Бандитизм
Уже в 1918-м появились банды. На нашей крайней улице, недалеко от нас в одну из ночей бандиты вырезали всю многодетную семью. Вырезали ради своего удовольствия, так как семья была очень бедной и грабить там было нечего. Этот трагический случай заставил жителей местечка принять необходимые меры по самообороне. Организовали дружину для самообороны. По ночам дежурили на всех улицах. В это время установили на окнах запирающиеся изнутри ставни, а дверь стали запирать не только на копеечный крючок, но в ручку двери стали вкладывать каталку для теста. Так мы баррикадировались на ночь.
Родители решили, что бы ни случилось, все должны быть вместе и меня отлучили от бабушки. Время было очень, очень страшным. Банды сменяли друг друга безостановочно. Часто о приближении банды мы узнавали заблаговременно. Дело в том, что основной въезд в Добровеличковку был как бы с горы. Как только на горе появлялась пыль, значит, скачет банда и все начинали прятаться в заранее заготовленные «схроны».
Многие из нашей улицы прятались в заброшенном, заваленном мусором, входном погребе. Запомнила я один из налетов банды. С появлением пыли на горе, мама отослала меня и Лизу с Бобеле в этот погреб. Сама она не могла прятаться, так как Абрам в это время сильно болел. Боба с грудным Дудлом и мы вбежали в этот погреб, забитый взрослыми и детьми. И тут, когда опасность нависла над погребом, Дудл начал громко плакать, ну просто реветь. В погребе началась паника. Все стали шикать на Бобеле, а Дудл ревет безостановочно. Боба сама плачет и тычет орущему ребенку грудь, а он не прекращает плакать. Как она его не задушила? В этот налет банда промчалась, но одного старика, случайно оказавшегося на улице, они все-таки убили. Это был старый кузнец Нахман, дедушка Бори Спектора, моего будущего соседа.
Из налетов всех банд, прошедших через Добровеличковку, хочу рассказать об одном очень для меня трагическом. В жаркий летний день снова на горе заклубилась пыль. Все наши соседи ринулись бежать в соседнюю деревню Липняжку, где большинство населения было дружественно к евреям. Мама и в этот раз бежать не могла из-за болезни Абрама. Она нагрузила меня Лизой, и мы побежали с ней в это село, а до него было 7 километров. Через некоторое время я почувствовала невероятную усталость, так что Лизу на руках я уже держать не могла. Я стала отставать от других, а потом я поняла, что до Липняжки я не дойду. Повернулась и поплелась домой, держа Лизу за руку. Не знаю сколько мы шли, но к дому мы приплелись на закате.
В местечке ни души, так что душу охватил ледяной страх, и только куры копошатся на навозной куче. Я ввалилась в дом и потеряла сознание. Так я заболела. Назавтра, когда ко мне пришел наш фельдшер Цанк, он установил у меня сыпной тиф и посоветовал маме немедленно отправить меня в больницу. Уйти от нас по-нормальному через двери Цанк уже не смог, так как по улице уже взад и вперед скакали бандиты на лошадях, и ему пришлось, по рассказу мамы, выскочить во двор через окно.
Я уже была в бреду, и меня в больницу на руках отнес папин друг Велв Печенюк, так как у папы для этого не было сил. Когда я пришла в себя, то узнала, что в больнице полно выздоравливающих махновцев. Они вовсю веселились, танцевали и пели. Во всем, в чем они нуждались, их обеспечивали еврейские жители местечка. Здесь я остановлюсь на особой роли, в спасении евреев местечка от разбоя, нашего земляка Межибовского.