Симфония Дворжака «Из нового света» на развалинах Тобрука
В Киренаике нам не раз приходилось видеть, как арабские шоферы неожиданно останавливали машины посреди пустыни около жестяного домика, походившего на брошенный форт. Раздавался резкий свист, перед жестяной будкой моментально появлялся араб, подавал условный знак кивком головы и через несколько секунд прикатывал бочку с бензином или нефтью.
Это нас удивило, ибо перед въездом в крупные города Киренаики объявления на английском языке всегда предупреждали путешественников о том, что ближайший заправочный пункт находится в стольких-то сотнях миль.
Цена, которую арабские шоферы платили за нелегально покупаемый бензин, была всегда значительно ниже официальной. Нам долго не удавалось понять этот парадокс в истории черного рынка, который казался необъяснимым.
Все разъяснилось в Тобруке. В городе находилось более четырех тысяч пленных немцев. Они передвигались совершенно свободно и имели в лагерях собственную вооруженную охрану. На пристани для них были отведены особые часы, когда они могли свободно купаться и загорать. Мы видели их стоящими в очереди за билетами на новый немецкий фильм, который демонстрировался в восстановленном кинотеатре.
Нас пригласили в этот кинотеатр на концерт грамзаписи. В партере сидели немцы, на балконе — англичане. Вместе слушали они Шуберта, Сибелиуса, Гайдна и Дворжака. Перед каждой вещью делалось вступительное слово на английском и немецком языках. Когда, прослушав заключительные такты симфонии Дворжака «Из нового света», мы вышли из помещения и очутились среди развалин Тобрука, залитых мертвенно бледным светом луны, то невольно вспомнили лагери для военнопленных в Германии во время войны.
Мы побеседовали с несколькими пленными. Тридцатидвухлетний берлинец, который сам провел три года в концлагере за то, что «опозорил расу», а затем был отправлен в штрафную команду на фронт, не скрывал своего враждебного отношения к тем, кто держал его в плену.
— Если бы мы знали, — сказал он, — как будут обращаться с нами англичане и американцы, мы бы продолжали сражаться. Они обещали нам легкое будущее, а мы, между тем, живем хуже, чем при Гитлере…
И это говорил немецкий военнопленный, который только что покинул концертный зал, где сидел бок о бок со своими бывшим противником. Чтобы дорисовать картину, мы обратились к более прозаичной стороне вопроса.
— Сколько мяса вы получаете в месяц?
— Kommt gar nicht in Frage. Jede Menge, die ich will,[27] — надувшись, ответил немец.
— А знаете вы, что ваши соотечественники в Мюнхене получают 600 граммов мяса в месяц?
— Знаю. Это потому, что мы перестали сражаться! — сердито перебил он нас.
Больше мы его не стали спрашивать. Этого нам было достаточно, чтобы получить полное представление о фанатике немце, который в плену не знал, что такое пустой желудок.
Английский гарнизон в Тобруке был очень мал по сравнению с количеством находившихся в нем военнопленных. От англичан мы услышали полузабытую фразу нацистских военных сводок: «Tobruk fest in deutscher Hand».
После войны Тобрук тоже находился «прочно в немецких руках».
Арабские спекулянты доставали у военнопленных все, что хотели, начиная от шоколада и кончая тоннами бензина. Секрет своих обширных торговых сделок раскрыли нам сами пленные. Бензин, который они крали из бензовозов, продавался ими на черном рынке «оптом» по цене от трех до четырех фунтов стерлингов за тонну. Если, паче чаяния, арабские спекулянты не приезжали вовремя в пустыню на условленное место, то пленные выливали весь бензин в песок, чтобы по возвращении не попасться с ним на глаза охране.
Когда мелкий английский чиновник хотел достать плитку шоколада или консервы лучшего качества, он покупал их у пленных, если мог заплатить твердой валютой. Ни в чем другом немецкие военнопленные в Тобруке не нуждались и ничего иного не принимали.