать то, чего от нее ждут?

– Как только пройдут выборы, все утихнет, – возразила я. – И как только я докажу свою невиновность, она отзовет эти указы. А сейчас нам нужно, чтобы Круз сделала всe, что поможет ей привлечь голоса и скинуть Мура.

– Будем надеяться, что ты не просчитаешься, – сказала Приянка, – но прямо сейчас всe выглядит так, будто мы – те самые шахматные фигуры, которых принесут в жертву первыми.

– Да ты даже в шахматы не играешь, – перебил ее Роман.

– Верно, – фыркнула Приянка. – Но я отлично умею придумывать аналогии.

Я покачала головой.

– Это просто политика.

Один из контрольно-пропускных пунктов на границе между Первой зоной и Второй находился в Бристоле, штат Вирджиния. По крайней мере, когда-то это было так.

– Уверена? – спросил Роман.

– Через этот КПП проезжало так мало машин, что его пару месяцев назад решили закрыть, оставив только камеру, и заодно протестировать сам процесс, – объяснила я. – Если туда не отправили специально кого-то, чтобы искать меня, мы сможем проехать. – В зеркале заднего вида я встретилась взглядом с Приянкой. – Ты сможешь это устроить, верно? Нам стоит сейчас подзарядить телефон, пока мы туда не поехали?

– Нет, все в порядке. – И Приянка помахала мне устройством. – Только одна камера? Удача, наконец-то мы встретились с тобой.

– Удача – явление не одушевленное, – поддел подругу Роман.

Приянка возмущенно посмотрела на него.

– Все знают, что Удача – женщина.

Вскоре оказалось, что удача, может, и женщина, но вести себя может как последний ублюдок.

Через пятнадцать километров мы заметили, что по дороге шарят лучи мощных прожекторов, установленных на полноценном, действующем пропускном пункте в Бристоле.

Который ничем не отличался от остальных, словно его и не пришлось спешно восстанавливать, когда меня объявили в розыск. Более того, этот КПП никогда и не закрывали. Вокруг укрепленных бетонных «карманов» для досмотра и примыкающих к ним административных зданий шло ограждение в несколько рядов, через него был пропущен электрический ток. Бронированные автомобили всех размеров, припаркованные вдоль шоссе, разделяли его на две полосы: одна проходила через две зоны досмотра, а другая выходила из них.

Сначала пропускные пункты сооружались из трейлеров, но постепенно обрастали инфраструктурой, укореняясь в почве бетонными основаниями, словно ножи, вонзившиеся в тело прекрасного пейзажа.

Эти здания специально делали устрашающими. Даже сейчас, проезжая мимо них далеко не в первый раз, я чувствовала себя так, будто каждое нарушение закона, совершенное мной за свою жизнь, тянет меня к земле.

– Может, ты перепутала даты? – осторожно предположила Приянка.

– Я произнесла об этом целую речь, – откликнулась я, разглядывая прожекторы. Все они были последней модели: блестящие, металлические, с плавными формами и встроенными камерами. И смотрелись так чужеродно на фоне сельского ландшафта. – Либо меня заставили соврать, либо этот пункт решили не закрывать, понадеявшись, что никто не узнает.

Все плохо – как ни посмотри.

– Еще идеи? – спросила Приянка.

– Только один вариант: идти пешком, – сказала я, подождав, пока приближающийся к нам беспилотник пролетит мимо и устремится дальше. – На той стороне найти новую машину и ехать дальше. У нас же есть еще одна канистра бензина, верно?

Мы одновременно открыли двери и вышли в ночь. Роман старательно собрал все, что лежало в багажнике, прихватив даже болторез, который там оставил Лиам.

Я уже собиралась захлопнуть водительскую дверцу, но Роман кинул мне небольшую тряпку.

– Лучше их стереть, – сказал парень.

Я непонимающе уставилась на него.

– Отпечатки. – Роман произнес это слово мягко, как бы извиняясь, будто пытался смягчить смысл сказанного.

Беглая преступница.

– Ох. Верно. – До этого парень все делал сам.

– Не переживай, – бросила Приянка, прислонившись к машине. – Потом будет проще.

Я быстро протерла полотенцем рулевое колесо и приборную панель, а затем принялась уничтожать отпечатки на дверях и кузове.

– Что именно?

– Делать то, что кажется неправильным, ради верной цели. – Приянка всмотрелась в огни пропускного пункта. – В конце концов, понимаешь, что жить можно только по правилам, которые создаешь для себя сам.

– Ты можешь прикрыться обстоятельствами. Но жить так всегда невозможно, – возразила я. – Люди должны отвечать за свои поступки. Должна быть система. Мы заботимся о ней, а она заботится о нас.

– Возможно, – согласилась она без капли иронии в голосе. – Хотя я не знаю. Но в последнее время вести себя ответственно означает самому набросить себе на шею петлю и надеяться, что люди, которые нас ненавидят, не станут ее затягивать. Если система порочна, как ее исправить, если ты сам заперт внутри нее?

– Но если у этой системы есть потенциал, разве не стоит все же попытаться что-то сделать? Или ты предлагаешь полностью ее разрушить, понадеявшись, что следующая попытка будет лучше? – спросила я. – Я лучше буду работать с тем, что есть, и даже в неидеальной системе попытаюсь создать пространство для себя, чем выйду из игры, вообще отказавшись участвовать.

Роман подошел ближе, глядя на нас обеих с легким беспокойством. Но это была скорее дискуссия, чем ссора. Приянка подтвердила это, приобняв меня за плечи.

– А ты как думаешь? – спросила я парня с искренним любопытством.

Как обычно он тщательно обдумал слова, прежде чем заговорить.

– Иногда разорвать порочный круг – означает разрушить систему, – сказал Роман. – Но разрушая систему, ты всегда разрываешь порочный круг. Разница лишь в степени уверенности.

– Мы, конечно, можем философствовать и дальше, – проговорила Приянка, забирая у него канистру с бензином. – Но давайте-ка попытаемся перейти границу, пока на шоссе не появился какой-нибудь патруль.

Вслед за Романом, который двигался почти бесшумно, мы углубились в лес по правую руку от шоссе. Я ожидала, что мы просто отойдем подальше от дороги, так, чтобы нас нельзя было заметить от зданий КПП. Но мы продолжали пробираться все глубже в лес и шли так долго, что я стерла себе ноги до кровавых мозолей.

Постепенно глаза привыкли к кромешной тьме. Сначала я начала различать очертания деревьев и высокую фигуру Романа, потом смогла даже рассмотреть прожилки на листьях и складки на футболке, прилипшей к мускулистому телу парня.

– Хочешь, Роман покажет фокус? – прошептала Приянка, которая явно заскучала.

Я подняла брови.

– Эй, Ро, который час? – спросила она как можно более непринужденным голосом.

– Нет. Мне не нравится эта игра, – сообщил он.

– Это не игра, – торжественно поклялась она. – Я просто хочу знать. Есть причина.

Роман с подозрением оглянулся на нее, придерживая лямки рюкзака.

– Причина?

– Действительно, по-настоящему важная причина.

Он еще раз оглянулся на нее, а затем поднял взгляд к небу:

– Час тридцать пять.

Как только парень повернулся к ней спиной, Приянка достала телефон-раскладушку и с торжествующим видом показала мне цифры на его экране. 1:36 утра.

Я фыркнула, что заставило Романа еще раз оглянуться.

– Мошку… проглотила, – пояснила я. – Может, мы уже достаточно далеко забрались? Ты ищешь какую-то конкретную секцию ограждения?

Он передвинул повыше рюкзак с припасами, потом отцепил от него болторез.

– Нет. Просто надеюсь найти секцию, где нет заграждения.

– Почему? – спросила я. – У нас есть болторез.

– Потому что, – тихо сказал он, – портить правительственную собственность и переходить границу между зонами без разрешения – это тяжкое преступление.

Ох.

Приянка внезапно принялась изучать что-то чрезвычайно интересное в своем телефоне.

Я скрестила руки на груди, пытаясь придумать ответ. Конечно, он заметил, как я реагирую на такие вещи и как мне становится не по себе. Роман почти ничего не упускал – или вообще ничего. Я много времени провела под прицелом камер, на глазах у тысяч слушателей. Я знала, каково это – когда тебя знают. Но он видел меня насквозь.

– Так вот что тебя волнует? – небрежно проговорила я. – Для той, кого уже обвинили в убийстве, измене и терроризме, нелегально перейти границу легче легкого? Вот, давай я все сделаю сама. – Я протянула руку к болторезу.

Тогда, глядя в камеру беспилотника, я сказала именно то, что думала. Сейчас, когда мои друзья пропали или вынуждены скрываться, а моя репутация уничтожена, мне нечего было терять. У меня еще оставался шанс вернуться в правительство, восстановить справедливость. И вероятно, когда-нибудь в будущем это произойдет,но мы находились в настоящем. И нужно было просто делать то, что я должна, чтобы двигаться дальше.

– Давай, все же я? – предложил Роман. – Я не настолько хорошо себя контролирую, как ты, но могу попробовать. По крайней мере, тогда тебе не придется брать на себя и это тоже.

– Все в порядке, – сказала я ему. – Я хочу это сделать.

Что заставило меня решиться? Возможно, его обеспокоенное выражение лица, то, как он сжимал кулаки, прижимая их к себе, этот жест доброты. Электричество, гудевшее в сетке ограждения. Мое сердце отзывалось на это встревоженными толчками.

Я приподнялась на цыпочки и прижалась губами к щеке Романа. Какое незнакомое ощущение – грубая шершавость его отрастающей щетины. Его кожа была теплой, и я отпрянула не сразу, впитывая запах кожаных сидений машины и зеленых лесов, окружающих нас.

Я вытянула болторез из его руки и сделала шаг назад. Ощущение тепла исчезло, но осталось ошеломительное нежное притяжение. И мне снова стало неловко, как и в первый раз, когда я его ощутила. Парень молча смотрел, как я двинулась в ту сторону, откуда исходил зов электрической решетки.

Стена у контрольно-пропускного пункта была три с половиной метра высотой, здесь – на целый метр меньше. Но электрический заряд, что проносился по ней, не стал менее притягательным для меня или менее опасным для моих друзей. Когда я подошла ближе, он словно сошел с ума, как восторженный пес. Серебряная нить в моем сознании соединилась с ним, оттянув от секции, которая была передо мной.

Мы должны перебраться на другую сторону – вот что было важно сейчас. А еще я наконец-то могла дать волю эмоциям – разозлиться, взбеситься из-за того, что столкнулась с очередной ложью, и теперь этот пропускной пункт, который никто не собирался закрывать, оказался очередным препятствием у меня на пути.

Я подняла болторез и решительно перерезала первую полосу металла.

Закончив, я отпихнула ногой свисающие куски и первой пролезла в дыру. Касаясь одной рукой решетки, я махнула другой остальным. Не отрывая взгляда от моего лица, в отверстие сначала протиснулся Роман, Приянка, явно впечатленная, длинно присвистнула.

Когда ребята отошли подальше, я еще раз посмотрела на дело своих рук.

И показала решетке средний палец.

«Видишь что-нибудь внутри?» -сквозь треск послышался из динамика голос Романа, когда мы с Приянкой подходили к темно-синему «седану». Несмотря на все мои возражения, Лиза заставила нас взять один комплект раций с собой, и я была ей обязана. Как никогда.

– Еще нет, – ответила Приянка. – По крайней мере, никакого движения.

Координаты спутникового снимка оказались верными. Вот только машина была припаркована не в чистом поле, а ровно в центре большой асфальтированной стоянки, какие обычно строят перед супермаркетами или огромными торговыми центрами. Она должна была иметь какое-то назначение. Но рядом с ней был всего лишь бетонный фундамент и валялись обломки досок и тлеющие угли.

– Жутковато выглядит, верно? – протянула Приянка. Мне приходилось бежать трусцой, чтобы поспевать за ее длинными ногами – Не так чтобы очень, но жутковато.

Воздух был таким тяжелым и влажным, что казалось, будто он с шипением расступался перед нами. Волосы завились и прилипли к щекам и к шее. Приянка купила нам всем завтрак в Waffle House, и во рту все еще ощущался сладковатый привкус сиропа и солоноватого пота, который выступил на верхней губе.

Не обращая внимания на жару, которая грозила расплавить все живое, я напряженно шагала к машине. И к тому моменту, когда мы подошли так близко, чтобы различить очертания сидений, я едва могла дышать.

Она не в машине. Она не может оказаться в этой машине.

Роман дал мне один из пистолетов, которые мы взяли в Убежище, и я не выпускала его из рук. Мы приблизились к машине сзади, и я подняла оружие, прицеливаясь.

Я кивнула Приянке, и она подскочила к машине с пассажирской стороны. а я с водительской. Аккумулятор сдох, я не чувствовала ни искорки электричества – только рацию в ее руке. Похоже, это не было ловушкой.

Автомобиль оказался не заперт. Я распахнула дверцу, и меня обдало волной горячего, застоявшегося воздуха. В подстаканнике лежал смятый пакетик с остатками M amp;M's. В замке зажигания торчал ключ. В кармане на двери осталась пустая бутылка из-под воды.

Я опустилась на водительское сиденье, вдыхая тяжелый воздух. Закрыв глаза, я попыталась представить, как Руби сидит на этом самом месте. Зеленые глаза смотрят вперед.

Что же ты здесь делала?

Зачем вообще было одной приезжать в такое место?

– Мне открыть багажник? – осторожно спросила Приянка.

– О боже, – прошептала я. – Об этом… об этом я даже не подумала.

– Не знаю, станет ли тебе от этого легче, но мой небольшой опыт общения с трупами показывает, что это мы бы уже почувствовали, – сказала девушка. По лицу и шее Приянки стекал пот, и ее густые курчавые волосы завивались еще сильнее.

Я кивнула, положив руки на руль. Машина качнулась, и я увидела поднятую крышку багажника в зеркале заднего вида.

«Пожалуйста, – подумала я. – Пожалуйста…»

– Пусто, – воскликнула Приянка. – О, погоди-ка…

Услышав удивление в ее голосе, я вылетела из машины.

Приянка схватила меня за руку и потянула за собой. Багажник и правда был пустым. Снаружи машина была покрыта тонким слоем пыли, кое-где ее смыл недавний дождь, но салон был практически чистым.

– Нет, посмотри… – В днище багажника виднелась щель отсека, в котором хранилась «запаска». Приянка откинула крышку, и мы увидели пистолет. Поддельные удостоверения личности. И мобильник Руби.

– Вижу пыль примерно в пяти милях от вас, – прохрипела рация. – Кто-то приближается.

Я забрала всe, что мы обнаружили, и закрыла машину. Наши шаги громко отдавались от потрескавшейся от жары поверхности асфальта, пока мы снова не вышли на грунтовую дорогу.

Роман спрятал нашу собственную машину на заброшенной газозаправочной станции в полутора километрах отсюда. Заметив нас, парень опустил бинокль – оценивая расстояние – а потом снова поднял его к глазам и принялся рассматривать дорогу у нас за спиной.

Быстро оглянувшись, я заметила вспышки красного и синего, пробивавшиеся сквозь завесу пыли.

Резко ускорив шаг, мы добежали до машины и, пригнувшись, спрятались за ней рядом с Романом.

– Нужно уходить, – прошипела Приянка. – Сейчас же!

– Нет, они заворачивают на парковку, – проговорил парень. – Нужно подождать, пока они не уедут.

На наших глазах машины въехали на асфальтированную площадку и окружили автомобиль Руби.

– Дай я посмотрю.

Моргая, я пыталась приспособиться к увеличению. Люди в форме, окружающие заброшенный «седан» с пистолетами наготове. Странная компания: миротворцы ООН, ФБР, Защитники и…

Вайда.

Ее темная кожа блестела на солнце, но я мгновенно узнала ее по цвету волос и прическе. Вайда отказалась от своих невероятных цветовых пристрастий несколько лет назад, когда ее назначили особым помощником временного руководителя ФБР. Новая прическа мне сразу не понравилась. И сейчас, когда Вайда в стильном, строгом костюме раздавала приказы офицерам, мне казалось, что я шпионю за незнакомкой.

Я опустила бинокль, чувствуя, как сжимается горло.

– Как они смогли найти машину? – прошептала Приянка. – За нами не было слежки…

– Может, нашли детей из Убежища? – нахмурившись, предположил Роман.

Я покачала головой. Даже в самой неясной ситуации я могла быть уверена в одном.

– Вайда никогда не подпустит к ним правительство. Если она добралась до Убежища и догадалась, на чем мы уехали, то наверняка сообразила, как связаться с отчимом Лиама, Гарри. Возможно, он рассказал ей все, что знает. И ей пришлось выдать что-то правительству, чтобы отвести подозрения от себя самой.

А может, она просто не верит в твою невиновность.

– Я собираюсь включить его, – сказала Приянка, глядя на телефон Руби. – Давайте надеяться, что он не испортился от жары.

Нырнув в салон, девушка принялась рыться в карманах сидений в поисках зарядки и зашипела, врезавшись головой в поручень на потолке машины.

– Вайда умнее всех, кого я знаю, – сообщила я Роману. – И возможно, самая сильная. Она сможет справиться с чем угодно.

Это была правда, с какой стороны ни посмотри. Возможно, Толстяк и прочел кучу ученых книг, но у Вайды было врожденное понимание того, как устроен мир. Она отлично соображала и умела мгновенно выделять главное в любой ситуации и применять это знание на практике. Я не раз с завистью наблюдала за тем, как она это делает.

Роман кивнул.

– Ей приходится быть такой, чтобы не отставать от тебя.

Мысль о том, что Вайде приходится догонять кого-то из нас, показалась такой нелепой, что я чуть не рассмеялась. Нет, оказываясь в критических обстоятельствах, Вайда безжалостно задавала темп, а мы должны были радоваться, если хотя бы не теряли ее из виду.

– Она вам понравится, – сказала я, пытаясь прогнать мрачные мысли. – Нет, беру свои слова обратно. Вы будете слегка ошарашены. Но вы понравитесь ей, как только продемонстрируете свои способности в сочетании с должной степенью почтения.

– Принято.

Я снова подняла бинокль. Все двери машины Руби были открыты, в салоне шел обыск. Вайда держалась поодаль, прижав телефон к уху и расхаживая взад-вперед с нетерпением льва, ожидающего кормления.

Да, мои друзья изменились – нам всем приходится меняться, в большом и в малом. Но с этим я могла справиться. Гораздо тяжелее было замечать в них что-то от себя прежних, по которым я так сильно скучала.

– Она отправилась искать Руби и Лиама в одиночку.

Мне было по-прежнему больно оттого, что ни она, ни Толстяк ничего не сказали мне о случившемся, пока уже не стало слишком поздно.

– А когда я говорила с ней в Убежище, она находилась в Вашингтоне и рядом торчали другие агенты. Должно быть, случилось что-то еще, и ей пришлось появиться здесь, чтобы вести поиски вместе с властями.

Я передала бинокль Роману, потому что больше не могла на это смотреть.

– Возможно, это твой друг Чарльз сообщил властям, что Лиам и Руби пропали, потому что беспокоился, не случилось ли с ними беды, – предположил парень. – Чтобы использовать их возможности. Или, может, кому-то из них удалось убедить правительство в том, что Лиам и Руби не связаны с «Псионным кругом» и недавними терактами. Или… не знаю. Что ты думаешь?

В этом-то и было дело. Я привыкла понимать их лучше, чем даже саму себя – настолько хорошо, чтобы точно догадаться, почему Толстяк и Вайда ведут себя так. Я должна была с тысячапроцентной уверенностью знать, что они собираются сделать и как.

Но я не знала.

– Руби и Лиам не связаны с «Псионным кругом», верно? – внезапно спросила я. – Или существуют какие-то признаки их участия? Может, упоминались их имена? Хорошо бы кое-что узнать о секретной организации, которой я, по слухам, руковожу.

Не знаю, почему я не подумала об этом раньше, но если Руби не была связана с «Псионным кругом», то представляла для них лакомый кусок. И если она не стала присоединяться к ним добровольно, ее могли заставить. Способности Руби усложняли задачу, но от этого она не становилась невозможной. Тем более если Руби оказалась у них в руках.

Или если Лана воспользовалась своими способностями.

Вместо того чтобы поднести бинокль к глазам, Роман крутил его в руках. Он не хотел рассказывать о «Псионном круге», пытаясь защитить меня. Но мне необходимо было знать.

– Я никогда не слышал упоминания их имен в связи с этой организацией.

– Какого рода операции они проводили? – не отступала я. – Неужели все, что о них говорилось, правда? Кто в них участвовал?

– Взрослые… они использовали кодовые имена. Обычно это были незначительные акты неповиновения. В новостях все врали. Ни на что большее, как мне кажется, не было ресурсов.

– Хорошо, – кивнула я. – Уверена, эта шумиха вокруг немало их порадовала. Надеюсь, мне удастся открыть миру правду, прежде чем им припишут нечто еще более масштабное.

Его лицо было серым от пыли и влажным от пота, а вьющиеся каштановые волосы потемнели. Роман потер обгоревшую на солнце щеку о плечо, и я снова заметила тот небольшой шрам на его подбородке.

Громкий стук в заднее стекло заставил меня подпрыгнуть. Приянка уставилась на нас сквозь тонированное стекло, подняв бровь.

– Давайте, ребятки, нужно объединить наши могучие умы, чтобы взломать ее пароль.

– Ноль – пять – один – ноль, – сказала я, забираясь на водительское сиденье.

– А вот и нет, – откликнулась Приянка, но все же решила проверить. – Блин, и правда. И совсем не смешно. А что такое ноль-пять-один-ноль?

– День рождения Лиама.

– Как мило. Но для пароля абсолютно не подходит.

В последний раз взглянув в бинокль, Роман присоединился к нам, заняв свое обычное место на переднем пассажирском сиденье.

– Машину увозят. Через несколько минут все будет чисто.

– Ладно, здесь только одно сообщение. «Возвращайся домой. Не оставляй всe так», – прочитала Приянка. Но номер показывается как заблокированный.

– Тогда это, наверное, Лиам, – проговорила я, ощущая, как тошнота сворачивается клубком где-то внутри.

«Не оставляй всe так»? Не оставляй что? Убежище? Его?

Всех нас?

– Она искала какие-то адреса?

Приянка тихонько хмыкнула. Я почувствовала, как Роман смотрит на меня, но не могла заставить себя поднять глаза, чтобы увидеть, что заключается в этом взгляде.

– Сейчас посмотрим… Райли, Тампа, Джексонвиль, Нэшвилл… – Девушка прокручивала список. – Погоди-ка. Один адрес повторяется по меньшей мере четыре или пять раз. В Чарльстоне. Зу, знаешь его?

Она протянула мне телефон, показывая большим пальцем на нужную строчку. Когда я увидела название улицы, моя кровь словно превратилась в лед.

«Руби, – подумала я. – Руби, что же ты делаешь?»

– Да, знаю. Именно там держат Клэнси Грея.