Эпилог
Худовы духи открыли
войско нестройное.
Шёпоты смерти
в хлопанье крыльев.
Грустная мелодия обладает
особой красой, ибо песнь разрушения
плодородна.
Сжимая в руках глиняную бутылочку, молодая вдова вышла из юрты лошадницы и побрела по разнотравью за стойбищем. Небо над головой было пустынным и казалось женщине безжизненным. Она тяжело ступала босыми ногами, приминая пожелтевшую траву.
Пройдя тридцать шагов, женщина остановилась и опустилась на колени. Она смотрела на безбрежную Виканскую равнину, сложив руки на раздутом животе. Бутылочка лошадницы казалась тёплой и гладкой в мозолистой ладони.
Поиск завершился, вывод был неизбежным. Ребёнок у неё во чреве был… пуст. Существо без души. Перед внутренним взором женщины возникло бледное, покрытое бисеринками пота лицо лошадницы, вновь зазвучали, как ветер, слова: Даже колдун должен оседлать душу — дети, которых они взяли, ничем не отличались от прочих. Ты понимаешь? То, что зреет в тебе, не имеет… ничего. Это создание проклято — почему, ведомо лишь самим духам.
Дитя в твоём чреве нужно вернуть земле.
Женщина выдернула пробку. Придёт боль — сначала, затем — прохладное онемение. Никто в стойбище не будет смотреть, все отведут глаза в этот миг позора.
Горизонт на севере заволокла грозовая туча. Она росла, приближалась — тёмная и громадная.
Вдова поднесла бутылочку к губам.
Рука метнулась у неё над плечом и схватила за запястье. Молодая женщина вскрикнула, развернулась и увидела лошадницу — та тяжело дышала и смотрела широко распахнутыми глазами на грозовую тучу. Бутылочка упала на землю. Люди со всего стойбища бежали к двум женщинам.
Вдова смотрела на морщинистое лицо старухи, видела страх и… надежду?
— Что? Что случилось?
Лошадница, казалось, не могла говорить. Только продолжала смотреть на север.
Грозовая туча залила тенью ближние холмы. Вдова повернулась и ахнула. Это была не туча. Вьющаяся, бурлящая масса черноты мчалась на них, словно великан, от неё отделялись побеги, затем снова вливались в основное облако.
Вдову охватил ужас. Боль вспыхнула в руке там, где её сжимала лошадница, — так сильно, что казалось, вот-вот сломается кость.
Мухи! Ох, нижние духи, — это мухи…
Туча приближалась — рокочущая, гремящая, ужасная.
Лошадница закричала от невыразимой боли, будто давала голос тысяче скорбящих душ. Выпустив руку вдовы, она рухнула на колени.
Сердце молодой женщины вдруг заколотилось, она поняла.
У неё в животе шевельнулся ребёнок.
Так заканчивается второе сказанье из Малазанской Книги Павших