Счастливые зомби

На двери в класс висела, как занавес, рождественская гирлянда. Свет от красных, желтых и зеленых лампочек пульсировал в такт музыке. Парты со стульями оказались сдвинуты к стенам, а центр класса превратился в танцплощадку. Там было пусто. Зато у стола с чипсами и попкорном народу было полно. И у стола с напитками тоже.

Я стоял в дверях, оценивая обстановку. Майя с Мариам и еще несколько девчонок занимались тем, что подбрасывали в воздух попкорн и пытались поймать его ртом. Я поскорее отвернулся от них, а то Майя еще решит, что я слежу за ней. У стола с напитками стоял Хьюго с парнями из нашего класса. Туда я и двинулся.

На мне была надета синяя футболка. Я уже тысячу раз надевал ее в школу, так что был полностью уверен, что с ней все в порядке. Новая рубашка осталась висеть дома в шкафу. Но теперь угадайте, что было надето на Хьюго? Рубашка в сине-зеленую клетку, точь-в-точь какую купила мне мама.

– Ну, идите же танцевать! Что же вы стоите? – надрывался чей-то папа.

Он должен был смотреть за порядком в классе, поэтому я мысленно обозвал его «классным папой». Сам «классный папа» танцевать не собирался – только махал нам руками и бодро улыбался.

Мама сделала мне одолжение и пообещала не надевать на себя приобретенное вчера чудо дизайнерской мысли. Сейчас она была в коридоре. Я с беспокойством покосился на дверь, но мамы пока видно не было.

– Может, музыку другую поставим? – все пытался растормошить нас «классный папа».

Народ с энтузиазмом воспринял эту идею. Многие считали себя профи в музыке, и теперь каждый второй горел желанием поставить чего-нибудь этакое. Я тоже втерся в шумную толпу спорящих одноклассников, хотя что-что, а качество музыки волновало меня меньше всего. Просто мне хотелось казаться чем-то занятым, не выкидывая при этом никаких сумасшедших фокусов. Да, мне хотелось быть со всеми и быть как все. Главное, чтобы мне не взбрело в голову предложить, к примеру, станцевать вальс. И ничего, что в плей-листе не было ничего похожего на вальсы. В своих фантазиях мне виделось, как я выбираю что-нибудь размеренно-спокойное, включаю, подхожу к Майе и с поклоном произношу: «Разрешите пригласить вас на танец, моя дорогая».

Нет, нет, прочь глупые мысли! Я затряс головой и изо всех сил попытался прикинуться заинтересованным, пока другие спорили о последних хитах. Тут неожиданно грянул Майкл Джексон, и споры сразу прекратились. Почти все двинули на танцпол и принялись изображать зомби. «Классный папа» выглядел довольным. Я встряхнулся, чувствуя, что во мне просыпается желание тоже побыть немножко зомби. Мы с Хьюго много раз включали эту композицию у него дома, так что по части танцев зомби у меня было все о’кей. Тем более когда все вокруг были заняты именно этим. Изображая зомби, нетрудно слиться с толпой других зомби.

– Классная рубашка, – произнес чей-то голос рядом.

Это была Майя. Она смотрела на Хьюго и щупала его рубашку.

– Спасибо, – смутился Хьюго. – Она совсем новая.

– Очень милая, – промурлыкала Майя. – Потанцуем?

И они пошли танцевать. Зомби-блондинка с зомби в сине-зеленую клетку. Выглядели они счастливыми. Zombies in love.

Я принялся слегка пританцовывать на месте. Все танцевали кто во что горазд, так что все было о’кей. За одной композицией Майкла Джексона последовала другая. Под эту музыку мы с Хьюго, когда были поменьше, разучивали знаменитую «лунную походку». Кое-кто, оказывается, тоже про нее вспомнил.

Несколько одноклассников продолжили дергаться, как ожившие мертвецы, зато остальные попытались изобразить скользящий шаг назад. Получалось у них так себе, и я почувствовал горячее желание обставить их всех. Не зря же мы с Хьюго столько тренировались. Я попытался сконцентрироваться на ритме, пока не почувствовал, что музыка сама потекла по моему телу. И у меня пошло! Каждое подергивание плеча, каждое покачивание бедра, каждый шаг «лунной походки» был как надо. Ду-ду, ду-ду! Я увидел свое отражение в темном оконном стекле – наступила ночь. Я был как тень, которая скользила по кругу, слившись в такт с музыкой. Я был единственным, у кого получалось! Мне не хватало только шляпы и перчаток, чтобы стать настоящим Майклом Джексоном. Я крутанулся на месте и – Yes!

Вдруг я понял, что двигаюсь с закрытыми глазами. Так мне было удобнее сохранять концентрацию, но хуже удавалось держать равновесие. Когда я, двигаясь «лунной походкой», пересек всю танцплощадку, то неожиданно направился в сторону еды и напитков. Крутанувшись на месте, я со всего маху врезался в ближайший ко мне стол. Стол опрокинулся, и под шорох чипсов я поехал по полу, а блюдо с попкорном взлетело в воздух и взорвалось мне вслед, как настоящая бомба из попкорна.

– Ой! – вскрикнул «классный папа» и уменьшил громкость.

Все уставились на меня. Посидев немного на горе из чипсов, я вскочил, чувствуя, что щеки превращаются по цвету в два огнетушителя.

– Ты как? – испуганно спросил меня «классный папа».

– Ничего страшного, – как можно небрежнее ответил я.

Я запустил пальцы в волосы, и попкорн посыпался дождем вниз.

– Пожалуй, мне в туалет надо, – пробормотал я и пулей вылетел из класса.

Позади раздался хохот. Влетев в туалет, я запер дверь и уставился на себя в зеркало. Ну и видок у меня: глаза перепуганные, щеки горят, как лампочки от гирлянды, к волосам, сбрызнутым лаком, пристала пара зерен попкорна… Я вытащил их из головы и взглянул поближе. В сущности, побывать на полу они не успели, поэтому я отправил их в рот. На вкус одно из них оказалось соленым, а другое – сладким, но оба с неожиданным привкусом лака для волос.

Вздохнув, я опустился на сиденье унитаза. Интересно, может, мне провести остаток вечера в туалете? А то неизвестно, что еще может случиться, если я снова приближусь к танцплощадке или блюду с попкорном.

Через дверь доносился грохот музыки. От нечего делать я попробовал сложить самолетик из бумажного полотенца. Не вышло. Тогда я отмотал туалетной бумаги и замотал ей свою руку. Выглядело как повязка на раненом бойце. А что, подходит. Я и есть раненый. Только не в руку. Скорее в сердце. Я сидел в туалете, сгорая от стыда, и чувствовал себя жутко одиноким. С горя я забрал весь рулон бумаги и, встав перед зеркалом, принялся всего себя обматывать. Вдобавок я скорчил гримасу, будто испытываю страшные боли. «Ай-ай-ай!» – произнес я одними губами. Не кричать же по-настоящему, а то чего доброго услышат.

Я приложил ухо к двери и прислушался. Звучала музыка, все танцевали. Хьюго, Майя и другие ребята.

Хьюго и Майя… Я попытался понять, ревную я или нет. Может, я всего-навсего сержусь на Хьюго из-за того, что он был тем, с кем сейчас танцевала Майя, или из-за того, что он влюбился в Майю, а не в Мариам. Но ведь я же никогда не говорил с ним о своих чувствах. Может быть, потому, что я сам толком не понимал, что я чувствую.

Я опять принялся изучать свое отражение. Выглядел я как неудачно сделанная мумия. Тут в голову мне пришла веселая мысль. Такой замотанный я запросто сойду за зомби. А раз так, то я могу выйти наружу и прогуляться среди других зомби.

«Нет, Оскар, перестань!» – прошептал я сам себе.

«Ну и что плохого в том, что ты дашь волю своей фантазии?» – возразил мне внутренний голос.

К счастью, мне еще удавалось сдерживать себя. Я принялся выпутываться из туалетной бумаги. Как назло, бумага попалась на редкость прочная и рвалась с трудом. Наверное, она была какого-то эксклюзивного качества. Я весь взмок, пока содрал ее с себя.

Кто-то застучал в дверь:

– Оскар? Оскар, ты там?

Это был мамин голос.

– Он что, до Рождества там собирается сидеть?

Это был уже голос Ниссе.

Я сорвал с себя последний кусок бумаги и утрамбовал все в мусорную корзину. Потом спустил воду в унитазе и, немного выждав, вышел наружу.

– Ну наконец-то, – произнес Ниссе и проскользнул мимо меня внутрь.

– Оскар, ты как? – спросила мама.

– Я… я чувствую себя не очень хорошо, – честно признался я.

И это было почти правдой.

– Бедный старик, – начала мама и протянула ко мне руки, чтобы обнять.

– Я домой пойду, – сказал я и рванул за курткой.

– Бедный старик, – повторила мама.

– Перестань, – отмахнулся я. – Никакой я не старик.

– Ну, конечно, – улыбнулась мама. – Но я должна проводить тебя…

– Ничего страшного со мной не случится, – перебил я ее. – Папа уже дома, а ты должна остаться и смотреть за порядком в классе.

Мариам и еще несколько девчонок выскочили в коридор как раз в тот момент, когда я открывал дверь на лестничную площадку. Вид у них был разгоряченный, и они беспрестанно хихикали.

– Уже уходишь? – спросила у меня Мариам.

– Я не очень хорошо себя чувствую, – пробормотал я.

– Да, я вижу, – хихикнула Мариам и помахала мне рукой.

Последнее, что я заметил, перед тем как уйти, было то, что в классе приглушили свет и уменьшили громкость музыки. В толпе на танцплощадке я различил две руки в сине-зеленую клетку, лежавшие на чьей-то спине поверх блестящих светлых волос.

Я рванул вниз по лестнице. Каждый мой шаг отдавался эхом, ведь я мчался по лестнице с самой лучшей акустикой в мире. Ха! Не дождетесь, что запою. Но, увидев свое отражение в оконном стекле, я резко затормозил. Длинная лента туалетной бумаги болталась на шее и свисала с плеча. Обрывок торчал в волосах. Я сгреб все, скатал в маленький шарик и, запулив его подальше, выскочил во двор.

На улице было темно. От холодного воздуха моментально замерз нос, ботинки заскользили по асфальту. Я вышел за ворота школы и отправился домой. В свете уличных фонарей я увидел, как неожиданно пошел снег. Первые снежинки медленно опустились на землю и легли на тротуар, а за ними полетели еще и еще, и вскоре весь воздух побелел от пушистых хлопьев. Это было по-настоящему красиво. Только вот почему-то я почувствовал себя еще более одиноким.