на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 25

Сна моего покой

Поздно ночью мы в молчаливом согласии занимались любовью, стремясь найти убежище и утешение друг в друге. Одни в нашей спальне за плотно закрытыми ставнями, защищающими нас от голосов во дворе — бедный Роджер все еще пел по требованию народа — мы могли на время забыть о трудностях и проблемах дня.

Потом он крепко держал меня, уткнувшись лицом в мои волосы и цепляясь за меня, как за талисман.

— Все будет хорошо, — сказала я и погладила его влажные волосы, потом стала сильно мять ему плечи возле шеи, где мускулы были тверды, как дерево.

— Да, я знаю.

Он некоторое лежал неподвижно, позволив моим пальцам работать, пока напряжение в его шее и плечах не ослабло, и его обмякшее тело на мне не стало тяжелым. Он почувствовал, что я стала задыхаться под ним, и скатился в сторону.

Его живот громко заурчал, и мы рассмеялись.

— Не было времени поесть? — спросила я.

— Я не могу есть перед этим, — ответил он. — У меня начинаются колики. А после не было времени. Здесь есть чем-нибудь перекусить?

— Нет, — сказала я с сожалением. — У меня было несколько яблок, но маленькие Чизхолмы их съели. Мне жаль, я должна была подумать об этом.

Я действительно знала, что он почти никогда не ел перед… перед сражением, конфронтацией или перед любой социально напряженной ситуацией, но не подумала, что со всеми этими людьми, желающими «сказать только несколько слов, сэр», у него не будет шанса поесть потом.

— У тебя было много других дел, сассенах, — ответил он просто. — Не беспокойся, я дотерплю до завтрака.

— Ты уверен? — я вытащила ногу из-под одеяла, собираясь встать. — Еды осталось много, и если ты не хочешь спуститься, я могу пойти и…

Он остановил меня, взяв за руку, и решительно потянул назад под одеяло, тесно прижав к своему телу и обхватив руками, чтобы быть уверенным, что я останусь на месте.

— Нет, — сказал он твердо. — Это может быть последняя ночь в ближайшие несколько недель, которую я смогу провести в постели, и я хочу провести ее с тобой.

— Хорошо, — я послушно прижалась к нему и расслабилась, поскольку тоже была рада остаться. Я понимала, что никто не войдет в нашу спальню, если не будет срочной необходимости, но стоит нам только появиться внизу, как люди бросятся с вопросами, советами и просьбами… много лучше остаться здесь наедине в тихой мирной обстановке.

Я погасила свечу. Огонь в камине догорал, и я мельком подумала, что нужно встать и добавить в него дрова, но отказалась от этой мысли. Пусть прогорит до тлеющих угольков, все равно мы уезжаем на рассвете.

Несмотря на усталость и предстоящее тяжелое путешествие, я с нетерпением ожидала его. Помимо новизны и возможности приключений, меня привлекала восхитительная перспектива сбежать от прачечной, готовки пищи и женской войны. Однако Джейми был прав, сегодняшняя ночь последняя, которую мы можем провести в комфорте и уединении.

Я потянулась, наслаждаясь мягкими объятиями перины и гладкими чистыми простынями со слабым ароматом розмарина и бузины. Кстати, я упаковала постельные принадлежности?

Голос Роджера доносился сквозь ставни, все еще сильный, но с заметной хрипотцой от усталости.

— Дрозду лучше пойти в постель, — сказал Джейми с некоторым неодобрением, — если он хочет проститься с женой должным образом.

— Боже, Бри и Джемми легли спать несколько часов назад! — сказала я.

— Ребенок, возможно, но девушка еще там. Я слышал ее голос только что.

— Да? — я прислушалась, но не разобрала ничего, кроме шума аплодисментов; Роджер только что закончил песню. — Думаю, она хочет быть рядом с ним, как можно дольше. Эти мужчины к утру останутся без сил, не говоря о том, что будут болеть с похмелья.

— Пока они смогут сидеть на лошадях, я не стану возражать, если они время от времени будут бегать в кусты, — уверил меня Джейми.

Я немного сползла вниз, укрывая плечи одеялом. Я слышала глубокий голос Роджера, который со смехом, но твердо отказывался петь дальше. Постепенно шум во дворе затих, хотя я могла слышать стук и грохот, когда подняли и трясли бочонок с пивом, выжимая из него последние капли. Потом приглушенный стук, когда бочонок поставили на землю.

В доме тоже раздавались звуки: плач проснувшегося ребенка, шаги на кухне, сонное хныканье малышей, потревоженных вернувшимися мужчинами, сердитый голос женщины.

У меня болели плечи и шея, и мои ноги гудели от длительной прогулки к ручью с Джемми на руках. Однако я не могла уснуть, не могла поставить заслон внешним шумам, как ставни перекрыли вид во двор.

— Ты можешь вспомнить все, что делал сегодня?

Это была наша маленькая игра, в которую мы иногда играли по вечерам. Каждый пытался вспомнить в мельчайших подробностях все, что было сделано, услышано, съедено в этот день от подъема до отбоя. Это был своеобразный дневник; пытаясь вспомнить, мы как бы очищали разум от событий дня, и нам было просто интересно то, что произошло с другим. Я любила слушать ежедневные отчеты Джейми, как обыденные, так и волнующие, но сегодня он был не в настроении.

— Я не могу вспомнить ничего, что произошло до того, как мы закрыли дверь в спальню, — сказал он, слегка сжимая мои ягодицы. — После этого, я думаю, могу вспомнить деталь или две.

— Это еще свежо в моей памяти, — уверила я его и погладила его ступни пальцами ног.

Мы перестали разговаривать и устраивались удобнее, готовясь ко сну; звуки внизу начали сменяться разнообразными храпами. Я пыталась уснуть, но, несмотря на позднее время и усталость, мой мозг отказывался отключаться. Фрагменты дня мелькали перед моими закрытыми глазами: миссис Баг с щеткой, грязные башмаки Герхарда Мюллера, обобранные кисти винограда, белесые ленточки квашеной капусты, круглые половинки розовой попки Джемми, десятки юных Чизхолмов, носящихся, как берсерки… Я попыталась привести свои мысли в порядок, обратившись к списку моих приготовлений к отъезду.

Однако это оказалось еще хуже; через несколько секунд сон полностью покинул меня, когда я вообразила, что мой хирургический кабинет разрушен, Брианна, Марсали или дети подхватили ужасную инфекцию, а миссис Баг явилась зачинщицей кровавого бунта в Ридже.

Я повернулась на бок, глядя на Джейми. Он, как обычно, лежал на спине, сложив руки на животе, как скульптура на саркофаге, с чистым и строгим профилем, освещенным светом от гаснущего огня в камине. Его глаза были закрыты, но на лице сохранялось немного хмурое выражение, и его губы время от времени подергивались, как если бы он спорил сам с собой.

— Ты так громко думаешь, что я могу тебя слышать, — сказала я. — Или ты считаешь овец?

Его глаза тотчас открылись, и он обернулся ко мне с грустной улыбкой.

— Я считал свиней, — сообщил он. — Пытался, по крайней мере. Только я замечал уголком глаза белую тварь, как она начинала скакать туда и сюда, насмехаясь надо мной.

Я рассмеялась и подкатилась к нему ближе. Прижавшись лбом к его плечу, я глубоко вздохнула.

— Мы действительно должны уснуть, Джейми. Я чувствую себя так, словно кости мои расплавились, а ты встал гораздо раньше меня.

— Ммм.

Он обнял меня, притягивая ближе.

— Этот крест… от него дом не загорится, да? — спросила я через некоторое время.

— Нет, — он казался немного сонным. — Он уже давно прогорел.

Огонь в камине догорел, оставив кучку пылающих углей. Я повернулась и лежала, глядя на них в попытке очистить свой мозг от мыслей.

— Когда Фрэнк и я поженились, — сказала я, — мы пошли к священнику, чтобы получить от него советы и рекомендации. Он посоветовал нам начинать нашу семейную жизнь с того, чтобы каждую ночь брать с собой в постель четки. Фрэнк на это сказал, что не понял: это способ помочь нам уснуть или санкционированный церковью способ регулирования рождаемости.

Грудь Джейми тряслась от тихого смеха за моей спиной.

— Ну, что ж, мы могли бы попробовать, если тебе хочется, сассенах, — сказал он. — Только количество «Аве Марий» будешь считать ты. Ты лежишь на моей левой руке.

Я немного сместилась, позволив ему вытащить руку из-под моего бедра.

— Нет, не «Аве Мария», — сказала я. — Может быть, другая молитва. Ты знаешь какую-нибудь молитву, чтобы помочь уснуть?

— Да, много, — ответил он, медленно сгибая и разгибая пальцы, чтобы восстановить в них кровообращение. В полумраке комнаты эти медленные движения напомнили мне, как он выманивал форель из-под камней. — Сейчас вспомню.

Дом совсем затих, слышалось только поскрипывание ветвей от ветра.

— Вот одна, — сказал Джейми, наконец. — Я почти забыл ее. Отец научил меня ей незадолго до своей смерти. Он сказал, что когда-нибудь она мне пригодится.

Он устроился удобнее, положив голову так, чтобы подбородком упереться в мое плечо, и начал говорить тихим теплым голосом мне в ухо.

— Благослови для меня, о, Боже, луну, которая надо мной,

Благослови для меня, о, Боже, землю, которая подо мной,

Благослови для меня, о, Боже, мою жену и детей моих,

И благослови меня, о, Боже, чтоб заботиться мог о них.

Он начал, немного смущаясь и останавливаясь время от времени в поисках слов, но потом неловкость оставила его. Теперь он говорил мягко и уверенно, и больше не мне, хотя его теплая рука лежала у меня на талии.

— Благослови, о, Боже, мой скот — отраду для глаз,

Благослови, о, Боже, мой дом — надежду для нас,

Благослови, о, Боже, мой разум и замыслы мои,

Благослови их щедрой рукой, ибо Бог жизни ты.

Его рука погладила мое бедро, потом поднялась выше, чтобы погладить мои волосы.

— Благослови, о, Боже, мою подругу в постели любви,

Благослови, о, Боже, искусность моей руки,

Благослови, о, Боже, защиты моей мощь,

И даруй мне, о, Боже, сна моего покой.

Благослови, о, Боже, защиты моей мощь,

И даруй мне, о, Боже, сна моего покой. [188]

Его рука неподвижно лежала под моим подбородком, я обхватила ее и глубоко вздохнула.

— Мне нравится эта молитва. Особенно «сна моего покой». Когда Бри была маленькой, мы укладывали ее спать с такой молитвой: «Пусть архангел Михаил будет справа от меня, Гавриил слева от меня, Уриэль позади меня, Рафаил передо мной, а над моей головой пусть будет Бог».

Он не ответил, но сжал мои пальцы в ответ. Тлеющая головня в камине развалилась со слабым шипением и искрами, на мгновение осветившими комнату.

Позже я проснулась, почувствовав, что он выскользнул из-под одеяла.

— Что? — произнесла я сонно.

— Ничего, — прошептал он. — Спи, nighean donn. [189]Я проснусь рядом с тобой.

«Фрейзерс-Ридж, 1 декабря 1770 г.

Джеймс Фрейзер, эсквайр, лорду Грэю.

Плантация „Гора Джошуа“

Милорд,

я пишу в надежде, что с вашим имением и всеми его жителями все хорошо. Мое особое приветствие вашему сыну.

Все хорошо в моем доме, а также в Речном потоке, насколько мне известно. Бракосочетания моей дочери и моей тети, о которых я писал вам, неожиданно столкнулось с препятствием (в особенности с препятствием по имени Рэндалл Лилливайт, имя которого я упоминаю, если вам придется встретиться с ним), но моих внуков, к счастью, мне удалось крестить, и в то время как свадьба моей тети была отложена, союз между моей дочерью и мистером МакКензи был любезно скреплен преподобным мистером Колдуэллом, достойным джентльменом, хотя и пресвитерианином.

Юный Джеремия Александер Иэн Фрейзер МакКензи (имя Иэн — это шотландская форма имени Джон и дано дочерью, как в честь своего друга, так и в честь кузена) перенес и крещение, и поездку домой очень хорошо. Его мать сказала мне, написать вам, что у вашего тезки уже четыре зуба, которые представляют большую опасность для ничего подозревающих душ, очарованных его внешней невинностью. Ребенок кусается, как крокодил.

Наше население в последнее время значительно увеличилось, примерно на двадцать семей с моего последнего письма. Бог вознаградил наши усилия этим летом, благословив нас обильным зерном, сеном и скотиной. Где-то около сорока кабанов бегают в моем лесу, две коровы принесли телят, и я купил нового коня. Характер у этого животного, как у черта, но дыхание сильное.

Такие мои хорошие новости.

Перехожу к плохим. Меня сделали полковником милиции с приказом собрать к середине месяца так много мужчин, сколько смогу, на службу губернатору и участвовать с ними в подавлении местных волнений.

Вы, возможно, слышали во время последнего посещения Северной Каролины о группах мужчин, которые называют себя регуляторами, или не слышали, будучи заняты другими делами (моя жена рада услышать о вашем хорошем здравии и отправляет вам лекарство с инструкцией по его применению, если вас все еще мучают головные боли).

Эти регуляторы — не больше чем недисциплинированная толпа, не такая организованная, как мятежники, которые, как мы слышали, повесили куклу губернатора Ричардсона в Бостоне. Я не говорю, что для их жалоб нет оснований, однако способы их выражения вряд ли приведут к положительным откликам со стороны короны, скорее спровоцируют дальнейшее обострение с обеих сторон, которое может закончиться кровопролитием.

В Хиллсборо была серьезная вспышка насилия 24 сентября, в которой была разрушена частная собственность, и были избиты — частично справедливо, частично нет — чиновники короны. Один человек, судья, был ранен, многие регуляторы были арестованы. С тех пор мы слышали от них не больше, чем тихий ропот. Зима глушит недовольство, которое тлеет возле очагов в домах и кабаках, но которое освободится вместе с весной, как плохой дух выходит из дома при весеннем проветривании, загрязняя воздух.

Трайон — умный человек, но не фермер. Если бы он был, то не стал бы затевать войну зимой. Однако может статься так, что он надеется продемонстрировать силу сейчас, чтобы запугать негодяев и устранить необходимость в ней позже. Он солдат.

Эти события привели меня к истинной причине моего письма. Я не ожидаю никаких плохих последствий в этом предприятии, но вы солдат так же, как и я. Вы знаете непредсказуемость зла, и какая катастрофа может произойти из самого тривиального повода.

Никто не знает, когда наступит его конец, кроме того, что он наступит. И потому я предпринял некоторые шаги, чтобы обеспечить благосостояние моей семьи.

Я перечисляю их здесь, чтобы вы знали всех: Клэр Фрейзер, моя любимая жена, моя дочь Брианна и ее муж Роджер МакКензи, и их ребенок Джеремия МакКензи. Также моя дочь Марсали и ее муж Фергюс Фрейзер (он мой приемный сын), их двое детей Герман и Джоан. Маленькая Джоан названа в честь сестры Марсали, Джоан МакКензи, которая сейчас пребывает в Шотландии. У меня нет времени, чтобы ознакомить вас с создавшейся ситуацией, но я серьезно намерен рассматривать эту молодую женщину, как мою дочь, и считаю себя обязанным обеспечить ее, а также ее мать, некую Лаогеру МакКензи.

Я прошу вас ради нашей долгой дружбы и ради вашего отношения к моей жене и дочери, если неудача постигнет меня в этом предприятии, сделать все, что сможете, чтобы обеспечить их безопасность.

Я отбываю на рассвете следующего дня, до которого совсем недалеко.

Ваш покорный слуга,

Джеймс Александер Малкольм МакКензи Фрейзер.

P.S. Мое спасибо за сведения, которые вы раздобыли в ответ на мой вопрос относительно Стивена Боннета. Я глубоко ценю ваш совет, которым вы сопроводили письмо. Однако, как вы справедливо подозреваете, я непоколебим в своем намерении.

P.P.S. Копии моего завещания и бумаги, касающиеся моей собственности и дел здесь и в Шотландии, будут у Фаркарда Кэмпбелла из Гриноукс, что возле Кросс-крика».


Глава 24 Игра с огнем | Цикл "Чужеcтранка" | Глава 26 Милиция выступает