8

«То, что вы здесь видите, это компьютеры, работающие с программами особого типа, с так называемыми нейронными сетями. Нейронная сеть функционирует так же, как, по нашим представлениям, функционирует человеческий головной мозг, используя ассоциации, синапсы[66] и так далее. Для того чтобы нейронная связь начала функционировать, ее приходится натаскивать, так сказать», — объяснял Филипп Сорель. Было одиннадцать часов двадцать минут, четверг, 17 июля, они вместе с берлинским прокурором доктором Хольгером Нимандом сидели на третьем этаже вычислительного центра в комнате длиной в тридцать и шириной в двадцать метров. Помещение было заставлено серебристо-серыми металлическими ящиками и столами, за которыми перед мониторами сидели мужчины и женщины в белых халатах. Основной краской в помещении был глубокий темно-синий цвет мерцающих экранов.

Вычислительный центр находился в здании на улице Отто Хана, которая из западной части Старого города вела в современный промышленный район Эттлингена. Белое здание находилось за двухметровой металлической стеной, чтобы с улицы никто не мог его видеть. Конечно, была здесь предусмотрена электронная система защиты со звуковой сигнализацией; за безопасность на территории отвечали круглосуточно патрулирующие охранники фирмы. По ночам здание освещалось прожекторами.

В восемь часов утра Филипп приехал сюда и первым делом представился пятерым специалистам из спецгруппы «12 июля» и поприветствовал четверых мужчин и трех женщин из «Дельфи», которых давно знал; они вместе с ним занимались «начинкой» вычислительного центра. Прежде всего его проинформировали о проделанной уже работе. Несмотря на интенсивные круглосуточные поиски, не удалось обнаружить ни малейшего доказательства того, что кто-то внес неизвестный вирус в программу установки.

Около одиннадцати часов Филиппу сообщили по телефону о приезде доктора Ниманда. Он встретил прокурора в комнате для посетителей, где подписал пропуск Ниманда. На первый взгляд прокурор производил несколько странное впечатление. Ему было лет под сорок, среднего роста, стройный, чтобы не сказать худой. Держался он неуверенно, почти заискивающе, когда говорил с сотрудниками охраны, которые, пропустив его через электронную контрольную рамку, попросили вывернуть карманы, потому что прозвучал сигнал тревоги.

Филипп видел, как Ниманд неловко выкладывал из карманов ключи, монеты, кредитные карточки и несколько пластинок из фольги с различными таблетками. Прокурор снова прошел через рамку, и на это раз сигнала не последовало. Ему вернули его вещи, и он рассовал их по карманам, а потом, смущенно улыбаясь, подошел к Филиппу.

Одет Ниманд был опрятно, но ни в коем случае не элегантно: плотный серый костюм, белая рубашка и пестрый галстук, на ногах коричневые полуботинки. Лицо у него было узкое, бледное, глаза темные, волосы черные, курчавые. Несмотря на летнюю жару, он надел светло-коричневый плащ.

Филипп не мог взять в толк, почему он производит впечатление человека неряшливого. Казалось бы, к его одежде нельзя было придраться, и все-таки складывалось впечатление, будто галстук у него не отглаженный, рубашка несвежая, туфли стоптанные, плотный костюм и плащ в пятнах и давно не знали утюга.

Бледнолицый прокурор протянул ему холодную, как лед, руку и, запинаясь, хриплым голосом проговорил:

— Многоуважаемый дорогой доктор Сорель, я чрезвычайно рад тому, что имею счастье познакомиться с вами. Я рассматриваю это как награду для себя! Я весьма польщен тем, что вы изъявили готовность объяснить мне, как функционирует этот вычислительный центр.

— Однако это само собой разумеется, доктор Ниманд.

— Отнюдь не само собой разумеется, уважаемый господин доктор. Если бы вы только знали, какую гордость я испытываю от того, что мне поручено расследование этой сверхсложной ситуации — это с одной стороны, и какой страх, да, я не побоюсь этого слова, овладел мной в то же время, пока я не узнал, что вводить меня в суть дела и объяснять сопутствующие обстоятельства согласились вы, и я могу рассчитывать на вашу помощь! Примите за это мою глубочайшую благодарность, уважаемый господин доктор Сорель!

— Я не доктор. Сорель — и все.

— О, пардон, конечно, господин Филипп Сорель, я запамятовал, знаете, в моем возрасте забывчивость уже не редкость… вы даже не догадываетесь, как много для меня значит эта встреча с вами, близкое знакомство со всемирно известным прогрессивным ученым.

«Что это с ним творится? — подумал Филипп. — Кого они сюда прислали? Он что, всегда ведет себя подобным образом? Другие в его положении держатся совершенно иначе! Надо быть поосторожнее с ним! — подумал Филипп. — Поосторожнее!»

— Не стоит, доктор Ниманд, прошу вас, — сказал Филипп. Поднимаясь в лифте с прокурором на третий этаж, он заметил, что тот готов исполнить в его честь очередной гимн.

— Не хотите ли снять плащ? Вам не жарко?

— Напротив, дорогой господин Сорель, напротив. Мне всегда холодно. Хроническое малокровие. Разновидность лейкемии. С самого детства. Я все перепробовал. Консультировался у лучших специалистов. Какие только лекарства не перепробовал, каких процедур не принимал. Много-много лет. Никаких улучшений, ни малейших. Я смирился — а что мне оставалось? Нет, если вы не возражаете, я плащ снимать не стану. В помещениях, боюсь, у вас повсюду кондиционеры?

— Конечно. Обязательная вентиляция и поддержание определенной температуры необходимо в силу того, что…

— Пожалуйста, не оправдывайтесь, многоуважаемый господин Сорель! Я ни на что другое и не рассчитывал! Но, в свою очередь, прошу вас не обращать внимание на мой плащ.

— Договорились, — сказал Филипп. — Как вам будет угодно, доктор Ниманд. Как жаль, что из-за малокровия приходится терпеть такие неудобства…

— У каждого из нас свои неприятности, разве не так? Не будем больше об этом! Тем более что со временем ко всему привыкаешь.

Филипп Сорель старался быть подчеркнуто вежливым с Нимандом. Едва переступив порог вычислительного центра, прокурор остановился как вкопанный, провел рукой по бледному лбу и тихо, словно в церкви, проговорил:

— Великий боже! Да это же… — он подыскивал подходящее слово довольно долго. — Это что-то неземное! Не от мира сего. И все же, все же! Неземное в земном, боже великий! — он даже головой замотал.

В эту секунду Филиппу пришло на ум, кого ему это кажущийся неопрятным, а на самом деле чистоплотный человек напоминает: Коломбо, героя одноименного американского телесериала. Его знали и любили во всем мире за его внешность, за его вечно измятый расстегнутый старый плащ и за его манеру изливаться в напыщенном славословии, которое становилось тем пышнее и забористее, чем безнадежнее запутывался в расставленной для него сети доказательств и ловушек преступник.

«Инспектор Коломбо, — подумал Филипп, — какая приятная встреча!»

Они стояли в холле центра перед огромных размеров машиной, смелый дизайн которой удовлетворил бы взыскательных устроителей любой выставки современного искусства. На мощном цоколе темно-синего цвета, как стены самого холла и потолок, — сверкающий белизной аппарат. На тыльной его стороне, скрытый плексигласом, словно низвергался бесконечный водопад.

Ниманд стоял перед машиной, не шевелясь и облизывая пересохшие губы.

— Это наш главный компьютер Т-94, — объяснял Сорель. Постоянно наблюдая за странным прокурором, он не мог отделаться от ощущения, будто находится на съемках одного из эпизодов очередной серии «Коломбо», причем он сам, Филипп, снимается во второй главной мужской роли — в роли убийцы. — Это и в самом деле нечто вроде водопада; точнее говоря, это часть теплообменника, через который пропускается около четырех тысяч литров специальной охлаждающей жидкости в секунду — для поддержания низкой температуры внутренних узлов. Наш Т-94 с его тремя процессорами позволяет производить более пяти миллиардов счетных операций в секунду.

— Более пяти миллиардов в секунду… — Ниманд поднял руку и приложил ее к тому месту на груди, где у него должно было находиться сердце; потом ошеломленно пробормотал: — Неземное… не от мира сего… и все же, и все же!.. И это чудо создано вами, изобретено во имя человечества. Я этого дня никогда не забуду. Лишь сейчас я понимаю, сколь вы гениальны, каким высоким даром наградил вас Господь. Равно как и то, задачу какой невероятной трудности мне… нам с вами предстоит решить…

«Ну, хорошо, — подумал Филипп, — если хочешь, продолжим в том же духе».

— Через два года, — проговорил он подчеркнуто расслабленно и беззаботно, хотя внутренне он себе этого позволить не мог, — этот компьютер уступит место аппарату следующего поколения, с помощью которого можно будет производить биллион, то есть тысячу миллиардов, счетных операций в секунду.

После этого прокурор доктор Ниманд сложил руки на груди, как на одной из известных картин Дюрера, и прошептал:

— Это превыше человеческого воображения!

«Единственное, что я могу противопоставить этому человеку, — это, как я сразу сообразил, величайшая осторожность. Не исключено, что Ниманд, как и Паркер, решил найти во мне виновника катастрофы или хотя бы переложить на меня большую часть вины. А я в случившемся ни в малейшей степени не повинен — ни сном, ни духом, как говорится, хотя в чем другом, может быть, и весьма виноват. Но если они в моей вине уверены, то мне не остается ничего другого, как играть с Нимандом в его игру, довольно мрачную и тягостную при таком количестве погибших».

Заходя с прокурором в разные кабинеты и лаборатории и объясняя, чем здесь занимаются, — причем Ниманд всякий раз делал вид, будто потрясен, Филипп вспоминал о статуе гневного шута и цепляющегося за его ногу ребенка.

После обхода здания Филипп обратился к объяснению того, что Ниманду обязательно — с его, Сореля, точки зрения — следовало знать: как функционируют нейронные сети. Он старался изложить эту непростую, в сущности, материю как можно доходчивее и доступнее для человека, не имеющего специальной подготовки.

— …я уже упоминал, что нейронную сеть следует постоянно «тренировать», если хочешь, чтобы она исправно функционировала.

— Тренировать? Как это?

— Мы предлагаем ей многие тысячи примеров того, что необходимо сделать при любых обстоятельствах, и чего ни при каких обстоятельствах делать не следует. Возьмем для примера рассматриваемый нами случай: мы объясняем, каким может быть минимальное и максимальное давление в котле с хлористым газом.

— Вы даете ей тысячи примеров — каким образом? — Ниманд смотрел на него, как на Творца небесного на земле.

«Ты должен выдержать это», — подумал Филипп.

— В форме данных измерений и опытных данных, это как бы наш «корм» для сетей управления. — Он широким жестом указал на работавших за столами научных сотрудников, мужчин и женщин. — В этом, собственно, и состоит задача наших экспертов-специалистов. Вы уже видели, как на экранах компьютеров появляются трехмерные изображения машин и приборов, домов, автомобилей, медицинской аппаратуры, людей, больных и здоровых, как эти изображения поворачиваются во всех плоскостях, демонстрируя, что у этих предметов внутри, каждую деталь со всех сторон, понимаете?

Ниманд закивал головой.

— Хорошо. Тогда перейдем непосредственно к комбинату лекарственных препаратов, на котором из котла вырвалось облако хлористого газа — из-за чрезмерно повышенного давления.

— Сегодня ночью умерло еще трое пострадавших, — преувеличенно мрачно сказал Ниманд, только что говоривший обо всем с нарочитой восторженностью.

«Коломбо, — подумал Филипп. — Шут. Нагой ребенок. Осторожнее!»

— Я слышал об этом по радио, — сказал он. — Управление комбинатом лекарственных препаратов в значительной мере осуществляется отсюда. Здесь же контролируется работа на отдельных его участках, здесь же находится система функциональной защиты. Конечно, после катастрофы мы немедленно отключили этот компьютер и прервали любую его связь с внешним миром. Аппаратура на предприятиях комбината разработана нашими людьми. «Дельфи» присутствовала здесь с того дня, как предприятия были заложены, она просто не могла не присутствовать здесь по условиям договора.

— Я понимаю… я понимаю… — Ниманд одернул несколько раз рукав плаща. — Пора мне в конце концов купить себе новый… Вид у него и впрямь препаскудный… — И безо всякого перехода: — Итак, вы тренируете нейронную сеть при помощи наглядных примеров и цифровых данных, если я правильно понял. А дальше, многоуважаемый господин Сорель?

— На миллионах примеров мы показываем нашей сети разнообразные ситуации и самые разные этапы производственного процесса на наших предприятиях в Берлине, снова и снова, каждую деталь, каждую подробность, в любой стадии… У нас здесь огромное количество сетей, они в этих металлических ящиках, на которых, как видите, стоят мониторы, а они уже день за днем, секунда в секунду показывают нам, что происходит в Берлине. Сейчас мы имеем только общий вид, поскольку, как я уже сказал, сам процесс производства приостановлен.

Прокурор закивал, давая понять, что все понял.

— Мы показываем всем этим нейронным сетям в компьютерах, как работают отдельные участки, производственные цеха, при каких условиях и с соблюдением каких мер предосторожности, мы показываем им также примеры того, что случится, если необходимые условия не будут соблюдены или будут нарушены. Здесь, в этом помещении, сети «заряжаются» совокупными знаниями экспертов, здесь они получают все необходимое для общего руководства берлинскими предприятиями комбината и для их охраны — при помощи все новых и новых примеров. И посредством всех этих примеров…

— …и обучаются сети в компьютерах!.. — воскликнул Хольгер Ниманд, снова сплетая руки, как на картине Дюрера.

«А теперь мы сыграем в эту игру наоборот», — подумал Филипп и подарил прокурору свою самую подкупающую улыбку.

— Точно так, господин доктор Ниманд! Вы все схватываете прямо на лету! Это просто великолепно! Поздравляю вас!

— Ну что вы… — Ниманд смущенно опустил глаза.

— Отчего же! Большая удача, что мне довелось работать с вами, это огромная удача, милый доктор! Все верно, компьютер обучается! В этом весь смысл прогресса в работе с нейронными сетями. Они действуют не по принципу «если — то», то есть подчиняясь приказам, а по принципу обучения на примерах. Компьютер обучается и при этом изменяется, так что в конечном итоге оказывается в состоянии использовать все знания, переданные ему людьми, для руководства процессами, происходящими на значительном от него расстоянии, а также для контроля над ними.

— И как много времени требуется, чтобы такая нейронная сеть действительно научилась бы всему, что ей «преподают» с помощью примеров?

— Ну, в оптимальном случае необходимо дать три или четыре тысячи примеров, на что уходит от двух до трех месяцев.

— И сколько экспертов для этого необходимо?

— С полдюжины примерно.

— А каким образом все то, чему научится компьютер, эти приказы или руководящие указания по самому ходу процесса и контроля над ним попадают отсюда в Берлин, а изображения-картинки, то есть данные со всех производственных участков секунда в секунду круглосуточно передаются из Берлина сюда, на экраны мониторов наблюдателей?

— Через особого рода линии телефонной связи, которые применяются повсеместно. Они называются линиями Ай-эс-ди-эн — это аббревиатура от Integrated Services Digital Network. По этим линиям можно передавать цифровые данные по несколько тысяч одновременно, любые изображения, «картинки», так сказать, с информацией любого рода, ну и, конечно, телефонные разговоры.

«Это я однажды уже объяснял криминальоберрату Паркеру, — подумал Филипп. — В Женеве, в парке перед клумбами с розами».

— Фантастика… фантастика… просто непостижимо! — восторгался Ниманд. — И все это функционирует. Не только на комбинате лекарственных препаратов — повсюду, где есть подобные вычислительные центры…

— Повсюду, доктор Ниманд.

— Повсюду, — мечтательно повторил тот. — При том, однако, условии, что этот вычислительный центр не будет передавать ложных, сфальсифицированных приказов, если преступники не внедрят в систему некий вирус…

При этом они оба замолчали на время, достаточное для того, чтобы сосчитать до шести.