6
Первое, что увидел Петр, проснувшись, это покрывало из фальшивой шиншиллы, сброшенное на пол, черный ночной столик и стену светло-фиолетового цвета. Потом понял, что его разбудило: шум воды, льющейся из душа. Прямо за стенкой. В их квартире ванная была далеко по коридору.
За окном было тихо. Стеклопакеты надежно отрезали шум, который должен был бы долетать сюда, на одну из нумерованных Тверских-Ямских, с улицы-матери – большой, главной Тверской.
Петр лениво перевернулся на спину. Ему понравилась квартира и при свете дня. Маленькая, но явно возделанная дизайнером.
Ее купили, чтобы сразу пустить по рукам и заставить отработать потраченное через «Эйр БиЭндБи». Петр понимал хозяев. Самый центр Москвы, до Красной площади пешком минут двадцать, до Пушкинской с ее узлом нескольких линий метр – от силы пять.
Уже и в этом Москва не отличалась от других европейских столиц. Прошли те времена, когда квартира, снятая на сутки, означала убитые стены, вытертый линолеум, ванную, залезть в которую не страшно только в антибактериальном комбинезоне, запах сигарет, пота и спермы, въевшийся во все цементные поры.
– Ли-и-и-ид, – крикнул Петр, – давай останемся тут жить.
Послушал. Ответа не было. Слова его утонули в шуме воды.
Петр для надежности прислушался еще немного. Он знал жену: затем заревел фен. Петр достал телефон и набрал Ваню.
– Ты че, – ответил по-юношески ломкий, по-утреннему помятый голос… – в такую рань…
Остальное съел зевок. Ваня, нетрудно было догадаться, лупился в комп почти до утренних сумерек – бегал в какой-нибудь виртуальной стрелялке или прогрызал дыры в чужих брандмауэрах.
Петру хотелось думать, что Ваня однажды изобретет миру новый «Майкрософт», «Фейсбук» или «Гугл». Пока что Ваня был просто двадцатилетним задротом с острым кадыком над мягким воротником клетчатой рубашки, но Петр считал это скорее хорошим знаком, чем плохим: Билл Гейтс выглядел задротом и в тридцать.
– Кто рано встает, тому бог подает, – безжалостно повернулся Петр спиной к мечтаниям, лицом к реальности.
Отношения у них с Ваней были высокие: Петр платил, Ване это нравилось. Еще Ване нравился вызов. Нравилось чувствовать себя благородным разбойником, неуловимым и непобедимым пиратом в бескрайнем Интернете.
В трубке сонно хрюкнуло.
– …Ваня, – вдруг позвал Петр. Хотелось спросить: у тебя – все хорошо?
Хотя бы у тебя.
Жить можно, если у тебя – все хорошо.
«Я старый и чувствительный», – обругал себя Петр. Строго поинтересовался:
– Ну, нарыл что-нибудь?
– Еще пока ничего… Я еще сплю, – отчитался Ваня.
– Второе меня абсолютно не интересует, – заверил Петр.
– Все будет, босс.
Петр бросил телефон на кровать.
Были сегодня ночью гости в их квартире? Или нет?
Вошла Лида.
– Ты что – плохо спал? Чего такой недовольный?
Петр разгладил брови.
– Ого, – оценил восхищенно.
Пусть по-настоящему хорошо жить они стали всего лет десять назад, красиво применять деньги и получать от них удовольствие Лида умела.
– Ты прямо как японская жена. Семья просыпается в шесть. А она уже в полном макияже, с укладкой и готовым завтраком.
Он знал, что слово «семья» будет ей приятно. И слово, и то, что он себе эту картину уже видит: он, она – и кто-то третий. Он не ошибся. Мягкое сияние довольства и покоя на ее лице было лучше всякой улыбки.
Лида смотрела на мужа и думала: может, сказать ему теперь? Что она прошла процедуру сама. Что все – наконец получилось. Что теперь их – трое.
– Лида… Насчет вчерашнего.
Она отвернулась к стене. А потом сказала:
– Красивый цвет. Давай дома тоже в такой покрасим?
– Красивый, – согласился Петр.
– С завтраком здесь похуже, – сообщила Лида, не глядя клюнув торопливым поцелуем. – В холодильнике я видела йогурт. И кофейная машина есть.
– А жена? – удержал ее руку Петр.
– А жена поскакала на работу. У нас не Япония.
– Очень жаль! – Петр упал обратно на подушку.
– Пока! – донеслось из коридора.
Петра охватила досада. На себя, на жену, на слишком твердую подушку, от которой теперь болела шея. На себя прежде всего. По миру – уютно выгороженному в виде трехкомнатной квартиры на Петровском бульваре, уютно обставленному дизайнерской мебелью, уютно размеченному походами в рестораны, в спа, поездками в отпуск – пошла трещина. Лида еще надеялась, что все постепенно зарастет само, как перелом кости? Почему нет? Живое – всегда зарастает.
Это мертвое так и остается разбитым, сломанным.
Думать про это дальше не хотелось. Он не хотел ответа.
– Пока, – сказал потолку.
Услышал, как щелкнула, закрываясь за женой, входная дверь. Быстро откинул одеяло, спустил ноги.