13

— Лазарь, Лазарь, ты меня слышишь?

Томас склонился над маленькой фигурой на мостовой, за его спиной толпились и толкались чужие люди. Из ран Алькобы неудержимо текла кровь. Несколько пуль попали ему в грудь и в живот. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами. И рот больше не дергался в нервном тике.

— Лазарь… — простонал Томас Ливен.

И тут маленький горбун открыл глаза. Зрачки были уже затуманены, однако Лазарь узнал склонившегося над ним. Он прохрипел:

— Жан, удирай, удирай по-быстрому, это ведь предназначалось тебе…

Поток крови хлынул из его рта.

— Тебе нельзя говорить, Лазарь, — умолял Томас своего друга. Но горбун прошептал:

— Парень окликнул Леблана, прежде чем… Он принял меня за тебя…

Слезы подступили к глазам Томаса, слезы ненависти и скорби.

— Не надо говорить, Лазарь… Сейчас будет врач… Они прооперируют тебя…

— Это… уже поздно… — горбун взглянул на Томаса и вдруг ухмыльнулся лукаво и хитро, с трудом выдавив из себя:

— Жаль, малыш… Мы могли бы провернуть вместе столько дел, и каких…

Затем ухмылку стерло с лица. Глаза потухли.

Когда Томас Ливен поднялся, оставив своего друга, люди расступались перед ним, молча пропуская его. Они видели, что он плакал.

Сквозь завесу слез Томас разглядел Шанталь и Перейру, стоявших в стороне от возбужденной толпы. Шатаясь, он направился к ним. Он споткнулся и упал бы, не подхвати его художник.

С улицы во двор вбежали два полицейских и врач. Пока тот обследовал мертвого, все собравшиеся заговорили с полицейскими. Стекались все новые любопытные, звонкая разноголосица наполнила старый двор.

Томас вытер глаза и посмотрел на Шанталь. Он понял: если сейчас, сию минуту, он не примет решение, будет поздно. Доля секунды, достаточная, чтобы мигнуть ей, решила его судьбу…

Две минуты спустя из рассказов возбужденных свидетелей полицейские поняли, что какой-то незнакомый мужчина принял участие в умирающем и говорил с ним последний.

— Где этот человек?

— Туда ушел! — крикнула какая-то старуха. Скрюченным пальцем она показала на подъезд флигеля. Возле него стоял художник Перейра.

— Эй, вы, там! — крикнул полицейский. — Где тот человек, который разговаривал с умирающим?

— Понятия не имею, — сказал Перейра.

Врач прикрыл глаза убитому. В смерти некрасивое лицо Лазаря Алькобы было полно достоинства.