Глава 29

Не описать того, что творилось в доме после спасения Софьи.

Матрене седой лакей, что служил еще старому господину, сказал:

— Твой-то совсем уработался! Топором машет и в парк бежит! Сам из бельевой видал!

Матрена испугалась и тоже побежала по дорожке в парк. По пути ей встретился насквозь промерзший Рандлевский. А вскоре показались Филипп и Софья. Софья уже не могла идти. Тяжелое мокрое платье замерзло и стояло колом. Матрена, как увидела свою ненаглядную девочку, так чуть ума не лишилась, закричала диким голосом так, что в доме услыхали. Все вместе кое-как дотащили замерзшую женщину. А навстречу уже бежала прислуга. Нелидов, услышав шум внизу на первом этаже дома, поспешно вышел из кабинета и спустился по лестнице. Увиденное поразило его так, что он чуть не лишился дара речи от ужаса. Прямо в прихожей Матрена, стеная и плача, с помощью лакея и Филиппа сдирала с Софьи примерзшую одежду. Ледяная вода таяла и растекалась лужами по полу. Закоченевшая шубка, брошенная на пол, загремела, как железная.

— Соня! — едва выдавил из себя Нелидов. — Что случилось, Соня?!

— Да вот, чуть в полынье не утопла, голубка наша! — застонала Матрена. — Если бы не Филиппушка мой, утопла бы, утопла как есть, куколка моя!

— Нет! Нет! Не может быть! — завыл Нелидов и схватился за волосы, да с такой силой, что выдрал клок у виска.

— Да ты не вой волком-то, барин! — прикрикнула на него Матрена. — За доктором, за доктором беги скорее! Ведь простыла небось! Оледенела вся ведь!

Нелидов метнулся к Софье и хотел прижать ее к себе. Но она посмотрела на него как-то странно, отстраненно, непонимающе. Этот взгляд чужого человека испугал Нелидова еще больше.

— Сонечка, родная! — Он притянул ее к себе, желая согреть своим теплом, своим жарким поцелуем, но ее глаза закатились, и она повисла на его руках без чувств.

Вся прислуга бегала по дому как угорелая. Софью перенесли в спальню, нагрели воды, натопили печи, натерли ее уксусом. Она пришла в себя и по мере того, как осознавала происшедшее с нею, пережитый страх стал распирать ее изнутри. Лицо покрылось испариной, зубы стучали, руки плясали на одеяле. Матрена без устали вытирала ее лоб и губы, подносила питье.

Заглянул Рандлевский. Он принес графин коньяку — добавить в горячий чай.

— Сожалею, что вы убедились в моей правоте таким ужасным образом, — тихо произнес он, наклонившись над больной.

В глубокой ночи Нелидов привез доктора. Тот осмотрел женщину и заявил, что все покажет ночь и следующий день. Надо бояться худшего — воспаления легких от переохлаждения. К тому же, сильное психическое потрясение не пройдет даром. Но все же организм молодой, здоровый. Есть шанс на спасение.

Матрена не отходила от Софьи. Тут же у дверей спальни застыл в кресле и Феликс. На его лице ужас и отчаяние сменяли друг друга.

— Если она умрет, и я не буду жить, — заявил он Рандлевскому.

— Слишком великая плата за упрямство, — пожал плечами Леонтий. — Ты знал, что так будет. И ты знал, что этого всего могло бы не случиться. Если бы ты не стал вновь связывать свою жизнь с очередной женщиной.

— Но я не мог оставаться один на всю жизнь!

— Ты не один. У тебя есть я!

— Но я полюбил ее!

— Нет, ты погубил ее!

На другой день доктор поутру осматривал больную.

— Что ж, голубушка, дела не так плохи, как мне показалось поначалу. Конечно, бронхит, я уже его слышу, наличествует, кашлять будете долго. Но все же это, надеюсь, не смертельно. Хотя очень неприятно. Голова болит? — Он потрогал лоб. — Жар еще есть, но не сильный. — Доктор отложил трубочку, через которую прослушивал грудь. — А вы, любезная, — он обратился к Матрене, которая едва стояла на ногах от усталости, — поменяйте-ка ей сорочку, эта уж больно влажная.

Матрена поспешила выполнять указания. Когда дверь за нянькой закрылась, Софья взволнованно произнесла:

— Сударь! Вы как доктор, как благородный человек должны мне помочь! — Она резко приподнялась на постели.

— Разумеется, милочка, разумеется, помогу вам! Не беспокойтесь. Вам нельзя волноваться. Вы столько пережили!

— Вы не поняли меня! Я должна срочно покинуть этот дом!

— Это невозможно! В вашем состоянии вам нужен покой и постельный режим! Иначе процессы выздоровления пойдут вспять, еще все так зыбко!

— Если я останусь здесь, я умру! Вот увидите. Если вы не заберете меня отсюда завтра же, то вскоре вы услышите о моей смерти! Он убьет меня!

— Кто вас убьет? — испугался доктор.

— Тот, благодаря кому я оказалась в полынье. Ведь еще вчера там был совершенно крепкий толстый лед!

— Вы очень испуганы и поэтому вам мерещится черт-те что! Вам надо отдохнуть и поспать, я сделаю вам укол.

Доктор решительно направился к своему саквояжу.

— Прошу вас, не принимайте меня за душевнобольную. Я вполне отдаю отчет о своих действиях и прошу вас помочь мне. Мне нужно уехать в Энск, у меня там дом. Со мной будут Матрена и Филипп, я не пропаду. Буду лечиться там хоть всю оставшуюся жизнь. Но отсюда я должна уехать немедленно!

— Разумеется, вы, как взрослый человек, вольны поступать, как вам заблагорассудится. Но чем же я могу вам помочь? — Доктор продолжал рыться в саквояже. — Вероятно, я оставил шприц в гостиной, где делал успокоительный укол господину Нелидову. Он очень, очень о вас переживает!

— Вот ему-то и надо сказать, что мой отъезд абсолютно необходим, и вы забираете меня в город! — твердо заявила Софья.

Доктор покачал головой и вышел. Софья с трудом поднялась и, держась за стену, тоже вышла, но в противоположную дверь, через которую она ходила в спальню и кабинет Нелидова.

Феликс находился в кабинете, когда на пороге показалась бледная шатающаяся фигура в одной ночной сорочке, с распущенными волосами.

— Сонюшка! Что ты? Зачем встала? — Он кинулся к ней. Но она отстранила его и приблизилась к столу. Оказавшись около письменного стола, она принялась шарить по нему, перекладывать листки рукописей.

— Что ты ищешь? — удивился Нелидов.

— Дай мне то, что ты писал в последние дни, — решительно потребовала Софья.

— Но это только наброски. Черновик. Я хотел тебе читать, когда будет готово, — проговорил он тихо и как-то неуверенно.

Она услышала колебание в его ответе, проследила его взгляд и быстрым движением выхватила рукопись. Прижав к груди толстую тетрадь, она замерла на месте. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, не отрываясь. Их мысли точно отражались у каждого на лбу.

— Нет, не думай так! Это не так! Не так! Я не мог. Я слишком, слишком люблю… Я не убивал… Я не мог хотеть убить тебя, ты для меня все в этой жизни!

Феликс прохрипел эти слова, а она рывком открыла рукопись. На первой странице крупными буквами было начертано название:

«Ледяная дева».

Софья прочитала и посмотрела на него застывшим взором округлившихся от ужаса глаз.

— Вам будет очень сложно доказать свою невиновность и правдивость своих слов, господин Синяя Борода!