В лагере Собибор было три части. Сначала шёл передний лагерь (Vorlager), где располагались входные ворота, железнодорожный перрон и помещения для немецких и украинских охранников; и лагерь I, где размещались те узники, кого отобрали для работы, и находились мастерские. В лагере II принимали большую часть приезжавших евреев. Он включал в себя зону, где узники раздевались и где хранились их вещи для отправки в Германию; и там же они уходили в «туннель», который соединял лагерь с тем местом, где они будут убиты. На полпути в туннеле женщинам сбривали волосы. Стоило лишь зайти в лагерь II и у членов семей не было ни шанса попрощаться, хотя они могли и встретиться в газовой камере. Некоторые эсэсовцы жили в лагере II в подобии лесной сторожки, естественно, тщательно отгороженной от того места, по которому проходили жертвы. Бывший узник Дов Фрайберг рассказал, насколько быстро проходило разделение. Он и его семья желали покинуть переполненный грязный поезд как можно скорее после долгого путешествия. Когда они выпрыгнули, они столкнулись с ужасающей ситуацией: «Немцы в зелёной униформе и украинцы в чёрной, с хлыстами в руках, погнали нас вперёд. Мы подошли к маленькой калитке. На другой стороне стояли немец и украинец, быстро разделяя тех, кто входил: женщин и детей отгоняли в одну сторону, и они продолжали идти прямо, мужчины — направо. Я пошёл направо со своим дядей и другими мужчинами, и это всё произошло так быстро, что мы не успели даже среагировать, хоть что-нибудь сказать друг другу. Никто не мог понять точно, что происходит, зачем они разделяют нас, с какой целью? Мужчинам велели сесть на землю в длинных бараках с крышей. Со своего места я мог видеть длинную очередь проходивших женщин и детей и затем скрывающихся, словно бы они покидали внутренний дворик. Был ранний вечер. Бараки заполнялись людьми. Мы сидели в тесноте, прижавшись друг к другу, в шоке, не понимая, что происходит. Куда исчезали женщины и дети? Может быть, они были на другом конце внутреннего дворика?». На их вопросы никто не отвечал. Всю ночь они просидели в тишине, дети не плакали — куда они пропали? На следующий день Фрайберга выбрали для работ. Его товарищи сказали, что его работа состояла в том, чтобы разбирать одежду. Кто-то опознал одежду своих жены и детей и предположил, что людей раздетыми отвели куда-то в другое место. Фрайберг говорит: «Мы были объяты ужасом. Могло ли такое быть, что они всех просто убивали? Но мы не слышали никаких выстрелов или взрывов»[76]. Этот недостаток информации о том, что происходило, сквозной темой звучит во всех воспоминаниях Фрайберга, которых немало. В интервью архиву визуальной истории Шоа он сказал, что слышал запуск двигателя, какого-то генератора, но не понял, почему[77]. Ю. Шелвис писал: «Никто не знал, чего ожидать по прибытии в лагерь Собибор. Даже польские евреи не имели понятия, уж точно не в первые дни»[78]. Однако Собибор был известен тем, что это не «обычный» трудовой лагерь. Шелвис рассказывал, что когда он приехал, «мы интересовались, что стало с ребёнком из нашего вагона, и с людьми, которые не могли идти, и как быть с больными или инвалидами? Но нам не дали времени поразмыслить об этих вещах и, кроме того, нас слишком заботила собственная судьба»[79]. У него не было шанса попрощаться с его женой Рахиль: «Внезапно [она] уже не шла рядом со мной. Это случилось так быстро, что я не успел ни поцеловать её, ни окликнуть»[80]. Шелвис провёл в Собиборе шесть часов, прежде чем его отправили на работу, и всю свою жизнь он пытался узнать, что случилось с его семьёй и с теми, кто приехал на тех же поездах из Голландии. Третьей территорией, в северо-западной части, был лагерь III, где располагалась зона уничтожения, газовые камеры, погребальные ямы и бараки для охраны и евреев, работавших там. Лагерь III был окружен колючей проволокой и по углам стояли сторожевые вышки. В отличие от других лагерей, территория вокруг Собибора была заминирована, что привело к многочисленным жертвам во время восстания[81]. Собибор был расположен на железнодорожном перегоне между Хелмом и Влодавой, с отдельной веткой, ведущей к лагерю. С платформы, где разгружались товарные составы, большую часть людей гнали в лагерь II, но пожилые, больные, дети и прочие немощные отправлялись прямиком в траншею, где украинские охранники, за которыми следили немцы, расстреливали их из пулемётов. Это иронично называлось «лазарет» (больница для карантина по-английски). Несмотря на крики и насилие, встречавшие их в Собиборе, часть жертв — особенно из числа евреев западной Европы — верила, что им просто позволят помыться и переодеться в чистую одежду перед тем, как отправить на работу. По прибытии евреям с запада приказывали написать открытки домой. Сообщения были призваны успокоить жителей оккупированных нацистами западных стран. Особенно это было характерно для ранних месяцев существования лагеря. Прежде чем лишиться волос, некоторые женщины просили «парикмахеров» не стричь слишком коротко. Они предполагали, что стрижка нужна, чтобы избавиться от вшей, но хотели снова стать красивыми как можно раньше.Лагерь: место насилия и смерти