Глава 3

Тремя днями ранее…

Вдалеке, на расстоянии многих миль, возвышались голубоватые силуэты гор. На несколько сотен ярдов вокруг деревни Фэлла земля представляла собой неприглядное болото с темно-серыми, коричневыми и желтыми прожилками тропинок, заросших высокой травой, в которой, вероятнее всего, скрывалась трясина. По пути встречались потрепанные ветром деревья, словно вымаливающие милосердия у этого сурового края. Дорога тянулась с юго-востока на северо-запад, и распознать ее временами было непросто. Впереди на пути двух всадников возвышался лес.

Они прошли совсем небольшое расстояние, когда Девейн пришпорил свою лошадь и заставил ее встать на пути коня Мэтью, преградив ему дорогу.

Фиолетовый синяк над правым глазом Девейна чуть побледнел, но на левой скуле несколько ушибов сплавились в один уродливый кровоподтек. Рот его неприязненно искривился, и он заговорил:

— Ты понимаешь, что это самоубийственная миссия, да?

— Я понимаю, что это миссия, — ответил Мэтью. — И я не считаю ее самоубийственной.

— Тогда ты куда больший идиот, чем я предполагал. И вот ты втянул в это меня! — Он скользнул рукой в черной перчатке под плащ, вытащил четырехзарядный пистолет с четырьмя стволами — два сверху, два снизу — и двумя спусковыми крючками. — Может, стоит убить тебя прямо сейчас? Или чуть позже? А Профессору сказать, что это все было глупой затеей?

— Лучше чуть позже, — спокойно отозвался Мэтью. — Охранники на стене могут запросто услышать звук выстрела с этого расстояния.

Девейн было направил свою лошадь вперед, но подождал, пока Мэтью поравняется с ним и поедет рядом. Железный лист облаков надвигался на них.

— Слушай сюда, Корбетт, — процедил Девейн, — ты мне не нравишься, мне не нравится эта чертова ситуация, в которую ты меня втянул, и если каким-то образом мне удастся выжить, я заставлю тебя заплатить. Но пока что я буду делать все возможное, чтобы выполнить задание, потому что таков мой принцип, и от него я не отступаю. А потом… — он осекся. — Я убивал множество раз и большинством смертей я наслаждался. Если мне придется убить тебя, я это сделаю. И это тоже будет делом принципа. Ты понял?

— Без сомнения, — кивнул Мэтью.

— Я плохой человек, — сказал Девейн. — Просто, чтобы ты знал.

И снова — без сомнения, — подумал Мэтью, но предпочел сохранить молчание.

Затем Девейн убрал пистолет и рысью направил свою лошадь на северо-запад. Мэтью последовал за ним, щелкнув поводьями, понимая, что пойдет на все, чтобы спасти женщину, которую любит и заставить убийцу, учинившего расправу над «Черноглазым Семейством», заплатить за это злодеяние, потому что он пообещал это своему погибшему другу.

Они продолжали двигаться вперед — хороший человек и плохой человек — без оглядки и без сомнения сквозь этот уродливый пейзаж.

Сосредоточиться на предстоящей задаче было нелегко — мешало постоянное грызущее беспокойство за состояние Берри. Ирония заключалась в том, что именно ввиду ее состояния Мэтью и должен был заставить себя сосредоточиться. Будь его воля, он бы давно пустил лошадь галопом, чтобы добраться до пункта назначения как можно быстрее, но логика подсказывала ему, что так можно запросто прискакать в ловушку или прямиком на свидание со Смертью. Если он глупо обнаружит себя перед Кардиналом Блэком, это никак не поможет вернуть Берри из ее забытья.

Рациональный ум легко слушался здравого смысла, а вот унять сердце, то и дело норовившее пуститься вскачь, было намного труднее.

Стараясь заглушить беспокойство, Мэтью задумался о том, что ждет его впереди. Их с Девейном пункт назначения он знал с того момента, как Черный Кардинал сказал Матушке Диар: я встречу тебя в башне. Он произнес это перед тем, как завещать души Мэтью и Уильяма Атертона Арчера дьяволу. Затем один из пойманных во время налета людей Блэка сообщил дополнительные сведения: похоже, речь шла о средневековой сторожевой башне в лесу, примерно в полумиле от Аддерлейна. Человек сказал, что это место было своеобразным темным святилищем: там Блэк общался с сатаной.

Мэтью попытался поудобнее устроиться в седле, потому что с приближением к демоническому логову Блэка ему все труднее сиделось на месте, и конь, улавливая его настроение, нервничал под удилами. Пришлось напрячься в попытке взять себя в руки и обуздать капризное животное. Мэтью плотнее закутался в свой серый плащ: как только солнце скрылось за горизонтом, воздух заметно остыл.

С каждым шагом в разуме все яснее проступало осознание, что бесполезно размышлять о грядущем, если миссия потерпит крах — нужно было сосредоточиться не на иллюзорных будущих проблемах, а на насущных.

Взять хотя бы Джулиана Девейна. Мэтью было любопытно, как такого сообразительного человека угораздило оказаться в кругу приспешников профессора Дантона Идриса Фэлла.

— Может, хоть расскажешь о себе? Что у тебя за история? — спросил Мэтью, нарушая тягучее молчание. Впрочем, он знал, что ответ, который он получит, будет холоднее пронизывающего декабрьского ветра. Ожидания его оправдались.

— Не твое собачье дело, — буркнул Девейн.

— Я подумал, что было бы полезно узнать поближе человека, который стал моим напарником.

— Одного дурака объединили с другим, вот и вся история, — огрызнулся Девейн. — А теперь закрой свой рот и оставь меня в покое.

Мир, — подумал Мэтью, — пожалуй, единственное, что этот человек никогда не сможет найти.

Он снова пригляделся к своему вынужденному спутнику. В Джулиане Девейне удивительным образом уживались преступные замашки и аристократические манеры. По одному тому, как он держался в седле, можно было сделать выводы о его происхождении и образовании. Мэтью был уверен в своих наблюдениях и готов был биться об заклад, что Джулиан Девейн — явно не выходец из трущоб. Под этой темно-зеленой треуголкой, лихо накренившейся набок, скрывался мозг — и не рядовой, а очень даже незаурядный, настолько, что его приметил Профессор Фэлл. И, похоже, этот злой гений преступного мира имел далеко идущие планы на Девейна. Мэтью был уверен, что в будущем его нынешнему спутнику светит место почившей Матушки Диар. Из всех своих прихвостней Фэлл явно выделял именно его, и это лишний раз заставляло задуматься, что же за история кроется за плечами этого человека.

Девейну на вид около двадцати шести или двадцати семи лет от роду. Всего-то на два-три года старше самого Мэтью, которому в мае исполнилось двадцать четыре.

Сейчас, накануне 1704 года, собственный двадцать четвертый день рождения казался Мэтью недостижимо далеким.

Время, минувшее с того дня, непросто было назвать безоблачным. С его злоключений в колонии Каролина на Реке Духов утекло не так много воды, однако последовавшие за этим события завертелись беспокойным вихрем и забросили Мэтью в Лондон. Тогда, в течение недолгого времени он не помнил, кто он такой. Очнулся он на корабле, направлявшемся в Англию, и обнаружил себя в роли «слуги» отвратительного прусского фехтовальщика графа Антона Маннергейма Дальгрена. На деле же Мэтью был его пленником. Ему удалось избавиться от своего похитителя, и, должно быть теперь сам дьявол сетует на то, что Дальгрен угодил в его адское логово. Так или иначе, убийство графа привело Мэтью в тюрьму Ньюгейт, после которой он связался с «Черноглазым Семейством» и мстителем Альбионом. А теперь…

Теперь это.

Мэтью смотрел, как приближается лесополоса — продуваемые ветрами болота и пожелтевшая трава постепенно уступали ей место. Ничего не оставалось, кроме как позволить лошади протаптывать себе путь в прежнем темпе.

Демоническое логово Блэка было все ближе, но эта мысль почему-то не вызывала страха. Мэтью не пугали ни возможные опасности, ни то, что ждало его впереди. Будучи работником агентства «Герральд» в Нью-Йорке и решателем проблем, он уже пережил множество опасностей, и именно они привели его сюда, в это место.

Мэтью был высоким и стройным молодым человеком с тонкими чертами вытянутого лица и холодными серыми глазами, в которых изредка появлялись голубоватые блики. Его жесткие густые черные волосы были защищены от ветра темно-синей треуголкой, которой снарядил его Профессор Фэлл. Другим подарком стал пистолет и полная пороховница в кобуре на поясе. Также он взял с собой кинжал с рукоятью из слоновой кости, некогда принадлежавший Альбиону. Кожа Мэтью была бледной, что говорило о его склонности к интеллектуальной деятельности, а не к физическому труду. Его природные таланты и развитая логика позволили ему достигнуть впечатляющих высот в образовании, начавшемся еще в детстве, которое он провел в приюте Нью-Йорка. Одним из следов его злоключений в течение сложной и, безусловно, наполненной опасностями жизни был шрам в виде полумесяца, изгибавшийся чуть выше правой брови и уходящий под линию роста волос. Этот шрам был напоминанием о его встрече с медведем четыре года тому назад — встрече, едва не закончившейся фатально.

В нескольких футах впереди него шагом продвигалась лошадь Девейна, которую он изредка подгонял с помощью миниатюрных острых шпор начищенных черных ботинок. Черный плащ, развевающийся за его спиной, неумолимо напоминал императорскую накидку. Бросающаяся в глаза величественность, выправка и стать — Мэтью невольно задумался, было ли это очередной маской Девейна, которую он изобрел, будучи преступником, или же она тянулась за ним из далекого прошлого? Чем дольше Мэтью изучал Девейна, тем яснее понимал, что у него, без сомнения, очень сложная история, и, какой бы она ни была, очевидно, он намеревался защищать ее с яростью хищника.

Девейн был красивым светловолосым мужчиной с аккуратными чертами лица. И когда маска злодейства, тщеславия и надменности пряталась вглубь, он мог быть по-мальчишески обаятельным — это Мэтью выяснил еще с первой встречи. Тем не менее, похоже, к этой маске Девейн привык и носил ее не менее свободно, чем зеленую треуголку.

Лошади продолжали неспешно идти вперед. Пронизывающий ветер трепал плащи всадников. Дорога — вернее тропинка в траве, огибающая зыбучие болота, — извивалась и вела к скалам, возвышавшимся над бурным морем, а затем уходила в темные леса.

Под скрюченными ветвями переплетенных деревьев двое всадников продолжили свой путь, в то время как и без того скудный солнечный свет переродился в серую дымку. Где-то в отдалении каркали вороны. Пожалуй, кроме изредка завывающего ветра и мерного перестука копыт, эти крики птиц были единственными звуками в лесном затишье.

Девейн направил свою лошадь вперед, мрачный лес сомкнулся вокруг них, и Мэтью вновь пришлось бороться с грызущим ощущением уходящего времени. Оно, увы, не играло им на руку, оно было их врагом, равно как и Кардинал Блэк.

По прошествии почти двух часов — этого времени вполне хватило, чтобы копчик Мэтью начал капризно ныть от верховой езды — солнце сместилось на небосводе, и от света остался лишь жалкий мазок у самого горизонта. В этот момент Девейн вдруг остановил свою лошадь и тихо сказал:

— Там.

Он указал на узкий просвет меж деревьями. Мэтью пригляделся и на фоне величественных мрачных облаков заметил каменную сторожевую башню высотой около шестидесяти футов, стоявшую на лесистом каменном гребне, который местами достигал пятидесяти футов.

— До основания хребта где-то миля. А потом, примерно, еще полмили пути, — подсчитал Девейн. Не говоря ни слова, он вновь пришпорил лошадь и пустил ее шагом. Мэтью щелкнул поводьями и последовал за ним.

Время от времени он замечал мелькающие очертания башни меж плотно жавшимися друг к другу деревьями. Ее крыша была отделана черным деревом и имела коническую форму, а в каменных стенах на различной высоте виднелись небольшие бойницы, из которых можно было выпускать стрелы или стрелять с помощью древних ручных пушек. Мэтью показалось, что часть крыши прогнулась, а некоторые камни стенной кладки примерно на высоте сорока футов обвалились. Но в остальном эту башню все еще можно было назвать грозным оборонительным сооружением. Признаков жизни башня не подавала, и это, как ни странно, тревожило Мэтью больше, чем могли бы потревожить солдаты Блэка, готовящиеся к нападению.

Лошади попутчиков свернули с лесной тропы и направились вверх по крутому склону. Сторожевая башня теперь вырисовывалась ближе. Мэтью отметил, что Девейн извлек свой четырехствольный пистолет из-под плаща и положил его поперек седла перед собой, накрыв рукой. Он обращался с этим уродливым оружием удивительно благоговейно, словно священник, кладущий руку на лоб дитя для благословения. Мэтью не сомневался, что этот пистолет не раз спасал Джулиану Девейну жизнь.

Вскоре они приблизились к грубой каменной стене высотой около пяти футов. Время не пощадило ее: она была изборождена трещинами и почти скрыта бурой травой и колючими зарослями. Всадники были уже почти у самой сторожевой башни, но никаких признаков активности так и не уловили, кроме метнувшихся прочь зайцев и прошествовавших мимо оленей.

В стене обнаружилось отверстие. Оно было достаточно широким, чтобы человек мог пройти через него, но только пешком — не на лошади.

Девейн спешился первым, держа в руках пистолет.

— Зайдем здесь, — сообщил он и полез в седельную сумку, где хранил боеприпасы, кремни, запас сушеной соленой рыбы и вяленой говядины в вощеной бумаге. Миг спустя наружу показалась подзорная труба. Девейн открыл ее и привел в оптимальное положение для лучшей видимости, тут же приступив к изучению башни. Вскоре он опустил трубу, продолжая держать ее в руке. — Привяжи свою лошадь, — сказал он. И добавил: — И приготовь пистолет. Он может тебе понадобиться.

Девейн замолчал. Мэтью поспешил без единого вопроса исполнить его инструкции и был готов в считанные секунды.

Они постарались как можно надежнее и незаметнее привязать лошадей в чаще. Вооружившись пистолетом, Мэтью последовал за Девейном через отверстие в стене. По другую ее сторону также обнаружилась тропа, ведущая прямо к башне — почти невидимая и заросшая травой. Кое-где валялись груды каменных обломков. Мэтью заметил одну единственную плиту с наполовину стертой надписью, объяснявшей, что это когда-то было за место, однако, как ни старался, он ничего не смог разобрать.

— Тихо! — предупреждающе шикнул Девейн. Впрочем, Мэтью и сам не планировал шуметь.

Они осторожно пробирались через руины, поднимаясь вверх по склону. Вскоре они достигли вершины, представлявшей собой довольно ровный участок земли, усеянный многочисленными камнями, упавшими со стен обветшалой башни. Вдалеке зияла открытая пасть дверного проема.

— Хорошо, — сказал Девейн, словно разговаривая со своим духом-защитником, которого Мэтью не видел. Он вошел в башню первым, Мэтью держался на пару шагов позади него.

В темном помещении они разглядели лестницу, по ступеням которой когда-то сновали туда-сюда средневековые солдаты. Девейн и Мэтью начали подниматься все выше и выше, по ходу миновав несколько площадок, на которых располагались защитные ниши и бойницы. Ветер выл в зияющих в стенах дырах, что находились на высоте сорока футов и были достаточно большими, чтобы вместить карету, в которую можно было запрягать пегасов^[115] и лететь.

В самом конце их восхождения им встретились черные лучи опор конусовидной крыши, а затем они увидели дыру, из которой открывался вид на дорогу. Достигнув верха, они огляделись. Здесь была круглая комната с большим количеством оборонных бойниц в стенах. Мэтью и Девейн оказались настолько поражены, что не смогли вымолвить ни слова, потому что оказались не единственными человеческими существами в этом царстве сатаны.

Но единственными живыми человеческими существами.

Здесь был ребенок — быть может, лет шести. Светловолосый белокожий мальчик, раздетый догола. Карие глаза его были все еще раскрыты, в них застыло выражение шока, а руки и ноги были связаны бечевкой. В груди зияла огромная рана, края которой уже посинели. На лбу ребенка виднелся еще один порез: перевернутый дьявольский крест, который Черный Кардинал так любил оставлять на телах своих жертв. На полу засохла лужа крови, рядом с которой стояла глубокая чаща. Внутри нее находилось то, что Мэтью опознал как остатки сердца мальчика. Вокруг чаши осталось несколько огарков свечей, прикрепленных к полу воском. А на стенах…

— Хм, — выдохнул Девейн. Стены явно привлекли его внимание.

На них были начертаны странные символы. Краской же послужила кровь убитого ребенка. Похоже, это были символы, необходимые для того, чтобы Кардинал Блэк пообщался со своим повелителем.

Борясь с отвращением и тошнотой, Мэтью вдруг вспомнил внешность своего врага. Блэк был необычайно худ, а в росте достигал почти семи футов. Лицо его больше напоминало обтянутый кожей череп, а руки с неимоверно длинными пальцами венчали острые когти, как у хищного зверя. При таком росте Блэк вполне мог чертить свои символы чуть ли не под самой крышей. Мэтью взглянул туда и подтвердил свои догадки: там были тысячи символов, пересекавшихся кровавыми подтеками. Ручейки крови сбегали вниз до самого пола. Это напоминало какой-то безумный роман демонического автора. Или послание темного падшего ангела. Пожалуй, не просто так Матушка Диар называла этого человека отцом, учитывая то, кого она на самом деле им считала^[116].

— Успокойся, — холодно сказал Девейн, когда Мэтью отвернулся и попытался продышаться у одной из бойниц. Сам Девейн приблизился к трупу мальчика. — Интересно, — пробормотал он, словно изучал не мертвого ребенка, а раздавленное насекомое. — Человеческая жертва во славу сатаны, — продолжил он. — Выглядит очень характерно для типа, который унес с собой книгу ядов.

— И это все, что ты можешь сказать?! — возмутился Мэтью.

— Я не оплакиваю мертвецов, Корбетт. Они уже покинули этот беспокойный мир. Если тебя это зрелище шокирует, то я — видел и похуже. Ты можешь стать таким же, прежде чем вся эта история закончится. Следующим сердцем, которое Блэк вырежет из еще живой груди, может стать твое.

Мэтью уже собрался ответить — правда, пока не знал, что именно, — когда вдруг понял, что из оборонной бойницы виднеется деревня, притаившаяся у подножия скал — там, у самого моря.

— Похоже, я вижу Аддерлейн, — выдавил он. Девейн заинтересованно шагнул к нему и оттолкнул его в сторону. В ход снова пошла подзорная труба.

— Ну? — поторопил Мэтью.

— Валлийская рыбацкая деревня. Вижу гавань, несколько рыбацких лодок и бедных лачуг. Ничего особенного. Никакой активности. — Он навел трубу дальше, на океан. — Минометного корабля тоже не видно. Там вообще ничего нет. Похоже, они давно ушли.

Мэтью именно этого и боялся. Он злобно выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы, стараясь приглушить вихрь паники, взметнувшийся внутри.

Девейн закрыл подзорную трубу резким щелчком.

— Каков план? — спросил он. Когда Мэтью не ответил, он вопрошающе прищурился. — У тебя же есть план, ведь так?

Мэтью вновь промолчал, потому что в его арсенале не имелось ничего — ни ответа, ни плана.

— Понятно, — сказал Девейн. В его голосе странным образом сочеталась мягкая шелковистость и настойчивая требовательность. — Мы проделали весь этот путь, я следовал твоим указаниям, потому что поклялся Профессору. И что в итоге? Мы зашли в тупик, и никакого дальнейшего плана у тебя нет. А ведь он был твоей прямой обязанностью, я полагаю. Мне думалось, ты сильно печешься о девушке, которой вознамерился помочь, но, выходит, я и тут ошибся. И… — Он осекся, потому что Мэтью отвернулся от Аддерлейна, щеки его раскраснелись от гнева. Похоже, сейчас его терпению настал конец.

— Мой план, — заговорил Мэтью, цепляясь за последнюю соломинку логики в своем искалеченном мозге, — это спуститься в ту деревню и выяснить, точно люди Блэка ушли, или нет. Если ушли, то когда и куда. Я собираюсь все это выяснить, а не строить необоснованные догадки, стоя здесь.

— Ты намереваешься отправиться навстречу собственной смерти, вот что, — парировал Девейн. — Я же говорю тебе: Кардинал Блэк и его банда ушли. В той гавани нет лодок, которые могли бы вместить больше двух-трех человек. Если ты помнишь, пойманный приспешник Блэка сказал, что его люди будут разъезжаться на каретах, лошадях и на корабле. И корабль, видимо, уже отплыл. А вместе с ним и книга, которую ты так жаждешь отыскать.

На мгновение Мэтью показалось, будто вся сторожевая башня раскачивается у него под ногами. В отчаянии он протянул руку и оперся на окровавленную стену — все было лучше, чем позволить себе рухнуть на колени.

— Жалкое зрелище, — надменно возвестил Джулиан Девейн. — А я-то думал, что ты умнее.

Мэтью поднял свои холодные серые глаза и столкнулся с безучастным взглядом Девейна.

— Я иду в ту деревню. С тобой или без тебя. Если угодно, я освобождаю тебя от твоего обещания.

— О, разумеется! Только есть одна неувязка: ты — не Профессор, Корбетт. Так что, ты не можешь освободить меня.

— Как хочешь. Я ухожу. — Мэтью не осмелился еще раз взглянуть на труп ребенка. Он решил последовать совету Девейна и успокоиться, собрать волю в кулак для предстоящей задачи. Однако после первого же шага ему стало понятно, что его каменные намерения не настолько прочны — по крепости они, скорее, напоминали размокшую бумагу.

Он покинул круглую комнату, на негнущихся ногах спустился по лестнице и вышел из треклятой сторожевой башни. Девейн молча следовал за ним. Наконец, они дошли до привязанных лошадей, в тишине отвязали их и направились к Аддерлейну. Теперь Мэтью скакал первым, преисполнившись шаткой мрачной решимости.