18

Что касается той ночи и того несчастного оленя. После того, как Майк застрелил его на шоссе, зверь погрузился в бездонную черноту, вынырнув из которой очнулся в багажнике с безумным, наполовину дохлым котом. Cordyceps novus чудом, казалось бы, попав в машину, более восьми часов мариновался в мозгу беспомощного животного. Первым делом грибок занялся тем, что восстановил повреждения от пуль, попутно перепаяв нейронные связи, чтобы изменить поведение млекопитающего. Миндалина была расширена, фронтальная кора заторможена. Все базовые инстинкты животного – питание, воспроизводство, бегство от опасности – были подчинены главной цели – распространению Cordyceps novus.

Олени в целом не склонны удивляться чему-либо, поэтому ему не пришло в голову поинтересоваться, каким образом патогенный мутированный грибок, хранившийся в герметичном подземном хранилище, в конце концов оказался наверху, в багажнике «ШевиКаприс» девяносто шестого года выпуска.

Но данный вопрос стоит того, чтобы на него ответить.

К началу девяностых образец Cordyceps novus, обнаруженный в Австралии и хранившийся в Атчисоне, был весьма недоволен своим положением.

Когда тобой движет один-единственный биологический императив и он подавляется, это очень печально.

Итак, температура в запечатанном контейнере составляла четырнадцать градусов ниже нуля и грибок был почти недееспособен, но эта температура все-таки выше абсолютного нуля, не так ли? А почти инертен – совсем не то же самое, что полностью инертен.

Глубоко под землей, запертый в пробирке, которая, в свою очередь, находилась в чемоданчике, а тот в ящике, грибок продолжил эволюционировать, хотя и медленно, учитывая условия и неприветливый химический состав самой колбы из нержавеющей стали. Марганца и алюминия вокруг было в изобилии, но они оказались в принципе бесполезны, поскольку имели нереактивную природу. Но на шестнадцать процентов колба состояла из хрома, ингибитора роста для Cordyceps novus, и на скромные 0,15 углерода, его любимого блюда.

Поэтому он рос. Правда, медленно.

Однако время шло, и к две тысячи пятому году, спустя почти двадцать лет неустанных попыток, ему удалось проделать в колбе отверстие размером в несколько микрон. Сквозь него он протек в другой контейнер. Здесь он немного подкрепился полиуретаном из пенки в кармане, где хранилась емкость – по крайней мере, в нем было больше двух реактивных гидроксильных групп на молекулу, и с этим уже можно работать – но выбраться на свободу Cordyceps novus сумел только в конце две тысячи четырнадцатого.

Кстати, ящик, тот самый, с которого Роберто и Трини не сводили глаз двадцать семь лет назад, был сделан из углеродного волокна.

Суперпитательного, между прочим.

Грибок освободился из заключения, и единственное, что его сдерживало теперь – окружающая низкая температура.

Но не останавливало. Мощные холодные источники, которые подпитывались подземным течением реки Миссури, конечно же, нагревались вместе со всей планетой. Окружающая температура внутри подземного уровня номер четыре поднялась на семь градусов с тех пор, когда узника заперли здесь, и она постоянно росла, пока Cordyceps novus проводил свои собственные химические реакции. Его завоевание запечатанной ячейки завершилось к середине лета две тысячи восемнадцатого года.

Поэтому осенью грибок просочился через проводку и в ноябре выбрался в основной коридор. Морозная зима несколько замедлила его рост, но когда в начале марта девятнадцатого года наступила необычная для ранней весны жара, Cordyceps novus получил пару-тройку лишних градусов и смог отладить свои метаболические механизмы. Он снова, впервые после рождения в Австралии, проник в органическую материю.

Это случилось, когда он нашел пригодное насекомое.

У американского таракана, помимо его способности пережить ядерную зиму, есть немало других впечатляющих эволюционных характеристик. Одна из них заключается в том, что он целую неделю может прожить без головы.

Дышит он через маленькие отверстия в сегментах тела, поэтому даже после того, как первый в истории гибрид грибка и таракана лишился собственного черепа в кровавой бойне с зараженными собратьями, он не потерял способности продолжить долгий путь.

Теперь у него была цель.

С того момента, когда Cordyceps novus овладел вредителем, у него появилась биологическая цель, величайшая из стоявших перед любым тараканом в истории. А для рода, которому стукнуло двести восемьдесят миллионов лет, это немало.

Сейчас Cordyceps novus был одержим жаждой действовать. После тридцати двух лет заключения он почти не изменился, так как условия для роста оказались дерьмовыми. Эпигенетическая память о его первом успехе в Кивиркурре впечатляла. Первым живым существом, с которым он вошел в контакт, стал дядя Эноса Намаджиры, в которого он проник через лоскуток кожи под сломанным ногтем на правой руке. Тепло человеческого тела помогло ему распространиться очень быстро.

Человеческие существа мобильны и имеют свойство собираться вместе, словно Господь создал их специально для того, чтобы облегчить грибку жизнь. Полный захват двадцати семи сосудов оказался молниеносным. Как же прекрасно шли дела прежде, пока грибок не заточили в жестяные застенки!

Что хорошо во всякой тюрьме, так это то, что она дает вам кучу времени, чтобы сидеть и вспоминать о старых добрых деньках.

Cordyceps novus попробовал человека, и ему захотелось еще.

Сначала нужно выбраться отсюда, и таракан ему, разумеется, поможет. Безголовое насекомое четыре дня целенаправленно бегало туда-сюда по полу SB-4, увертываясь от разъяренного Крысиного короля, пока не достигло дальнего конца коридора. Здесь таракан нашел прикрытое решеткой отверстие в основании стены диаметром сантиметра четыре. По закону оно полагалось в любом подземном объекте глубиной больше пятнадцати метров – и было необходимо для снижения концентрации углекислого газа, который привел к гибели множества рабочих на рудниках в девятнадцатом веке. С точки зрения безопасности – это плохая идея, но шахты никогда не предназначались для хранения биологического оружия, само отверстие было крошечным, а люди, похоронившие здесь грибок, не обратили на него внимания.

Таракана не интересовали подробности, он всего лишь почувствовал приток кислорода, забрался внутрь и начал взбираться по почти вертикальному каналу.

Он лез вверх.

Два дня спустя, незадолго до своей гибели (и одновременно – как раз перед достижением величайшего успеха в своей жизни, а поздний успех – самый сладкий), он дополз до выходного отверстия на поверхности земли и выбрался на горячую глинистую почву.

Случилось это примерно в сорока метрах от главных дверей складов Атчисона, погожим вечером, в конце зимы.

Что за умница был этот таракан!

Он выдержал заражение грибком, лишился головы, методично искал и нашел путь из тюрьмы, специально созданной для того, чтобы не позволить сбежать инопланетному разуму, в разы превосходящему его собственный.

Но маленький гибрид грибка и насекомого сделал именно это. Безголовый, обезвоженный и умирающий, он преодолел почти сто метров вертикального подъема по скользкой поверхности. Учитывая его размер, данный подвиг можно сравнить с тем, как вы лезли бы на Килиманджаро на коленях, только что побывав на гильотине.

Таракан совершил, сам того не зная, величайшее физическое достижение в истории. А затем на нем припарковалась машина, и наш герой взорвался с хлюпающим хлопком под ее правым задним колесом.

Автомобиль принадлежал Майку. Именно в тот самый вечер он приехал на склады Атчисона закопать убитых животных. Пока он поднимался на холм в поисках нужного места, Cordyceps novus столкнулся с последним препятствием за свое тридцатидвухлетнее путешествие – восемью миллиметрами плотной резиновой шины. Но он и раньше имел дело с чем-то подобным и точно знал, кому звонить.

Benzene – Х, живущий на поверхности грибка, отозвался немедленно. Он проник через резину и, образно говоря, распахнул Cordyceps novus дверь в просторное внутреннее пространство колеса.

Грибок начал подниматься вверх, где они вместе с эндосимбионтом повторили процесс проникновения через канавки протектора. Отсюда по проводке они пробрались в багажник «Шеви Каприс», где Cordyceps novus обнаружил щедрый органический «шведский стол» в виде мертвого оленя и Мистера Скроггинса, почившего кота.

Большего и желать нельзя.