на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



10 мая

– Вот прямо на энтот таратай и подваливай, – сказал Кода, мотнув головой в сторону кирхи. – Культя наказал сходу аккурат в полночь быть. Ладно, полячок, ещё позыримся.

Фандорин вразвалочку пошёл прочь, а меня пихнул в бок японец, показав жестом, что пора слезать с крыши.

Про то, как я, теперь уже в полной темноте, спускался по водостоку, рассказывать не буду. О таком лучше не вспоминать. Ободрал руки, вконец дорвал многострадальные кюлоты, да ещё и спрыгнул прямо в лужу, но главное – руки-ноги не переломал, и то слава Тебе, Господи.

Долго, даже когда уже ушли с Хитровки, не могли нанять извозчика. Разглядев получше нашу компанию, ночные ваньки, ни слова не говоря, нахлёстывали своих лошадок и исчезали в ночи. Причём у меня создалось впечатление, что наибольшее сомнение у извозчиков вызывали не Фандорин с Масой, а именно моя оборванная и перепачканная персона.

Наконец, сели – уже у самой Китайгородской стены. Всю дорогу я волновался, что Эраст Петрович снова откажется платить, а у меня самого не было ни гроша.

Но нет, на сей раз он расплатился, и даже щедрее нужного, словно за обе ездки сразу.

Идти через ворота в моем нынешнем виде мне представлялось неуместным, и я с некоторым смущением предложил снова перелезть через ограду, хотя, видит Бог, за минувший день налазился по заборам и крышам уже более чем достаточно.

Однако Фандорин, глядя на ярко освещённые окна Эрмитажа, просвечивавшие сквозь деревья, покачал головой:

– Нет, Зюкин, пойдёмте-ка мы лучше через ворота. А то, пожалуй, ещё п-подстрелят.

Лишь теперь я сообразил, что горение окон в столь поздний час – признак странный и тревожный. Около ворот кроме обычного привратника стояли ещё двое в штатском. А, приглядевшись, я заметил, что и в саду, по ту сторону ограды маячат какие-то фигуры. Господа из дворцовой полиции, больше некому. Это могло означало только одно: в Эрмитаж среди ночи зачем-то пожаловал государь.

После долгих объяснений у входа, закончившихся вызовом Сомова и унизительным опознанием моей личности (нужно было видеть выражение лица московского помощника, когда я предстал перед ним в этаком виде), нас пропустили, и, подходя по аллее к дому, я увидел несколько экипажей. Происходило явно что-то из ряда вон выходящее.

В прихожей меня ждало ещё одно испытание: я лицом к лицу столкнулся с гувернанткой.

– Mon Dieu! – воскликнула она, захлопав глазами и от изумления забыв о нашем уговоре объясняться только по-русски. – Monsieur Zyukin, qu'est-ce qui c'est pass'e? Et qui sont ces hommes? C'est le domestique japonais?[157]

– Это я, мадемуазель, – поклонился Фандорин. – Мы с Афанасием Степановичем совершили небольшой вояж по московским д-достопримечательностям. Но это пустое. Расскажите лучше, как прошла ваша встреча. Видели ли вы мальчика?

Тогда-то я и узнал обстоятельства, при которых её величество лишилась своего сапфирового склаважа.

– Скверно, что жандармы пустились в погоню, озабоченно произнёс Эраст Петрович. – Делать этого ни в коем случае не следовало. Опишите к-карету.

Мадемуазель, наморщив лоб, сказала:

– Чёхный, пыльный, окно с rideau… На колесо восемь rais… Иголка?

– Спица, – подсказал я.

– Да-да, восемь спица. На двехь, нет, двехца – хучка из медь.

– Правильно! – вскричал я. – Ручка на дверце кареты, которую я видел, была в виде медного кольца!

Фандорин кивнул:

– Что ж, они два раза использовали одну и ту же к-карету. Линд слишком в себе уверен и слишком невысокого мнения о русской полиции. Это неплохо. Опишите человека, который отобрал у вас ридикюль.

– Высокий. Глаза кохичневые. Нос немножко кхивой. Усы и бохода хыжие, но по-моему ненастоящие, склеенные. Outre cela…[158] – Мадемуазель задумалась. – Ah, oui! Ходина на левый щека, вот тут. – И пальцем дотронулась до моей щеки, отчего я вздрогнул.

– Ладно, уже кое-что, – одобрил Эраст Петрович.

– А что тут происходит? Я видел п-перед домом экипажи царя и великих князей.

– Я не знаю, – жалобно произнесла мадемуазель, окончательно переходя на французский. – Мне ничего не говорят. Все смотрят так, будто я во всем виновата. – Она обхватила себя за локти, сглотнула и сказала уже сдержанней. – Кажется, случилось что-то ужасное. Час назад в дом доставили какой-то пакет, маленький, и все забегали, зазвонили телефоны. Полчаса назад прибыл его величество, а только что приехали принцы Кирилл и Симон…

В этот миг в прихожую выглянул полковник Карнович: брови насуплены, губы напряжённо поджаты.

– Фандорин, это вы? – спросил он. – Мне сообщили о вашем прибытии. Что за идиотский маскарад? Все в джентльмена-сыщика играете? Вас ожидают. Извольте привести себя в надлежащий вид и немедленно ступайте в большую гостиную. И вы, сударыня, тоже.

Эраст Петрович и мадемуазель удалились, а Карнович, оглядев меня с головы до ног, брезгливо покачал головой:

– Ну и видок у вас, Зюкин. Где вы пропадали? Чем занимался Фандорин? Это очень кстати, что он взял вас в конфиденты. Да говорите же, мы ведь с вами из одного ведомства.

– Всё пустое, ваше высокоблагородие, – соврал я, сам не знаю почему. – Только время зря потратили. Кто прислуживает его величеству и их высочествам?

– Камердинер государя и дворецкий Симеона Александровича.

Ах, как стыдно!

Никогда ещё я не умывался и не переодевался с такой скоростью. Уже через десять минут, приведя себя в порядок, я тихо вошёл в гостиную и поклоном поблагодарил Фому Аникеевича и Дормидонта.

На столе не было ни напитков, ни закусок – только пепельницы и ещё какой-то распечатанный пакет коричневой бумаги, совсем небольшой. На всякий случай я взял с бокового столика поднос, стал расставлять бокалы, а тем временем украдкой пробежал взглядом по лицам присутствующих, пытаясь угадать, что произошло.

Государь нервно курил папиросу. Кирилл Александрович устало потирал веки. Генерал-губернатор барабанил пальцами по столу. Георгий Александрович неподвижным взглядом смотрел на пакет. Павел Георгиевич выглядел нездоровым – губы дрожат, в глазах слезы. Но больше всего напугала меня мадемуазель Деклик: она сидела, закрыв руками лицо, плечи её тряслись, и сквозь сжатые пальцы прорывались судорожные всхлипы. Никогда ещё я не видел её плачущей навзрыд и даже не мог представить, что такое возможно.

Обер-полицмейстер сидел поодаль от остальных, рядом с бесстрастным Карновичем, и беспрестанно вытирал платком лоб и залысины. Он вдруг икнул, залился багровой краской и пробормотал:

– Прошу извинить.

После чего немедленно икнул снова. В полной тишине неприличный звук был отчётливо слышен.

Мне сделалось очень страшно. Так страшно, что я покачнулся. Господи, неужели…?

– Можно взглянуть? – спросил Фандорин, нарушив молчание.

Эраст Петрович, очевидно, вошёл в гостиную одной или двумя минутами ранее меня. Он переоделся в строгий английский сюртук и даже успел повязать галстук.

На что он собрался взглянуть? На очередное письмо от Линда?

– Да, – угрюмо позволил Кирилл Александрович, видимо, по обыкновению взявший на себя роль председательствующего. – Полюбуйтесь.

Фандорин вынул из пакета маленький свёрточек, размером с леденец. Развернул, и я увидел внутри что-то маленькое, бело-розовое. Эраст Петрович быстро достал из внутреннего кармана лупу и склонился над столом. Выражение его лица стало таким, будто он надкусил лимон.

– Это т-точно палец его высочества?

Серебряный поднос выпал из моих рук, бокалы разлетелись вдребезги. Все, дёрнувшись, обернулись в мою сторону, а я даже не извинился – едва успел схватиться за край столика, чтобы не упасть.

– Что за дурацкий вопрос! – сердито буркнул Симеон Александрович. – Конечно, это мизинец Мики! Чей же ещё?

Ко мне, неслышно ступая, приблизился Фома Аникеевич, поддержал за локоть. Я благодарно кивнул ему – мол, сейчас пройдёт.

– Послушайте, что сказано в письме, – сказал Кирилл Александрович, и я только теперь разглядел, что перед ним лежит листок бумаги.

Великий князь надел пенсне и прочитал послание, как и предыдущие, написанное по-французски:

Господа, вы, кажется, до сих пор не поняли, что я не шучу.

Надеюсь, эта маленькая бандероль убедит вас в серьёзности моих намерений. Отрезанный палец – наказание за то, что ваши люди снова нарушили договорённость. В следующий раз, если повторится нечестная игра, мальчику отрежут ухо.

Теперь о нашем деле. В качестве очередного взноса приму от вас малый бриллиантовый букет с шпинелью из коллекции императрицы. Гувернантка должна быть на месте, в Храме Христа Спасителя, начиная с трех часов пополудни. Разумеется, одна.

Если будет слежка – пеняйте на себя.

Искренне ваш, Доктор Линд.

Больше всего меня потрясла поразительная осведомлённость злодея о содержимом coffret её величества. Малый бриллиантовый букет с шпинелью являл собой истинное украшение императорской рентерии; в своё время он достался короне с приданым невесты Павла Петровича, будущего государя Павла I. Этот шедевр великого ювелирного искусства XVIII столетия ценится не столько за размер и чистоту составляющих его камней, сколько за красоту и изящество. На мой вкус, во всей Бриллиантовой комнате не было драгоценности прекрасней этой.

– Господи, бедная Алиса, – тоскливо произнёс император. – Она так страдает из-за пропажи склаважа…

Его величеству следовало бы посочувствовать, в особенности если учитывать нрав царицы, но в ту минуту я был не в состоянии испытывать жалость к кому-либо кроме бедного маленького Михаила Георгиевича.

– Мы все уже высказались, Фандорин, – довольно бесцеремонно перебил государя Кирилл Александрович. – Что думаете вы? Теперь видно, что вы были правы. Линд – истинное чудовище, он не остановится ни перед чем. Что нам делать?

– Ах, бедняжка Мика. – Царь сокрушённо поник головой.

– Мика, конечно, бедняжка, – ударил кулаком по столу Симеон Александрович, – но ты, Ники, лучше бы себя пожалел. Если мир узнает про то, что какой-то проходимец во время коронации русского царя похитил твоего кузена и режет его по кусочку, как колбасу…

– Сэм, опомнись! – громовым голосом взревел Георгий Александрович. – Ты говоришь о судьбе моего сына!

– Я говорю о судьбе нашей династии! – в тон ему ответил генерал-губернатор.

– Дядя Сэм, дядя Джорджи! – примирительно воздел руки его величество. – Давайте послушаем господина Фандорина.

Эраст Петрович взял со стола пакет, повертел его и так, и этак.

– Как д-доставлен?

– Как и прежние, – сказал Кирилл Александрович. – Обычной почтой.

– И снова нет штемпеля, – задумчиво произнёс Фандорин. – Допрошен ли почтальон?

Полковник Карнович ответил:

– Не только допрошен, но за всеми тремя почтальонами, поочерёдно доставляющими городскую корреспонденцию в Эрмитаж, установлена слежка, ещё со вчерашнего дня. Ни в чем подозрительном не замечены. Более того, сумки с почтовыми отправлениями, посылаемые с городского почтамта в здешнюю почтовую часть, всё время находятся под наблюдением переодетых агентов. Никто из посторонних к сумке не приближался ни на отрезке пути от Мясницкой до Калужской, ни позднее, когда почтальон отправился по адресам. Откуда появляются послания Линда – непонятно. Истинная загадка. – Что ж, пока мы её не разрешили, действовать нужно так, – мрачно сказал Эраст Петрович. – Букет отдать. Это раз. Никакой слежки за людьми Линда. Это два. Вся надежда на наблюдательность мадемуазель Деклик – к счастью, весьма острую. Это три. Ничего больше п-порекомендовать не могу. Теперь малейшая неосторожность со стороны полиции, и вы получите не ухо, а труп мальчика вкупе с мировым скандалом. Линд взбешён, это очевидно.

Все, как сговорившись, взглянули на гувернантку. Она уже не плакала и лицо ладонями не закрывала. Её черты показались мне застывшими, будто бы высеченными из белого мрамора.

– Je ferai tout mon possible,[159] – тихо сказала она.

– Да-да, – просительно молвил государь, – Вы уж постарайтесь. А мы с Алисой будем молиться Всевышнему. И немедленно начнём поститься. Так и по древнему обычаю перед коронацией положено…

– Вот и отлично, каждый внесёт посильный вклад, – угрюмо усмехнулся Кирилл Александрович. – Полковника Ласовского от руководства розыском следует отстранить. (При этих словах обер-полицмейстер икнул ещё громче прежнего, но уже больше не извинялся.) Ответственность будет снова возложена на вас, Карнович, но только уж теперь никакой опрометчивости. Пусть будет так, как сказал Фандорин. Вы, Карнович, временно переселитесь в Эрмитаж и будете вести розыск отсюда. В Александрийском дворце слишком много визитёров. Зюкин, найди полковнику какую-нибудь комнату и проведи туда телефон. И всё, давайте разъезжаться. Завтра у всех нас трудный день, а тебе, Ники, нужно принимать послов. Ты должен держаться безупречно.


* * * | Цикл "Приключения Эраста Фандорина". Компиляция. 1-8 | * * *