Глава четырнадцатая

в которой все весело-весело встречают Новый Год

— Ура, — негромко сказал Старик, и зал незамедлительно грянул указанное слово, на редкость сплоченно и дружно. Было не до конца понятно — то ли радуемся наступившему Новому Году, то ли пришествию нашего хозяина, но уточнять подробности никто не рискнул.

Меня же больше заинтересовало, да что там — обескуражило появление Азова. Не то, чтобы я его совсем уж списал со счетов, но почему-то думал, что он фигура, которую уже сняли с шахматной доски. Однако же вот он — весел, выбрит и даже в отглаженном костюме. И в каком-то смысле — на коне.

А я молодец, я тогда очень грамотно провел с ним последний разговор, и повода сводить со мной счеты у него точно нет. Наверное.

"Ура" отгремело, кто-то фальцетом, не разобравшись в тонкости момента, выкрикнул: "С Новым Годом!" и захлопал в ладоши, но быстро замолчал.

— Правильно, правильно, — милостиво помахал дланью Старик. — Что замерли, чего насторожились? Мы тоже рады этому празднику, мы тоже будем веселиться и, может быть, даже потанцуем. Илья, ты как насчет танцев?

— Я свое еще в Испании оттанцевал, — хохотнул Азов. — С тех пор — не любитель.

— Да? — Старик вопросительно изогнул черную тонкую бровь. — Ну и ладно. Тогда пойдем, вина выпьем.

Трость как будто сама дернулась вверх, он сжал ее посередине и сказал окружающим:

— Веселитесь, веселитесь! Музыка, танцы до упаду, добрая еда — вот что вас ждет этой ночью. А кому-то может повезти и в любви!

Синхронно громыхнули телевизоры, народ как будто вышел из транса — зашумел, зазвенел бокалами, зашуршал платьями и затопал ногами.

Перед Стариком и Азовым как будто раскрывался живой коридор — люди в зале расступались перед ними, некоторые склоняли головы, дамы приседали в книксенах, причем такое ощущение, что происходило это как-то непроизвольно, неконтролируемо для них самих.

Старик милостиво кивал тем или иным людям, некоторых приветствовал, кому-то даже протягивал руку — чувствовалось, что он немного демократ и любит, чтобы о нем думали и говорили хорошо. Его черная трость впечатывалась в пол, гулко цокая по мрамору.

Я голову опускать не стал, хоть и был среди тех, кто сделал три шага назад, образуя проход из живых тел.

— А, мой юный друг, — Старик увидел меня и улыбнулся. — Ты здесь? Это славно.

Азов за его спиной подмигнул мне, весело так, залихватски. Это меня приободрило, тем более что я и тогда был на его стороне, и к настоящему моменту ничего не изменилось. Эдвард этот… Палыч лучше, в общем.

— А где мне быть? — не полез я за словом в карман. — Я теперь здесь живу.

— Да-да, Илья говорил мне о том, что у тебя были некоторые проблемы. — Старик указал тростью на Азова. — Но не волнуйся, все это лишь суета, я такое много раз видел. Если человек силен и уверен в себе, то подобные мелочи лишь укрепят его тело и разум.

— Пуля в лоб вряд ли укрепит разум, — засомневался я. — Расколет череп — это да, но точно ума не добавит.

— Молодец. — Набалдашник трости ударил меня в грудь, одобрительная улыбка скользнула по губам Старика. — Не лезет за словом в карман.

— Но иногда молчит о том, что следовало бы сказать, — добавил Азов, но без злобы, скорее шутейно.

— Мальчик знает, что слово — серебро, а молчание — золото, — наставительно произнес Старик. — Присоединяйся к нам, Харитон Никифоров, пошли, выпьем вина.

Рукав пиджака дернули сзади — Вика обеспокоилась, что я ее оставлю тут и не возьму с собой.

— Я не один, — негромко сказал я, после чего Вика вынырнула из-за моего плеча и тревожно заулыбалась.

— Странно было бы, если бы ты был один в такую веселую ночь, — засмеялся Старик. — Странно и нехорошо. Как зовут твою спутницу?

— Виктория, — сказал ему Азов. — Славная девочка, трудолюбива и умна.

— Редкое сочетание в наше время, — отметил Старик. — При нынешнем-то падении нравов… Виктория, надеюсь, вы составите нам компанию? Я хочу, чтобы ваш кавалер сопроводил меня к столу, но приглашать в мою компанию его одного будет не слишком правильно. Ну и потом — ваша красота несомненно украсит эту славную ночь, а я давний поклонник всего прекрасного.

— Разумеется, — непривычным грудным голосом ответила ему Вика. — Это для меня огромная честь.

— Не надо лишнего чинопочитания, не люблю, — холодновато ответил ей Старик, движением трости указал мне на мое место за его спиной и двинулся вперед, в распахивающийся перед ним коридор из тел в платьях и костюмах.

Путь его лежал на то самое возвышение, которое я приметил перед боем курантов. Там стояли с бокалами в руках и немного натужно улыбались сплошь знакомые лица — Зимин, Валяев, Марина Вежлева, отдельные граждане, знакомые мне по давней вечеринке с виски, Эдвард (надо же, как он быстро вошел в элиту) и… Елки-палки, приведшая себя в порядок Ядвига тоже тут. Эх-эх, вот только ее мне и не хватало…

— Ну, вот и я. — Старик развел руки в стороны, как будто хотел их всех обнять. — Не ждали? Напрасно. Вы ведь мой любимый филиал, да что филиал — уже фактически головная организация, по тем делам, что у вас тут творятся.

— У нас все под контролем. — Валяев излучал уверенность и внешним видом, и твердым голосом. — Все происходит в штатном порядке.

— Даже не стану сомневаться в твоих словах, Никки, — заверил его Старик, скидывая приталенное пальто на руки одного из своих сопровождающих. — Ты всегда был добросовестным работником, этого у тебя не отнять. Но сегодняшний день требует от нас большего, чем просто добротное и точное выполнение приказов, инструкций и догм. Время изменилось, оно физически движется так же, а вот по факту — бежит куда быстрее. И если ты не сможешь этого понять, то твое существование станет куда более сложным, чем ранее.

— Всех с наступившим, — бодро поздравил присутствующих Азов, широко при этом улыбаясь. — Как же я рад вас всех видеть!

— А уж мы-то, — сообщил ему Валяев и забросил в рот стопку водки.

Если честно, мне было крайне неуютно, причем сразу по нескольким причинам. Во-первых — я попал на чужие разборки. Все присутствующие более-менее знали детали теперь уже неудавшейся отставки Азова, и только мы с Викой могли предполагать, что там было на самом деле, какие плелись заговоры, и кто на какие рычаги давил. А то, что сейчас здесь будет разбор полетов — я не сомневался.

Нет-нет, никаких топаний ногами и указующих на двери перстов — все будет по-другому, тихо, мирно, по-семейному, но от того не менее неприятно для случайного зрителя. И еще неизвестно — не поменяется ли после этого статус "случайный зритель" на категорию "нежелательный свидетель".

Во-вторых, нас, судя по всему, не слишком-то и собирались сюда звать — здесь столы накрыты не по фуршетному, как внизу, тут вон — приборы лежат, тарелки стоят, бокалы всех мастей и кресла, по числу участников застолья. И незаметно, чтобы за столом были пустые места. Не-не, я не в претензии. Я — только за.

В-третьих — мне явно придется в очередной раз выбирать — с кем я. Непременно кто-нибудь проапеллирует ко мне, и всё — я либо с теми, либо с этими. Причем потом они помирятся и все такое, но каждый из них будет помнить, что мне доверия нет, потому как могу предать. Нет, я не спорю — могу, и запросто, собственно, как и вы меня, но конкретно здесь и сейчас — я не при делах. Это не моя война, господа!

Все эти мысли вертелись в моей головушке, пока я завистливо разглядывал народ внизу, который уже бахнул по паре стопок и потихоньку начинал пускаться в пляс под нестареющие танцевальные хиты (трансляцию ТВ отключили, по экранам запустили просто подборку музыкальных роликов, причем время от времени по низу экрана, лихо изгибаясь в ритме танца, проходил козел с гармошкой, неизменно вызывая взрыв хохота), шел перекурить в специальную комнату или просто выбирал себе объект для флирта.

У них — жизнь. А у меня…

— Я смотрю, за вашим столом для нас места нет, — с печалью отметил Старик. — Жаль, жаль, я хотел побыть с вами, с народом, в такие ночи всегда хочется быть в толпе.

— Вам стоит лишь приказать, — подала голос Вежлева. — Буквально минута — и все будет сделано.

Старик обозначил кивок головой, Марина что-то шепнула паре официантов, стоящих у стены, и те шустро сбежали вниз, надо думать, за приборами и креслами.

— Не хотел вам доставлять неудобства. — Старик снова оперся на трость. — Право, я чувствую себя как Одиссей, вернувшийся домой из странствия — вроде все и рады мне, а с другой стороны — очень некстати мое появление.

— Как вы можете только предположить подобное? — немного пьяно сообщила ему Ядвига. — Да без вас здесь ни-че-го не работает. Мне ли не знать?

— Да? — удивился Старик. — А мне вот Илюша совсем другое говорил — что все, наоборот, крутится, вертится, все решения принимаются быстро и в срок. Вот, кстати, Никки, это к нашему с тобой разговору дополнение. И примером тебе может служить Максимилиан. Он уже понял, что надо быть созвучным нынешним скоростям, и не теряет времени даром. Он принимает решения сам, без оглядки на меня, и сам же их реализует. И неважно, какие они и с чем связаны — игра ли это, кадровый вопрос или даже вопрос, связанный с нашими оппонентами. Все сам, все быстро. Молодец!

Лицо Азова было непроницаемо, Зимин был бел как вата и недвижим, окажись тут случайный человек, он вообще мог бы подумать, что это статуя, Валяев явно хотел было еще выпить водки — но не рискнул.

— Вот, например, Илья, — Старик показал на Азова. — Он всего лишь отправился со мной в одну поездку, как это бывало встарь. И что же? Максимилиан решил, что наша семья не может оставаться даже на такой краткий срок без защитника, и вытащил на белый свет своего кузена по отцовской линии, который и занял этот пост. Разве это не похвально? Кто-то скажет — кумовство! А я отвечу этому недалекому человеку — оценка перспективного сотрудника в реальной обстановке. Ведь все именно так, Максимилиан, ты ведь именно такие мотивы вкладывал в свои решения?

— Именно такие, — Зимин улыбнулся кончиками губ. — Илья Павлович отъехал, и я не знал — надолго ли. Между тем активизировались определенные…

— Я знаю, — прервал его Старик. — Или вот — наш юный друг.

Меня выдвинули вперед и на меня указали рукой.

— Да, случилось так, что пару раз ему угрожала небольшая опасность. Да, возможно, мы немного увлеклись, создавая ситуации, в которых он исполнял роль… Скажем так — подсадной утки. Но результат-то есть!

У них есть результат — это прекрасно. А у меня есть первые седые волосы. Хотя — не факт, что все было именно так, и я на самом деле был приманкой для… Для не знаю кого. В речах Старика ирония, угроза, правда и ложь слились в такой монолит, что понять из них, что является чем, не представлялось возможным. Его голос обволакивал и заставлял то чувствовать свою вину, которой не было, то гордиться собой.

— Вот, все готово, — Вежлева показала на торец стола, где шустрые официанты установили массивное кресло и положили поблескивающие серебром приборы и посуду.

— Отлично. — Старик улыбнулся Марине, но тут же помрачнел. — А места для моих юных друзей? Я ведь сюда пришел не один, если вы не заметили.

— А для них сейчас принесут отдельный стол, — Вежлева выдала очаровательнейшую улыбку. — Его приставят к этому краю стола и…

— Я подожду здесь, — перебил ее Старик. — Ничего, я не слишком хочу есть. Но это я.

Он повернулся к Вике и заботливо спросил ее:

— Liebes kind, вы не слишком голодны?

— Да нет. — Вика, по-моему, потерялась в событиях — она ждала от этого праздника чего угодно, но только не подобных развлечений. А тут всего и столько!

— Так "да" или "нет"? — Старик повернулся к так и стоящим сотрудникам высшего звена "Радеона" и доверительно сказал: — Этот русский язык — в нем нет четкости и точности. Впрочем, чего гадать?

Старик взял Вику за руку и отвел на то место, которое предназначалось ему.

— Я думаю, что за то время, пока вы готовились к этому празднику, вы порядком проголодались, по этой причине — не отказывайте себе ни в чем.

Вика села в кресло и посмотрела на Старика. Тот с отеческой улыбкой взирал на нее и одобрительно покачивал головой.

— Максимилиан, ты же хозяин стола, — вдруг сказал Старик. — Почему ты не ухаживаешь за своей гостьей? Это не слишком учтиво. Положи ей мяса и хлеба, налей ей вина. Это твой дом, ты в нем хозяин. Или ты забыл правила вежества?

Зимин приблизился к Вике и поинтересовался у нее:

— Виктория, что вам положить?

— Я не знаю, — негромко сказала девушка. — Наверное — рыбы.

Зимин взял длинную двузубую вилку и нацелился на блюдо, в котором лежал средних размеров разделанный осетр, почему-то уже без головы.

— Максимилиан, Максимилиан, — встревожился Старик. — Ты же можешь измарать рукав своего отменного костюма. Нет-нет, мы этого ни в коем случае не можем допустить. Немедленно накинь на руку полотенце. Вон стоит молодой человек, местный служитель, думаю, он тебе не откажет в любезности и одолжит свое.

Он помахал рукой, и официант накинул на руку Зимина своё орудие производства. Зимин криво улыбнулся и плюхнул на серебряную тарелку кусок осетра.

— И лимон, — Старик строго помахал пальцем. — Есть этот сладчайший плод водоемов без лимона — это преступление.

В тарелке Вики оказались лимон и петрушка.

— И вино. — Старик окинул взглядом батарею бутылок на столе. — Мммм… Что же тут подойдет, что же подойдет… Вот, "Виньо Верде". Надеюсь, это не подделка, надеюсь, оно, как и водится — молодое и терпкое? А то сейчас подделывают все — вина, книги, даже чувства.

Зимин стоял не мигая, Вика потихоньку зеленела, понимая, что добром для нее это не кончится, я же думал о том, что лучше бы сейчас Снегурочку от злобного Коша спасал и с Кро потом хороводы водил. Я бы сам водил, а не меня водили…

— Наливай, наливай, — и Зимин наполнил бокал Вики ароматной золотистой влагой. — А ну-ка, Виктория, попробуйте — хорош ли осетр? И славное ли вино в бокале?

Вика положила в рот белоснежное мясо, отпила глоток вина. Зимин было собрался поставить бутылку на стол и отойти в сторону, как Старик его остановил:

— Максимилиан, — в его голосе была добрая укоризна. — А если наша гостья захочет еще вина? А если это не подойдет? Нет уж, встань за ее кресло и подожди. И — не снимай пока полотенце, не надо. Мало ли — вдруг она и закусок еще захочет.

Старик смотрел на Вику, которая автоматически клала в рот кусок за куском, и потер ладони, соединив их с сухим хлопком.

— Ах, как она аппетитно ест — у меня даже слюнки потекли. — И тут я получил тычок в бок. — Да и ты, дружок, смотрю, проголодался. В конце концов, в годы моей юности было такое правило — странники, проделавшие долгий путь и пришедшие в пустой дом, могли расположиться в нем как хозяева. Тогда вообще многое было проще. О чем я? Ах, да. Так вот — мы путники и мы в своем праве.

Старик показал мне на место слева от Вики, Азову — справа, а сам демократически занял чье-то кресло в середине стола.

— Максимилиан, раз ты уже с бутылкой в руках — налей-ка и нам веселящей влаги!

Зимин двинулся к нему, но тот замахал руками:

— Нет-нет, я подожду. Сначала Илье — он еще в самолете говорил мне, что хочет выпить.

Струя вина ударила в дно бокала, который Азов подставил Зимину.

— Лей, лей, лей, — приговаривал Старик с улыбкой на лице. — До верха — праздник же!

— Я тоже вина хочу, — вдруг сказала Ядвига. — И ноги у меня устали.

— Так и сядь, — разрешил Старик. — Что вы все стоите — мне, например, непонятно. Впрочем, мы заняли чьи-то три места… Но, думаю, Максимилиан не откажется побыть сегодня кравчим, как и его дальний родич. Эдди?

— Почту за честь, — невозмутимо подтвердил Эдвард, беря со стола бутылку красного вина.

— Никки, я так понимаю, что тебе тоже некуда сесть? — Старик сочувственно покачал головой, но Валяев только обаятельно улыбнулся, давая понять, что это, по сути, такие мелочи, что о них и говорить не стоит.

Зимин подошел ко мне, я увидел его белые от гнева глаза и помотал головой:

— Я водку пить буду!

— Отличный выбор, — благодушно сказал Старик. — Водка — одно из величайших изобретений человечества. И, кстати — это же ваш ученый изобрел ее идеальную формулу?

— Их, их, — подтвердила Ядвига, уже выпившая и протянувшая руку с пустым фужером Эдварду. — Менделеев. Но он был химик, может, чего другое хотел сделать?

— Ну да, — хмыкнул Валяев. — А вышла водка, этакий коварный раствор.

Я не стал гадать, что там великий бородатый химик хотел сделать, а просто хлопнул две рюмки, одну за другой, зацепил прямо с общего блюда кусок розовой семги с лимоном и веточкой петрушки и засунул его в рот.

— Что мне по душе в этом мальчике, — показал на меня Старик — так это его мимикрия. Он умеет сидеть за столом, я это точно знаю, и он в курсе, что такое хорошие манеры. Но сейчас это никому не нужно — и он ведет себя так, как ему удобнее. Это то качество, которое в людях следует уважать.

— Я просто хотел выпить и закусить, — прожевал семгу я. — Уже полчаса как Новый год — а я ни в одном глазу. Непорядок. Не по-русски это.

— Хороший тост, — Азов отставил в сторону бокал с вином и взялся за водочную рюмку. — И слова — правильные.

Он глянул на Зимина и сам взялся за графин с водкой.

В этот момент принесли стол, который мигом составили с уже имеющимся, застелили скатертью и заставили тарелками.

— Ну, вот и места появились, и официанты пришли, — добро улыбнулся Старик. — Максимилиан, Эдди, что вы все бегаете? Садитесь уже — выпьем за Новый год и за то, чтобы каждый в этом году получил то, что заслужил, и понял то, что не понял в прошлом. Никки, ты ничего не хочешь к этому моему тосту добавить?

— Все предельно ясно и точно изложено, магистр, — четко и ясно произнес Валяев. — Думаю, что с этими дефинициями согласны все за этим столом.

— Вот это очень важно, чтобы все. — Старик поднял бокал. — Прозит!

Вика тем временем съела весь немаленький кусок осетра и сейчас просто тыкала вилкой в его хрящи и кожу. Я толкнул ее ногой под столом и поднял вверх рюмку с водкой.

И все выпили, в том числе и Вика, поспешно отложившая столовый прибор и вцепившаяся в бокал.

— Ну, у кого какие планы на эти славные зимние деньки? — Старик вольготно раскинулся на кресле. — Вот, например, что планируешь делать ты?

Мужчина, которого я раньше видел, но имени не знал, поперхнулся маслиной, отправленной перед этим в рот, и выдавил из себя:

— С семьей собирался съездить в горы. На лыжах покататься.

— Спорт — это прекрасно, — кивнул Старик. — Горы — вдвойне. А куда именно?

— В Швейцарские Альпы, — побагровел от натуги мужчина.

— Ну да, ну да, — Старик вздохнул. — Но будьте осторожны — там и лавины случаются. Ни с того ни с сего как зашумит, заревет — и беда тому, кто попадет под груды снега, ползущие с гор.

— Я буду осторожен, — закивал мужчина.

— А мы к моим родителям поедем, — вдруг сказала Вика. — Хочу Кифа с ними познакомить.

— Благое дело, — улыбнулся ей Старик. — Родителей забывать нельзя.

— Вика, скушай еще рыбки, — Азов плюхнул ей в тарелку новый кусок осетра и негромко ей (а точнее — явно мне) шепнул: — Ты молодец, ты все уже сделала. Скушай — и идите отсюда.

Вика активно заработала вилкой, гвардейски разделываясь с деликатесом.

— Ну что, еще по рюмочке? — предложил Валяев. — Так сказать — закрепим?

— Отчего бы и нет? — разрешил Старик. — В конце концов — праздник.

Я тяпнул еще водки и заел ее каким-то очень вкусным копченым мясом. В голове приятно зашумело.

— Ну, мы танцевать, — я подал руку Вике. — Надеюсь, никто не против?

— Вот молодцы! — Старик даже похлопал нам, так сказать — поаплодировал. — Берут от жизни все. Танцы до упаду и вино рекой! Идите, друзья мои, и даже не оглядывайтесь на нас, старых и скучных.

Я взял Вику за руку и повел за собой. Она глубоко дышала, ладошка ее была мокрая-мокрая.

Уже спускаясь вниз, я все-таки обернулся — Старик уже сидел в своем огромном кресле, официанты ставили перед ним новые приборы.

— Меня сейчас стошнит, — пробормотала Вика. — В жизни осетрину больше есть не буду! Киф, мне надо в уборную.

— Ну, вот ты побывала на самом верху. — Я двинулся в сторону туалета. — И чего, оно тебе такое надо?

— Такое — не надо, — призналась Вика. — Блин, мне конец, Зимин не простит.

— Скорее — не забудет, — поправил ее я. — Но мстить не будет, он не дурак. Ладно, иди, делай там чего хотела, а я тут покручусь. Пойду вон еще водки выпью.

— Не увлекайся, — слабым голосом попросила Вика и ушла в кафельное царство.

Я огляделся и было собрался впрямь пойти к барной стойке (в зале их было целых три, и везде наливали бесплатно) и шарахнуть еще одну противострессовую дозу, как меня обняли за шею, обдали ароматным облаком духов и вжали во что-то упругое и мягкое, податливое. Кровь на мгновение застыла в жилах, а после помчалась по ним с бешеной скоростью. От головы — и все ниже и ниже.

— Думал, я тебя не найду? — шепнули мне в ухо и слегка укусили за его мочку. — А вот и нет. Ты мой, я тебя где хочешь сыщу.

Рыжие волосы, молочно-белая кожа, зеленые глаза. Это не Новый год, это какой-то лабиринт опасностей и соблазнов. Но каких соблазнов! Самых лучших в мире соблазнов. Самых сладких. Самых желанных. Неповторимых. Единственных.

— Надо спешить, — губы карминного цвета буквально вогнали слова в мой мозг. — Скоро твоя клуша из клозета выползет, и тогда эта ночь не будет нашей.

Какой нашей? Какая клуша? Почему — не будет? О чем она? И почему так шумит в голове и стучит в висках? Выпил-то вроде немного.

— Идем, — горячее и доступное тело прижимается ко мне, и по моим жилам растекается жгучий огонь, с которым я не хочу спорить, это что-то из древности ползет внутри, это проснулись первобытные инстинкты и оттуда, из тьмы веков, заявили на меня свои права.

Меня берут за руку и ведут куда-то как телка на привязи, причем у меня нет желания сопротивляться, напротив — в глазах стоит вырез бордового шелкового платья и то, что в этом вырезе есть. Боги, это лучшее, что я видел в жизни. И это может быть мое? Прямо сейчас? Вот так просто?

Какие-то коридоры, какой-то закоулок, какая-то каморка с тусклой лампой ночного света.

— Ну вот, здесь нас никто не станет искать, — очи Дарьи, зеленые, колдовские, с золотистыми искрами напротив моих, я впервые понимаю смысл фразы "утонуть в глазах". Только я не тону, я растворяюсь в них, как кусок сахара-рафинада в кипятке.

Ее пальцы расстегивают воротник моей рубашки, ослабляют узел галстука, ее губы целуют мою шею, жадно, как будто кусают, запах ее волос сводит с ума.

Боги, и я боялся этой женщины? Надо давно было ползти за ней на коленях и требовать, просить, умолять, чтобы она хотя бы посмотрела на меня. Как горячо!

Два щелчка раздались одновременно — щелкнула пряжка моего ремня под умелыми руками Дарьи и дверной замок, который то ли она не закрыла, то ли он просто не работал.

— Харитон Юрьевич. — В дверном проеме появилась стройная девичья фигурка. — А я вас обыскалась. Надо идти.

— А? — Я, наверное, смотрелся забавно или, скорее, кинематографически-комично — расстегнутые ворот и ремень, растрепанные волосы и красотка в обьятьях. — Куда? Зачем?

— В зал, ко всем, — требовательно сказала Лика. — Виктория Александровна может вас искать и очень волноваться. Это неправильно.

— Ты кто такая? — прорычала Дарья, черты ее лица как-то изменились, и еще, по-моему, у нее зрачки стали вертикальные. Я зажмурил глаза, потряс головой — да нет, померещилось, нормальные глаза, злые только. Но зато с меня спало какое-то наваждение, кровь перестала долбить по вискам, как по барабану, и я начал понимать, что чуть не наворотил ненужных дел. Радости плоти — это, конечно, прекрасно, но все должно происходить в подходящее время и в подходящем месте.

— Я? — невинно улыбнулась Лика. — Девушка прохожая, вот его знакомая. А ты кто?

— Видела я тебя, прохожая, — ногти Дарьи буквально вонзились в ее же ладонь. — Прогони ее, Никифор. Прогони — и ты получишь такое, что никогда не забудешь.

Ой, ладно. Как говаривал Толстый Вилли: "Девчонки новые — ощущения старые". И что вообще на меня нашло? Бред какой-то. Страсти испанские.

— Даш, с такой женщиной, как ты, заниматься чем-то в этом, — я огляделся — ведра, швабры, тряпки. — Хм. Это склад, что ли? В общем — это тебя не уважать. Тебя надо любить на шелковых простынях, на большой кровати, но никак не стоя в позе "упор к стенке".

— Ты не понимаешь, мой хороший, — ее ладонь скользит по моей щеке, я чувствую аромат степи, ее разнотравье, и по жилам снова начинает струиться одурь.

— Харитон Юрьевич прав, — меня дергают, и забытье отступает. Моя рука в ладошке Лики. — Ваша любовь впереди. Может быть. А может и не быть.

— Ох, я тебе это не забуду, — Даша смотрит на Лику, на лице у нее не улыбка, а оскал, и я вижу белые, мелкие и очень острые зубки. — Поверь, мышка, не забуду.

— А и не надо, — какая выдержка у этой девочки. — Не забывай. А сейчас мы уйдем — и не ходи за нами.

Надо же — какие большие подсобные помещения на первом этаже. Какие-то рекреации, повороты, кабинеты. Вообще не заметил дороги туда.

— Стойте, — останавливает меня Лика, внимательно смотрит назад и достает платок из выреза платья. — Надо вас в порядок привести.

Со щеки и шеи она стирает остатки помады, застегивает воротник, затягивает узел галстука, приговаривая:

— Ну, взрослый же мужик, жизнью битый — и за кем пошел, за этой шалавой. А если бы Виктория Александровна заметила? А если бы Ядвига Владековна заметила? Это скандал, а он вам зачем? И потом — это же Дарья, она…

— Кто она? — я был абсолютно трезв, будто и не пил, только голова немного звенела, и мысли в ней устроили игру в чехарду.

— Да какая разница, кто она, — внимательно посмотрела на меня Лика. — Не надо с ней никуда ходить. Никогда. Особенно вам. Все, идем, идем.

Мы вынырнули из-за какого-то поворота и снова оказались в зале. Звучала медленная музыка, что-то очень старое, инструментальное, народ топтался в медленном танце, несколько основательно поддатых пар выделывали лихие па в стиле "супертанцоры", как это обычно и бывает на таких мероприятиях.

Здравствуй, привычный мир.

— Руки мне на талию, — скомандовала Лика, явно что-то заметив и закидывая свои лапки мне на плечи. — Танцуем!

— Два вопроса. — Кавардак в голове прекратился, и я решил кое-что прояснить. — Как и почему?

— Сначала помашите рукой Виктории Александровне, — приказала Лика. — Вон она на нас смотрит и, по-моему, здорово злится. Левее голову поверните.

Я подчинился и у стены увидел Вику, руки у нее были скрещены на груди, и взгляд и впрямь был недобрый. Ну да, она в гневе или что-то вроде этого.

Выдав улыбку в стиле "все нормуль", я помахал ей рукой, получив в ответ взгляд "поговорим потом".

— Ну вот и ладушки, — Лика улыбнулась. — Итак — почему. Все просто — я же сказала, что ставлю на вас, а значит, моя обязанность — охранять свою будущность. А с "как" вообще все просто — увидела, что вас захомутала эта рыжая бестия, и пошла следом. Что она задумала, мне было ясно сразу, оставалось только вовремя вмешаться в нужный момент.

— Я такой предсказуемый? — этот вопрос становится традиционным. Плохо.

— Как и любой мужчина. Да и эта особа ничего нового не придумает, одно и то же, все они одинаковы, — пренебрежительно ответила Лика. — Не расстраивайтесь, все же кончилось хорошо.

— Она там следов на шее не оставила? — тихонько поинтересовался я. — Просто…

— Все чисто, — заверила моя спасительница. — Я проверила. И — совет. Постарайтесь в ближайшие два-три дня с ней не встречаться, даже случайно. Не надо.

— А и не выйдет, — заверил девушку я. — У меня дел — у-у-у-у сколько! Это у нормальных людей выходные и праздники, а мне как блошкам по песику бегать.

— Очень хорошо, — порадовалась Лика.

А она молодец. Уж не знаю, что там плохого в этой каморке со мной могло случиться, в принципе, полагаю, ничего нового, но кто знает, как оно потом обернулось бы — Дарья эта, похоже, девка с подвывертом. И накрыло меня нешутейно, сроду такого не было, есть в этом некая неправильность. Бррр. До сих пор потряхивает мышцы, и еще кое-какой дискомфорт есть, я потому и танцую на пионерском расстоянии от Лики, чтобы ее не смущать. Так что, как ни крути, а меня сейчас вытащили из потенциально неприятной истории.

— Слушай, — сказал я ей. — Понимаешь, у меня не все так просто, и может выйти так, что вообще ничего не будет — ни кресла, ни кабинета, ни должности. Все на таких соплях, прости за прямоту, висит. Хочешь, я за тебя слово замолвлю, у меня есть такая возможность? Подыщут тебе место, хорошее, теплое. А если все выгорит — сразу ко мне перейдешь.

— Да нет, я подожду, — спокойно и с достоинством ответила Лика. — Я не спешу. Ну вот, музыка кончилась. Подыграйте мне.

Она изобразила книксен, я с достоинством кивнул, после меня взяли под руку и препроводили прямиком к Вике.

— Виктория Александровна, — Ликин голос изменился, он стал чуть выше и более детским. — Спасибо вам за вашего мужа.

— В каком смысле? — голосом Вики можно было обкладывать рыбу в леднике, меня даже озноб пробил.

— Он меня спас, — приблизила свое лицо к Вике девушка. — От вон того дядьки!

И тоненький пальчик Лики показал на багроволицего расхристанного толстяка, с галстуком, закинутым на плечо, и волосатым животом, который виднелся из-под расстегнутой внизу рубахи. Он стоял у стойки бара и глушил водку, рюмку за рюмкой.

— Он меня танцевать потащил, — с ужасом в глазах сказала Лика, прижав ладони к щекам. — Он такой страшный, потный и вонючий, ужас просто!

— Да уж, не Аполлон, — согласилась Вика, в глазах которой появилось сочувствие. — Жуть какая!

— Вот-вот! — затараторила Лика. — А Харитон Юрьевич меня узнал и спас, он так подошел к нам, мою руку у него отобрал и говорит ему: "Она этот танец мне обещала". Тот было что-то вякнул, но Харитон Юрьевич, он вот так на него посмотрел, и все. Теперь эта страшила вон стоит, водку жрет. Козел.

— А я вас где-то видела, — прищурилась Вика. — Точно-точно.

— Я на этаже у вас на посту сижу, — заулыбалась Лика. — Мы сегодня виделись, даже два раза. То есть — вчера уже.

— А-а-а-а, — закивала Вика. — Ну да, ну да!

— Ну ладно, я к своим девчонкам, — хлопнула в ладоши Лика. — Спасибо вам еще раз, Харитон Юрьевич!

— И тебе спасибо, — я подмигнул девушке. — Давно я так не танцевал.

— Ну, какие ваши годы. — Мне был показан розовый язычок, и Лика упорхнула, скрывшись в толпе весело пляшущих радеоновцев.

— И вправду жуть. — Вика брезгливо посмотрела на безобидного толстяка, который, хлопнув очередную стопку водки, пытался протолкнуть ее по кишечнику внутрь. Коварный напиток явно сопротивлялся. — Бедная девочка.

— Ну да, — я покивал. — Потому и пошел спасать.

— Слушай, я все волнуюсь. — Вика взяла меня под руку. — Зимин — он точно не станет мне гадости делать?

— Да успокойся ты, — скривился я. — Ему до тебя и дела нет. Скажи, ты станешь сжигать в костре рукоять грабель, если на них случайно наступишь?

— Нет. — Вика передернула обнаженными плечами.

— Аналогия понятна? — разжевал ей смысл фразы я. — Ты была не более чем инструментом, средством. Зимина сейчас больше всего будет волновать вопрос о его позициях — насколько они пошатнулись у него и насколько усилились у Азова. Все остальное — это даже не гарнир вокруг мяса, это перечная пыль на краях тарелки.

— Ну и сравнения у тебя сегодня, — удивилась Вика, явно более-менее успокоившись. — Есть, что ли, хочешь?

— Ну да, — я вдруг понял, что и вправду хочу есть. Причем зверски.

— А тут только закуски, — опечалила меня она.

— Может, вернуться наверх, к руководству? — задумчиво сказал я, чем немало переполошил свою спутницу. — Там мясо есть и заливное.

— Ну нафиг, — заканючила она. — Давай не пойдем. А еще лучше — пошли домой, мне тут не сильно и нравится, народ, похоже, задался идеей просто забухать. В редакции и то веселее было.

— Не скажи, — не согласился с ней я. — Вон, кажись, конкурсы сейчас будут.

И впрямь — музыка стихла, а у елки появились Дед Мороз и Снегурочка, в которой я безошибочно узнал все ту же Инну Ионидину.

— Ну, вот и мы! — пробасил Дед Мороз и потряс в воздухе перевитым мишурой посохом. — Заждались?

Народ бодро отозвался, что, мол, "А то", "Само собой" и "Не то слово".

— Молодцы, — продолжил новогодний волшебник, но я дальше слушать не стал — ничего нового я тут не увижу. Все те же конкурсы, все те же шутки, и вопрос только в градусе пошлости последних. В смысле — ограничится дедушка карандашом с веревочкой и бутылкой или же дойдёт до бананов и презервативов.

Мне куда интереснее было блюдо с бутербродами, которое я заприметил на стойке бара. Вроде как и с колбасой там есть, и с рыбой. Аккуратненькие, в пленочку затянутые, и много их…

— Киф, — меня взяли за локоток и повернули к себе. Это был Азов. — Пошли.

— Куда? — я повернул голову к харчам и сглотнул слюну. — И зачем?

— Наверх, приятель, наверх, — пояснил безопасник. — Старик собирает в своем кабинете узкий круг, по традиции. И ты тоже приглашен.

— А я? — с беспокойством спросила Вика. Уж не знаю, что ее больше волновало — то, что ее не пригласили, или наоборот, что позвали.

— Это мужские посиделки, — важно сообщил ей Азов. — Извини. Ты вон с народом повеселись пока.

К Деду Морозу и Снегурочке тем временем присоединились два клоуна, у одного в руках была гроздь бананов.

— Но не в этом конкурсе, — попросил я ее. — Очень тебя прошу. И дождись меня здесь. Или позвони, если пойдешь домой, это как вариант. Илья Палыч, можно я один бутер на дорожку зацеплю, а? Жрать охота — сил нет.

— Валяй, — разрешил Азов, дождался, пока я, урча, вцеплюсь зубами в невероятно вкусную колбасу, и пошагал к лифтам.

Я, жуя на ходу, поспешил за ним.