36. Война нервов

Когда из хозяйства Коса и Калиты пришло первое радиодонесение о появлении «Херменегильды», генерал хотел вызвать на подмогу батальон советской морской пехоты.

Но, прежде чем ему удалось связаться по телефону, он получил дополнительное донесение о небольшой численности десанта. Поэтому генерал изменил решение и ограничился лишь предупреждением соседей о возможных атаках противника с суши в направлении моря.

Он считал, что не имеет права просить подкрепления, так как сил, которыми он располагал, должно было наверняка хватить, чтобы если уж не разгромить и пленить остатки противника, то задержать его. Нет, он не позволит ему улизнуть, унося с собой тайну. Генерал был почти уверен, что речь идет о документах, брошенных гитлеровцами во время бегства. Чем ближе был конец войны, тем старательней они заметали следы, сжигали или вывозили архивы ближе к западному фронту. А ведь здесь, в Поморье, командовал сам Гиммлер, и он мог оставить тут что-нибудь интересное. А может быть, отсюда не успел убежать какой-нибудь генерал или сановник и десант должен спасти его от плена?

Следующее радиодонесение вахмистра подтверждало предположение, что на территории фольварка мог кто-то скрываться, выдавая себя за крестьянина или батрака, а в бетонированном укрытии могли находиться ящики с документами или планами, а может, и ценными предметами…

Извилистыми лесными дорогами генерал прибыл в район бункера спустя четверть часа после двух подземных взрывов. В зарослях около наклонного люка, ведущего в бункер, он выслушал короткий доклад Калиты. Генерал не перебивал, хотя и не мог скрыть нетерпения, то и дело посматривая на часы.

— Надо послать людей, могут быть раненые…

— Уже пошли, — ответил вахмистр.

— Куда?

— Не наши, немцы. Низом прошли.

Он показал на группу, уже приближающуюся к фольварку, — три склонившихся солдата тянули за веревки, а шестеро подталкивали заводскую вагонетку. Груз заметно вдавливал колеса в почву. Вокруг на расстоянии нескольких метров шло прикрытие — четверо с автоматами.

— Я прикажу открыть огонь, а то бросят, — предложил вахмистр.

— Засядут в фольварке. Зачем нам их потом из-за каменных стел выкуривать? Сами скоро выйдут в открытое поле… Направьте людей под землю.

Калита еще не успел позвать уланов, как из люка выскочил Шарик, а за ним появились Густлик, Янек с правой рукой, засунутой за пазуху, последним был Томаш.

— Сильно ранен? — спросил Коса генерал.

— Немного. Когда шевелю, болит.

— Что внизу?

— Бетонные стены метровой толщины, за ними тайники с крышками, но уже пустые. Ждали нас, взорвали лестницу тротилом и ушли через другой выход.

— Знаю. Что еще? — Генерал нахмурил брови.

— Надпись нашли, что там невидимая смерть, — добавил Густлик. — Крышки чертовски тяжелые, как из свинца.

— А знаки? Каких-нибудь знаков не помните?

— Были на брезенте. Вроде колес, — припомнил Янек.

— Вот такие, — показал Томаш, выйдя вперед, и вытащил из вещмешка свернутое брезентовое полотнище.

Шарик оскалил зубы и, приняв брезент за небезопасного противника, бросился на него без предупредительного рычания.

— Что это он? — обиженно спросил Черешняк.

— Спокойно! — приказал Кос.

— Все до единого вошли в ту постройку, — доложил Калита, все время наблюдавший за фольварком.

— Черт! — выругался генерал, но, сейчас же овладев собой, заговорил неожиданно торжественно: — Внимание! Наша задача гораздо важнее, чем я мог предполагать. Этот груз — сырье для бомб, в тысячу раз более мощных, чем бомбы с тротилом.

— В тысячу раз? Значит, такая граната… — Густлик с недоверием взвешивал в руке гранату, Ф-1.

— Как залп бригады тяжелой артиллерии, — поспешно добавил генерал.

— Задержите их здесь, а я немедленно запрошу подкрепление. Вызови штаб фронта! — крикнул он своему радисту, находившемуся в легковом автомобиле.

Неожиданно в фольварке заревели два или три мощных двигателя.

— Что это за машина? — спросил генерал.

— Не знаю, — ответил Кос и почувствовал, как в голову ударила кровь, как похолодели концы пальцев. — До этого там ничего не было.

Стены коровника зашевелились, посыпалась известка, они треснули и развалились. Крыша повисла на стропилах. Все смолкли, повернулись и смотрели пораженные.

— Ах сволочи! — со злостью бросил Калита, указывая вниз. — Не задержать.

Из-под соломенного покрытия выползали танки. Неловко переваливаясь с гусеницы на гусеницу, они выбрались из развалин. Десантники взобрались на танки. Зарычав, боевые машины набрали скорость и вышли на дорогу. Покачивая стволами орудий, они, как три корабля в кильватерном строю, направились к морю.

— Они сумели спрятать «Пантеры», — прошептал Густлик. — Чувствовал Вихура, что за ту стену надо взглянуть…

Внизу храбро застрочил ручной пулемет уланов, перегнав десантников на правый борт. Головной танк медленно повернул башню и выпустил снаряд туда, где виднелись пулеметные вспышки. В воздухе завыло, и в нескольких десятках метров ниже и сбоку грохнул тяжелый снаряд. Все повалились на землю, пряча голову в траве. Лежали, пока не просвистели осколки.

— Калита, — приказал генерал, — отходи на лесную дорогу. В поле ничего не добьетесь, а там — обстреливать из засад, забрасывать гранатами. Не теряй ни секунды.

— Слушаюсь.

— А вы, — обратился он к танкистам, — за мной!

Они побежали к стоявшему в зарослях автомобилю. Машина двинулась прямо по рытвинам, чтобы поскорее укрыться за обратным скатом высоты от орудий «Пантер», которые теперь уже напролом шли по полю в боевом строю углом назад. Ровно гудя двигателями, они увозили десантников и тот распроклятый супертротил или как он там называется, о котором говорил генерал.

Сквозь гул моторов пробился бодрый, чистый звук кавалерийской трубы. В ответ на сигнал из оврага, из перелесков, из-под желтеющего в поле стога сена выскочили всадники и галопом помчались к сборному пункту, припав к конским гривам.

С танков прозвучало несколько пулеметных очередей. Немецкие танкисты не желали тратить снаряды на отступающего противника.

Сигналы трубы становились все тише и дальше. Томаш окончил свертывать брезент. Автомобиля и след простыл, но, осмотревшись, Томаш заметил улана из расчета ручного пулемета, усаживающегося на коня.

— Эй, погоди!

— Залезай, — предложил тот, освободив левое стремя.

Конь пошел галопом, хотел догнать отряд. Танки оказались справа в каких-нибудь трехстах метрах: преодолевали ров у шоссе. Как только они выползли на заросшую кустарником обочину, снова открыли огонь.

«Прибьют коня», — подумал Томаш, но пули прошли выше: танки стреляли на ходу.

Справа и слева замелькали белые стволы берез, их становилось все больше.

Почти одновременно со всем эскадроном всадники выскочили на лесную дорогу. Раздавалось глухое цоканье копыт, пар валил от коней. Наблюдателю могло показаться, что они в панике бегут и уже ничто не может их остановить. Но однако, по сигналу вахмистра, взмахнувшего саблей, несколько последних всадников придержали поводья и соскочили на землю. Двое бегом отвели коней в глубь леса, остальные скрылись за деревьями.

Едва цокот копыт удалился, послышался рокот моторов танков, и оставшиеся в засаде увидели их вблизи. Из-за деревьев полетели гранаты, раздались выстрелы.

Передний танк ответил пулеметной очередью, прошел еще немного вперед, но после первых разрывов гранат остановился; почти одновременно второй танк выстрелил два раза из пушки.

Фонтаны земли взметнулись вверх после разрывов, но первый танк уже двинулся вперед, прибавив газ и поливая все вокруг огнем. «Пантеры» набрали скорость, хотя теперь и продвигались осторожней, то и дело на всякий случай обстреливая окружающий лес.

Когда вахмистр подавал команду и саблей указал, кто должен остаться в засаде, пулеметчик, который вез Томаша, тоже остановил коня. Черешняк выругался в ударил гнедого пятками в бок. Конь, не разобрав команды, бросился вскачь и несколько сот метров бежал в хвосте эскадрона. Ему трудно было выдержать темп, неся на себе двух всадников. Немудрено, что он споткнулся, зацепив копытом за корень. Томаш, еще не успев понять, в чем дело, очутился в зарослях папоротника.

Убедившись, что руки и ноги целы, он сорвался и побежал между сосен, чтобы не угодить под танки. Однако пробежав несколько шагов, Томаш остановился и пошел обратно, вспомнив слова генерала, как важно задержать танки на каждую лишнюю секунду.

Он прислонил свою винтовку к дубовому пеньку, рядом положил вещмешок и, расстегнув воротничок, принялся за работу. Когда первые пулеметные очереди прошли у него над головой, он был уже у третьей сосны и быстро подрубил ее своим трофейным топориком. Раз — поперек, другой — наклонно сверху, и каждый раз после удара от дерева отскакивал большой кусок.

Гул моторов нарастал, вот он уже был совсем близко. Томаш посмотрел на два уже подрубленных дерева, выглянул на дорогу.

Решив, что пора, он поплевал на ладони, и размашистыми движениями начал рубить изо всех сил.

Теперь достаточно было четырех-пяти сильных ударов, чтобы дерево, глухо заскрежетав, дрогнуло и повалилось. Описав широкую дугу в небе, сосна упала с шумом, подобным разрыву гранаты. Немцы вели сильный огонь, пули вырывали дерн, несколько из них попали даже в вещмешок, но Томаша здесь уже не было. Остались лишь его вещи и топорик, старательно вогнанный в белый, влажный от сока пень.

Перед завалом из сосен танки вынуждены были остановиться. Десантники, соскочив с танков, бросились вперед и в стороны, чтобы прикрыть машины во время преодоления препятствия. Первая «Пантера», разогнавшись, ударила по дереву, пытаясь переломить его или столкнуть с дороги. Сосна изогнулась, как лук, но не сдвинулась с места. Немцы принялись обвязывать ее тросами, затем отбуксировали в сторону. Так же им пришлось провозиться и со второй, и с третьей. Машины рычали среди переломанных толстых ветвей, медленно перебирались тихим ходом на другую сторону завала.

Два первых танка, подавая сигналы, созывали десантников, третий еще выбирался из завала. Солдаты подбегали, вскакивали на танки, прижимались к башням. Двое опоздавших догнали последний танк, схватились за его высокий борт, пытаясь подтянуться вверх. Из-за сухих прошлогодних листьев раскидистого дуба прозвучали два одиночных выстрела. На дороге, перечерченной глубокими следами гусениц, остались два неподвижных тела.

Томаш слез с дерева, старательно уложил в вещмешок топорик и, забросив свою ношу за спину, пошел, укрываясь за деревьями, параллельно следам танковых гусениц.

Машина генерала застряла посреди лесной дороги — спустила камера. Вмиг достали домкрат, приподняли машину. Густлик снял и оттащил назад старое колесо. Водитель, накинув на болты новое, подтягивал ключом гайки, а Янек вручную навинчивал следующее. Работали тихо, слышны были только дыхание да иногда звуки ударов металла о металл.

Генерал с наушниками на голове кончил разговор по радио:

— «Ласточка», хорошо поняли? Координаты три два — четыре ноль, один восемь — два один. Цель покажем ракетами.

— Готово, — доложил водитель одновременно с последним оборотом ключа. Все вскочили в машину и двинулись по выбоинам. Позади них все ревело, бушевало. Артиллерийский снаряд, просвистев над их головой, взорвался впереди на опушке леса.

— Хорошо уланы действуют, — похвалил генерал, обращаясь к танкистам, сидящим сзади. — Ну теперь мне в сторону, здесь уже ваш «Рыжий» неподалеку. Хотя бы одну «Пантеру» прикончить.

— Слушаюсь.

Они соскочили на ходу. Машина скрылась между деревьями, а Кос и Густлик быстрыми шагами пошли к шоссе вслед за Шариком, который принял на себя обязанности передового охранения.

— Плохо бить в лоб, — бросил Густлик.

— Лучше в гусеницу. Только бы задержать…

Рокот двигателей немецких танков быстро нарастал.

— Ближе надо подпустить.

— Надо успеть. — Кос оглянулся. — Бегом!

Они побежали молча. Шоссе мелькало между деревьями все ближе, но и немцы были уже недалеко. В серых сумерках они выбежали из-за деревьев и остановились пораженные: «Рыжего» на старом месте не было.

— Куда они делись?

Первым «Рыжего» увидел, а скорее, учуял Шарик и поворотом головы указал направление.

— Точно, — догадался Янек. — Отремонтировали и выехали на высотку, чтобы обстрел был лучше.

Они бегом бросились к стоянке «Рыжего», но очень скоро поняли, что не успеют.

— Пропустят, черти-сони. Не поймут сразу, что это «Пантеры»… — встревожился Густлик.

— Стой. Я их сейчас разбужу! — крикнул Янек на ходу и, перескочив через бруствер, улегся на землю, направив автомат в направлении высоты.

— Шумят, а никого не видно, — промолвил Григорий, выглянув из башни, и, опустившись снова вниз, побил червонную даму, лежащую на замке орудия, тузом.

Одновременно с хлопком карты по броне танка защелкали пули.

— Немцы? — Вихура погасил лампочку и потянулся рукой, чтобы собрать колоду.

Тук, тук, тук — ударили по танку еще три пули.

— Не французы же, — буркнул Саакашвили. — Экипаж, к бою!

Он захлопнул люк башни, прильнул к прицелу и увидел, что из придорожного рва вытянулась цепочка трассирующих пуль в направлении леса, откуда ожидался противник. Саакашвили тотчас понял, что кто-то указывает ему цель.

— Осколочным… Нет, подожди! Бронебойным, заряжай! — Он увидел тени танков и скорее догадался, чем опознал, что это немецкие.

Янек и Густлик смотрели на них из придорожного рва, пряча голову в траве: немецкие автоматчики вслепую обстреливали шоссе, и пули летели низко над асфальтом. Первая машина вышла из лесу, задрав нос и орудие на подходе к шоссе.

— Давай! — не выдержал Кос. — Давай, черт!

И в то же мгновение сверкнуло орудие «Рыжего», раскаленная болванка врезалась в борт «Пантеры», сорвала фартук и разнесла гусеницу около ведущего колеса.

— Здорово! Правее! — закричал Кос, будто его могли услышать.

Второй снаряд угодил почти в то же самое место. Но из лесу уже выехали остальные танки и, прячась за последними деревьями, одновременно открыли огонь.

Подбитая «Пантера» сначала густо дымила и вдруг вспыхнула. Используя это дымовое прикрытие, два других танка, выстрелив еще раз и ведя пулеметный огонь, двинулись к шоссе.

— Давай, Гжесь, чего ждешь? — В голосе Коса звучало искреннее отчаяние.

«Рыжий» молчал. Немцы скрылись в дыму. Янек и Густлик побежали.

— Голову ниже! — кричал Густлик Янеку. Над их головой еще свистели пули, но огонь был уже слабее.

Наконец они достигли цели. Кос забарабанил прикладом по лобовой броне. Открылся люк механика. В нем показалось измазанное кровью лицо Саакашвили: одна щека была разрезана.

— Освободи место! — крикнул Кос, протискиваясь внутрь танка. — Что, храбрости не хватило?

В танк проскочил Шарик, задел о что-то лапой. Янек, желая отодвинуть препятствие, нащупал саблю грузина.

— Игрушки возишь, а более двух раз выстрелить не можешь.

— Не кричи, командир. Подбили нас. Даже тебе не выстрелить.

Кос моментально проскочил в башню — ствол скошен, замок орудия почти касался брони.

Несколько секунд длилось замешательство. Казалось, что сержант вот-вот расплачется; но нет, видно, минуло то время — теперь он был командиром.

— Включить шлемофоны, — приказал он. — Пулеметы ведь в порядке. — Нажал на спуск, сделав два выстрела. — Вихура, садись за передний.

Застегнув ларингофон под шеей, он переключил внутренний телефон и подал команду:

— Запустить двигатель, вперед!

«Рыжий» набрал скорость. С закрытыми люками он проскочил около горящей «Пантеры», перебрался через ров на шоссе, въехал на пригорок.

— Нажми, Григорий, — мягко сказал Кос и взглянул на фотографию бывшего командира, на его Крест Храбрых и Виртути Милитари, прикрепленные к стенке башни. — Только бы успеть, только бы опередить…

Ночь несет страх перед неизвестностью, которая может подкрасться в темноте, а день возвращает смелость. Предметы вновь становятся твоими старыми знакомыми, приобретают цвет, форму.

С рассветом Маруся и Лидка перестали опасаться нападения. Огонек думала только о том, успеет ли вовремя подъехать «Рыжий», чтобы она еще смогла повидаться с Янеком. Они присели на скамейке перед домом, обнялись и запели в два голоса известную песенку радистки.

— Тсс… — вдруг прервала песню Огонек и прислушалась.

Вдалеке можно было различить цокот копыт коня, скачущего галопом по шоссе.

— Все, операция окончена! — радостно захлопала в ладоши Лидка. — Сейчас и «Рыжий» здесь будет.

— Хорошо, а то у меня уже мало времени осталось.

Звук конских копыт быстро приближался. Всадник уже проскочил ворота, остановил коня, спрыгнул на землю и крикнул, бросив повод часовому:

— Лезь в окоп!

Он пересек двор и исчез в ходе сообщения, ведущем к огневой позиции артиллеристов.

— Орудие к бою! — услышали девушки команду, отданную запыхавшимся голосом.

— Подожди, я схожу к рации, — забеспокоилась Лидка.

Маруся осталась одна, продолжая тихо напевать. Но вот со стороны шоссе послышались характерные звуки — рокот моторов, скрежет гусениц.

Девушка насторожилась, поежилась, как будто от утреннего холода, и, сделав шаг к открытому окну, предупредила:

— Лидка, немецкий танк идет.

В той стороне, откуда приближались звуки, взвилась в небо и быстро погасла ракета. Послышались очереди из «Дегтярева», ему ответили более медленные немецкие пулеметы.

В окне появилась бледная радистка.

— Давай спустимся в подвал.

Огонек, не произнося ни слова, прямо через окно вскочила в комнату. Вдвоем они подняли деревянную крышку, под которой крутая лестница вела вниз.

— Вы тоже, — обратилась Лидка к ротмистру, а когда тот, опять потирая руку об руку, не сдвинулся с места, добавила: — Быстрей, генерал приказал.

Она пропустила его вперед, а сама сошла последней, опустив за собой крышку. Все трое встали у небольшого оконца без рамы, обложенного снаружи мешками с песком и похожего на амбразуру.

Некоторое время их окружала неподвижная и холодная тишина погреба, а снаружи слышался рев приближающихся танков. Наконец в узком прямоугольнике окна показались две «Пантеры».

— Невозможно, чтобы это были немецкие, — зашептала Лидка.

— Надо сообщить артиллеристам, а то эти их раздавят.

— Не думай об этом! — Маруся придержала ее за плечо. — На войне все возможно.

Танки, не доезжая до строений, свернули в сторону моря. В тот момент, когда ближайший сделал четверть разворота, из окопа гулко ударила пушка, а затем раз за разом, с интервалом в две секунды, повела огонь.

Ей ответили обе «Пантеры», но снаряды попали не туда: один снес угол конюшни, другой взорвался перед домом. С потолка посыпалась глина, через окошко подвала ворвалась струя песка и мелких камней. Девушки присели, прикрыв лица, и ждали, выдержит ли перекрытие.

Ротмистр остался стоять, лишь слегка подавшись в сторону от окна. Как только рассеялся дым, он снова выглянул в окошко и стал наблюдать за эвакуацией замершего на месте танка. Солдаты тащили по песку контейнер. Второй танк, обстреливая пулеметным огнем постройки, еще раз ударил по воротам осколочным.

— Еще раз! Еще раз! — Немцы подняли контейнер на танк за башню.

Девушки опять стояли рядом с офицером.

— Они не знают о нас, — сказала Лидка.

«Пантера» медленно начала отъезжать и скрылась за дюнами.

— Пойду, — заявил молчавший все это время ротмистр.

— Куда?

Офицер, не ответив, приподнял крышку подвала. Девушки, обменявшись взглядами, двинулись за ним. Прошли через комнату, выбрались на улицу, а затем все трое проскочили в ход сообщения.

Автоматчики, прикрывавшие отход десанта, вели огонь во все стороны. Случайная очередь просвистела над бруствером. Ротмистр прибавил шаг, потом побежал так быстро, как только можно было в узком окопе. За ним трудно было угнаться.

— С ума он сошел, что ли? — спросила Лидка.

— Нет, — возразила Маруся.

Они остановились у входа в орудийный окоп, в котором неподвижно лежали разбросанные взрывом артиллеристы.

Офицер выглянул из-за бруствера, увидел в море транспортную баржу, несколько дальше — силуэты двух кораблей прикрытия, а ближе — направляющуюся к берегу моторную лодку. «Пантера» осторожно спускалась с песчаного пригорка. Осмотревшись, он с удивлением увидел, что девушки не только прибежали вместе с ним, но, орудуя небольшим ломом, уже открыли два снарядных ящика.

— Сумеете? — спросил он. — Надо отвинтить головку взрывателя…

— Обычное дело, — ответила Лидка.

— Все нормально, — заверила Маруся.

— Ну тогда… — Ротмистр припал к прицелу, направил ствол влево и вниз, а потом, повернув голову, приказал: — Будьте любезны зарядить.

Лидка подала снаряд, Маруся закрыла замок и, отскочив в сторону, натянула шнур.

— Готово.

— Огонь! — произнес ротмистр.

— Живы артиллеристы! Попали! — радостно выкрикнул Янек, увидев в прицел, как снаряд рикошетом отлетел от башни танка. — Еще раз!

Цепь немцев, прикрывавшая отход десантников, бросилась в атаку на орудийный окоп.

— Давай, Вихура, — приказал Кос.

Два пулемета фланговым огнем задержали атакующих.

От шоссе, ведя огонь из автоматов, бежали спешившиеся кавалеристы.

Даже издалека можно было узнать высокого Калиту.

— У-р-р-а-а! Бей гадов!

Немцы отступили, скопились внизу на пляже. Их бы добили уланы, но с моря был открыт ураганный огонь. По «Рыжему» вели огонь скорострельные орудия небольшого калибра, несколько пушек пристрелялись к гребню дюн.

«Пантера» ответила тоже, у орудийного окопа взвилась вверх земля. Кос испугался, что на этот раз орудийный расчет весь погиб, но из окопа еще раз ударила семидесятишестимиллиметровка. Снаряд угодил в двигатель последнего немецкого танка.

От пляжа отходила загруженная контейнерами моторная лодка. Четыре понтона были уже далеко от берега. Весь огонь немцев теперь был сосредоточен на «Рыжем». Разрывы снарядов были все ближе, все чаще гремела броня под ударами.

— Назад! — приказал Кос и с сожалением добавил: — Эх, было бы из чего стрелять.

На обратном скате высотки было тише, снаряды пролетали выше. Кто-то застучал по броне.

— Откройте!

— Генерал, — догадался Кос.

Он открыл люк и выскочил из танка. Было уже совсем светло.

— Третий танк подожгли артиллеристы, — доложил он генералу. — Но еще до этого немцы успели все погрузить, лодка отплывает.

— Пойдем посмотрим.

— С кораблей ведут сильный огонь.

— Много их?

— Три.

— Хорошо, очень хорошо, — весело заявил генерал.

— Туда, — показал им Калита и проводил обоих в окоп. — Улизнули, — сказал он с сожалением и показал на море.

Близкий разрыв снаряда обдал их песком.

— Не скажите. — Генерал посмотрел на часы, спокойно закурил трубку и вытащил из-за пояса ракетницу. — У вас есть свои? Тогда заряжайте.

С суши низко над землей послышался глухой шум моторов.

По команде генерала был дан залп из ракетниц в направлении кораблей.

Со свистом над кораблями промчался первый самолет и сбросил свой груз, а затем с интервалами в несколько секунд над морем появились четыре звена штурмовиков. С бреющего полета они сбросили бомбы и, построившись в круг, начали пикировать, обстреливая реактивными снарядами.

— Янек! Пан вахмистр! — позвала Лидка с обидой в голосе.

Они оглянулись. Лидка была без шапки, черная от пыли, в порванной на плече гимнастерке.

— Что с тобой?

— Ротмистра ранило.

— Где? — спросил командир эскадрона.

— У орудия.

— За мной! — приказал Калита двум ближайшим уланам и побежал.

— Что он там делает? — спросил генерал, направляясь в ту же сторону.

— Артиллеристы погибли, пришлось стрелять нам.

— Вдвоем?

— Нет, Маруся еще была с нами.

— Она здесь? — вскрикнул Кос.

— Пять минут назад была здесь.

Они вошли в окоп и увидели Калиту, стоящего на коленях над временными носилками из брезента, на которые уланы уложили раненого.

— Может, письмо оставила или записку?

— Времени не было. Они сегодня на Одер едут. Но сказала…

— Товарищ генерал, нужно сразу в госпиталь, — доложил вахмистр.

— Пусть отнесут в мою машину, — приказал генерал и, идя за носилками, сказал Косу: — Вечером будьте готовы в дорогу. Ваше орудие отремонтируем на Одере.

— Чтобы я его больше не уговаривал, — сказал Калита, — чтобы не соблазнял саблей и конем.

— Фуражка. — Кос показал на конфедератку, которую Калита держал в руке. — Искать будет.

— Нет. Отдал, чтобы я ее до Берлина донес. Но, наверное, кавалерию на улицы не пустят, вы на своем танке скорее попадете.

Кос осторожно взял в обе руки старую конфедератку с малиновым околышем.

Над морем клубился дым с всплесками огня. Один из кораблей горел. Тонула баржа. О выщербленные плиты волнолома море било голубой понтон. Догорала «Пантера» на пляже, все ниже опуская длинный ствол орудия.