Глава 14

РЫБАЛКА — ОТДЫХ?

Саша Рыбочкин, насвистывая веселую песенку из кинофильма, заканчивал подшивать материалы проведенных криминалистических исследований. Он радовался, что вся работа закончена им раньше установленного срока и на запросы, которые он рассылал в другие области, своевременно получены ответы. Такая оперативность — неплохое начало для молодого специалиста.

Лейтенант Рыбочкин совсем недавно закончил Ростовский юридический институт и по путевке направлен сюда. Мать все время твердила отцу, пока Саша сдавал госэкзамены:

— Ты бы хоть что-нибудь сделал для своего сына, один ведь он у нас...

— Вот-те на! — удивлялся тот. — Парня, можно сказать, уже в люди вывел, высшее образование дал, а ты говоришь, ничего не сделал.

— Не ты образование дал — государство.

— А я разве не государство?

— Эк, — отмахнулась мать, — опять политику гнешь... Вот пошлют Сашеньку по разнарядке ихней за тридевять земель, что тогда?

— Сейчас, мать, нет таких земель, где бы люди не жили. И наш проживет, если голову на плечах имеет.

— Другие как-то делают, что дети при них остаются...

— Не хочу я ничего делать! — сердился отец. — И ты меня на подлости не агитируй...

Он недовольно отставлял стакан недопитого чая и, одевшись, торопился уйти на завод, где работал мастером. Мать, подавая ему сумку с едой, с надеждой в голосе просила:

— Ты не сердись, отец. Ведь один же сын-то... Может, пристроишь к себе на завод. «Ростсельмашу» всегда люди нужны.

— У нас нет юридического цеха,— бросал на ходу мастер.— А в машинах, окромя своего мотоцикла, он ничего не смыслит. И вообще, мать, не надо об этом...

После экзаменов Саша пришел домой возбужденный, радостный. Он ворвался в комнату и крикнул вышедшей из кухни матери:

— Ура, мама! Еду на Северный Кавказ!

— И чего радуешься-то? Один-одинешенек ведь будешь.

— Ну и что же? — ничуть не смутился Саша.— Пока один. Потом обживусь, и вы приедете. Верно?

— Бросить Ростов? Свой дом? — всплеснула руками мать.— И не выдумывай. Здесь родились, здесь и век доживать будем. Так-то...

А отец поддержал Сашу, похвалил за принятое решение ехать на Северный Кавказ.

 — Главное, сынок, жизнь узнаешь. С ней человеку надо встречаться один на один. Она строгая учительница, таких уроков преподаст, что ни в одном институте не встретишь. Поезжай. Это совсем рядом...

Так Саша оказался в Грозном. Молодого специалиста, прошедшего практический курс судебной фотографии, усвоившего криминалистику, назначили экспертом научно-технического отдела. Потекли дни напряженной работы: стремительные выезды на места происшествий, кропотливые поиски едва различимых следов преступников, тщательные анализы — и всюду снимки, снимки, снимки...

Саша работал, не зная усталости. Ему хотелось сделать что-то такое, что оказалось бы решающим в изобличении матерого преступника. Такие мечты лелеял каждый молодой работник милиции. Но они не всегда и не так скоро сбывались. Саша тоже не находил пока ничего «такого» и часами корпел над своими исследованиями.

В дверь постучали.

— Войдите,— солидно ответил Саша, но, увидев входившего следователя Гаевого, растопил свою солидность в радостной улыбке.

Саше нравится круглое, изрытое оспой, лицо Гаевого с широкими черными бровями, добродушные, заплетенные морщинками, глаза. Он всегда сосредоточенный, серьезный. Кажется, что старший лейтенант хмурый, нелюдимый человек. Но это лишь первое впечатление. Стоит только Илье Андреевичу хоть на минуту забыть о служебных делах, как он становится общительным, разговорчивым, неутомимым собеседником. И тогда на его лице непрерывно играет улыбка. Он любит незлобно посмеяться над промахами товарища, но всегда поддержит его в трудную минуту.

Гаевой с объемистой папкой в руках, очень спешит.

— Ты готов, Саша?

— Так точно! — весело отозвался лейтенант.— Задание выполнено досрочно!

— Не потому ли дождь пошел? — пошутил следователь.

— Ну, что вы, Илья Андреевич,— надул губы Саша и недовольно посмотрел в окно, по стеклам которого текли дождевые ручейки.

— Шучу, шучу, Саша. Молодец. Пошли на доклад...

В кабинете Байдалов был не один. У раскрытого окна, задумчиво глядя на потонувший в дождевой мгле го род, стоял высокий русоволосый армейский офицер. На скрип двери не обернулся.

Гаевой с порога спросил:

— Не помешали?

— Заходите, заходите,— быстро сказал Байдалов.— Мы вас ждем.

Теперь повернулся и офицер. Внимательный, как бы ощупывающий, взгляд голубых грустных глаз. Между сдвинутыми к переносице бровями упрямая поперечная складка.

«У него горе»,— подумал Гаевой.

— Познакомьтесь товарищи,— поднялся из-за стола Байдалов,— будем работать вместе. Старший лейтенант у нас как бы временно прикомандированный.

Офицер шагнул от окна, протянул крупную загорелую руку и по-армейски представился:

— Старший лейтенант Тимонин.

— Гаевой.

— Саша,— назвался Рыбочкин, всовывая свою сухую ладонь в широченную лапищу офицера. — Ой! — вдруг вскрикнул он и, дуя на слипшиеся, побелевшие пальцы, улыбнулся:—Между прочим, руки мне очень нужны...

— Извините,— покраснел Тимонин.

Байдалов закрыл окно. Шум дождя как бы отодвинулся, стал глухим и далеким.

— Присаживайтесь, товарищи. Приступим к делу.

От Гаевого не ускользнуло явное желание Байдалова порисоваться перед новым товарищем: за капитаном водился такой грех, он всегда старался показаться в таких случаях чересчур деловым, решительным и твердым.

— Докладывайте, Илья Андреевич. — Байдалов уселся на подоконник, расстегнул воротник гимнастерки. Своим независимым видом он подчеркивал, что здесь является старшим.

— Исследования все проведены, Алексей Тимофеевич,— сказал Гаевой.— Лейтенант Рыбочкин постарался.

У Саши порозовели уши. Он незаметно потянул следователя за китель, когда тот усаживался рядом с ним за стол и раскрывал свою пухлую папку. Илья Андреевич проговорил ему вполголоса:

— Не забывай, Саша, что у меня китель белый, а у тебя пальцы могут быть в проявителе...

Сашины уши стали пунцовыми, и он по-мальчишески ответил:

— Я нечаянно...

— Что, что? — отозвался от окна Байдалов.

— Исследования закончены,— повторил Гаевой, пряча лукавую улыбку, предназначенную только для Саши, лишь крошечные искорки ее запутались в густых морщинках у глаз.

— Хорошо. Давайте продолжим наш разговор...

Тут Байдалов, взглянув на стоявшего в углу Тимонина, вспомнил разговор в кабинете начальника управления и добавил:

— Кстати, хозяин зажигалки, найденной нами в машине, вот... старший лейтенант Тимонин. Шофер Орлов — его близкий фронтовой друг...

«Так вот Почему горе у него в глазах»,—подумал Гаевой и тепло посмотрел на Тимонина. Ему понравилось, что старший лейтенант пришел в милицию, узнав о несчастье с другом. Вот так бы поступали все, а то ведь редко еще в милицию приходят люди, если с их товарищами случается беда. Гаевой все больше симпатизировал этому высокому русоволосому офицеру и, докладывая о проделанных исследованиях Байдалову, чаще смотрел на Тимонина, пристально, откровенно, в самое дно его голубых доверчивых глаз.

— Гильза,— Илья Андреевич откашлялся,— что найдена в буфете, как мы и предполагали, — от пистолета «ТТ». Мы проверили по своей гильзотеке: подобных нет. У соседей—тоже. На вырезанных из сиденья машины кусочках материала обнаружена кровь третьей группы...

— Это уже известно,— вставил Байдалов.

Гаевой не обратил внимания на эту реплику. Он повторял для Тимонина, чтобы сразу ввести его в курс дела:

— Никита Орлов зарегистрирован на станции переливания крови, у него такая же группа...

— А что ответил на наш запрос научно-исследовательский институт? — перебил Байдалов, вставая с подоконника.

— Оттуда сообщили, что грязь на нижней части автомашины извлечена из глубины около полутора тысяч метров.

— Надо осмотреть местность вокруг всех буровых вышек.

— Я уже послал ориентировки начальникам районных отделений милиции. Они начали прочесывать местность.

— А что показал отпечаток следа на стекле, лейтенант Рыбочкин?

— Ничего, товарищ капитан,— бойко заговорил Саша, потом поправился: — То есть... преступник был в перчатках.

— В каких?

— Кожаных...

Байдалов внезапно вспомнил слова Шапочки: «Даже калоши и кожаные перчатки надел, когда в машину садился». В памяти вырисовалось холеное лицо Крейцера с узенькими стрелочками усов на верхней губе. «Что это? — подумал капитан.— Простое совпадение или...» Но вслух высказывать свои подозрения пока не стал.

— Так,— Байдалов прошелся по кабинету.

Помолчали. За окном по-прежнему глухо шумел дождь. Над самой крышей прогрохотал гром.

— А что нам известно о Никите Орлове?

— Я был в доме, где он жил,— сказал Гаевой.— Квартира его на замке. Ключ у соседа-старика. Орлов всегда ему оставлял, часто к нему заходил, просто так, поговорить. Теперь вот его нет, и заскучал старик. Хвалит Орлова. Только, говорит, в последнее время начал портиться, деньги прирабатывал на стороне, «калымил» на директорской машине... Старик разговорчивый. Но я торопился и попросил рассказать, в чем был одет Никита, когда последний раз уходил из дома. Он ответил, что Орлов всегда ходил на работу в голубой клетчатой рубашке и черных брюках. Невестка старика добавила: «Рубашка штапельная, брюки шевиотовые, а на руке часы с черным циферблатом...»

— «Родина»,— сказал Тимонин. Все посмотрели на него. Он пояснил:

— Марка часов у Никиты — «Родина». Подарок командира полка.

— Запишите, Илья Андреевич.

— Хорошо,— кивнул Гаевой и продолжил: — Точно так же обрисовала Орлова и заправщица бензоколонки, у которой он в тот день около часу дня взял две канистры бензина. В гараже я осмотрел путевые листы. Орлову выписан новый. В корешке значится, что по спидометру его «Победа» прошла 16 403 километра.

— А при осмотре на Загородной уже было 16 522.— Байдалов взялся за карандаш.— Где же он наездил еще 119 километров?

— Я занимался этой арифметикой, Алексей Тимофеевич. Орлов трижды ездил за гостями Шапочки, потом к буфету. По подсчетам, которые я проделал с помощью нашего «газика», получилось, что Орлов по городу наездил всего четырнадцать километров. Остается выяснить, как набежало еще сто пять.

— Мы можем лишь догадываться, что эти сто пять километров машина прошла по тем местам, где есть пшеничные поля, кустарники, канавы, по которым стекает порода из пробуренных скважин.

— Да, — задумчиво произнес Гаевой, наблюдая за Байдаловым, который тщательно засовывал спичкой кусочек ваты в мундштук папиросы. — Но куда она двигалась и зачем? Кто заставил шофера гнать «Победу» на предельной скорости, да еще на подъем? Накипь на моторе говорит об огромной нагрузке...

Байдалов посмотрел на следователя, остановил взгляд на его небритых щеках. Он только сейчас увидел, как осунулся и похудел Гаевой: у него резко выдавались заострившиеся скулы, яснее виднелись рябинки на лице, под глазами обозначались синеватые круги Капитан перевел взгляд на эксперта. Тот внимательно прислушивался к рассуждениям старших, опытных товарищей. Начищенный, подтянутый, он выглядел щеголевато, но и сквозь его щегольство проглядывала усталость, на бледном лице лихорадочно поблескивали черные глаза.

«Небольшую передышку надо сделать»,—подумал Байдалов и, поднявшись из-за стола, сказал:

— На эти вопросы мы в ближайшие дни найдем ответ. Задача сложная. Решать ее надо со свежей головой. Поэтому предлагаю, друзья, побродить по городу...

У Гаевого чуть двинулись вверх брови. Он скосил глаза на капитана: «Что это с ним? Никогда раньше не предлагал ничего подобного...»

— Просто побродить по городу,— повторил капитан, ни на кого не глядя. Он думал сейчас об упреке, высказанном полковником Роговым, и хотел исправить ошибку в своих отношениях с Гаевым.

Это предложение больше всех понравилось лейтенанту Рыбочкину. Он чуть не подпрыгнул от радости, но вовремя вспомнил, что все-таки лейтенант, и сдержался. А потом в его отчаянную голову пришла блестящая идея:

— А если на рыбалку? Дождик кончается, а после него клев замечательный.

Словно в подтверждение этих слов за окном посветлело и где-то вдалеке незлобно воркотнул гром.

— Это чудесно,— одобрил Байдалов.— Как вы думаете?

— Я с удовольствием, но...— Гаевой выразительно погладил свой щетинистый подбородок.

— Разумеется, сначала в парикмахерскую, а то еще рыбу напугаем.

— Я приготовлю рыболовные снасти,— вызвался лейтенант, направляясь к двери.

— Давай, Саша. Только сними форму.

— Я мигом, у меня все здесь...

Байдалов запер ящики стола и повернулся к Тимонину:

— А вы с нами пойдете? Сегодня суббота, и уже три часа...

Тимонин поднял голову, поочередно посмотрел на Байдалова и Гаевого и вдруг спросил:

— А где же сын его?

— Вы о ком?

— О Никите. Сын у него есть, четыре года. Вдвоем живут...

— А жена?

Тимонин нахмурился, посерел лицом, буркнул:

— Нету.

— Вот беда какая,— растроганно проговорил Гаевой.— Жаль мальчишку. Что же делать?

— Искать надо,—сказал Тимонин, беря свою фуражку с подоконника.

— Верно.— Гаевой застегнул свою папку.— Я пойду с вами. Он, наверное, в детском саду, и там уже, небось, давно бьют тревогу. Вы обождите меня у выхода, я только положу документы... От рыбалки, Алексей Тимофеевич, я отказываюсь.

— Как хотите,— отозвался Байдалов. — Мы поедем с Сашей.

Следователь вышел. Тимонин задержался у двери, повернулся:

— Завтра-то когда приходить?

— Гражданский костюм у вас есть?

— Найдется.

— Хорошо. Мы вас разыщем, если понадобитесь...

Широко распахнулась дверь. В кабинет влетел взлохмаченный Синицын.

— К черту! — с порога закричал он, брызгая слюной.— Мое терпение кончилось! Я его, гада, все равно прижму!..

— Не поладил с Вовостей? — спросил Байдалов.

Синицын, точно бочонок, подкатился к тумбочке, где стоял графин с водой, схватил толстыми, короткими пальцами стакан. Между глотками воды продолжал говорить:

— А кто же еще!.. Он самый... подлец!..

Утолив жажду, повернулся и только сейчас заметил стоявшего у двери Тимонина.

— Это кто? Наш? — бесцеремонно спросил он.

— Наш.

— Значит, новая кадра. Порядочек! Наш шеф продолжает гнуть свою линию. Скоро в отделе будут все вояки. Один я сугубо штатский. Теперь он меня съест. А за Вовостю — с потрохами...

— Отказался?

— Начисто отказался, паршивец! Сначала все шло хорошо. Он согласился потянуть с собой три кражухи. Порядочек. У меня оставалась одна. Говорю ему — бери и эту, сделаю меньший срок. Тебе, дураку, червонец пахнет, а я оформлю на половину. А там — зачет, и через три года будешь дома...

— Хватит,— оборвал его Байдалов, направляясь к выходу.

В коридоре Синицын что-то пытался пояснить, но капитан отмахнулся от него, взял Тимонина за локоть, подвел к лестнице и торопливо попрощался:

До понедельника. Если ничего не случится раньше... Синицын, пошли со мною.

Они ушли по коридору дальше, а Борис стоял и думал: «О чем говорил этот толстый? Почему краж больше, а срок меньше?..»

                                                                                        *      *

                                                                                            *

Дождь кончился. Разноцветная радуга повисла в небе. Из-за туч выглянуло яркое солнце, и засверкали умытые оконные стекла, заблестел мокрый асфальт. Защебетали птицы.

Легко дышится после дождя. До предела наполненный озоном воздух пьянит голову.

Байдалов, Синицын и Рыбочкин торопливо шли по тротуару, вполголоса переговариваясь. Саша нес маленький чемоданчик. В нем — лески, крючки, нажива. Удилища рыболовы вырежут в прибрежных кустах, Саша несколько дней назад нашел хорошее местечко возле Старой Сунжи: там тихая заводь, клев такой, что только успевай забрасывать. Он обязательно поведет капитана туда. Жаль, Гаевого не будет, с ним лучше — легко и свободно, можно говорить о чем угодно. А капитан... Все-таки начальник отделения... Вот он за что-то отчитывает Синицына, и Саша из вежливости чуть приотстал. Доносятся обрывки фраз:

— Старые методы... молчал бы... понимать надо...

Байдалов сердился. Он знал Синицына давно и мог ожидать от него чего угодно, но сегодняшнее бесцеремонное вторжение в кабинет и потом откровение вывело его из себя.

— Хорошо, что был новичок... Да и вообще, бросать эти приемы нужно. Сгоришь ведь. Не те времена.

Синицын оправдывался:

— Погорячился я, Тимофеевич. Довел меня этот бандюга...

— Вовостю от тебя возьму.

— Я же хотел как лучше... Ведь раньше получалось. В прошлом месяце на девяносто пять процентов вытянули, а в этом были бы все сто...

— Не в этом дело...

— Нет, в этом! — загорячился Синицын.— С нас каждый день требуют: раскрываемость, раскрываемость... Вот и стараемся. Да и тебе выгодно, отделение всегда на первом месте. А ведь скоро шеф уйдет в отставку. Кто-то его должен заменить. Более опытного, чем ты, у нас нет. К тому же и показатели в отделении неплохие. Даешь выдвижение! Порядочек!..

— Ты уж наговоришь,— усмехнулся Байдалов, но возражать не стал. Он начал отходить. В голосе вновь зазвучали уверенные нотки.— Дело Вовости передашь в райотдел милиции по территориальности.

— Гениально! — воскликнул Синицын, беря капитана под руку.— Я давно говорю, что князю Ярославу досталось звание Мудрого потому, что ты не был его современником...

— Брось паясничать...

— Алексей Тимофеевич,— заговорил все время молчавший Саша,— давайте возьмем такси, а то в автобусе будет очень душно.

— Умные вещи говорит эксперт,— поддержал Синицын, обмахиваясь платком.— Я уже давно сварился.

— Предложение принимается,— сказал Байдалов,

Вышли на площадь у кинотеатра. Но как назло машины, опоясанные шашечками, проносились мимо, не останавливаясь.

— Тут мы, пожалуй, простоим до вечера,— начал сомневаться Синицын.— Давайте проситься на любую машину... Ага, есть! Вот идет такси с зеленым огоньком. Дуй навстречу, эксперт!..

— Не надо, Саша,— остановил лейтенанта Байдалов,— Слушай меня. Смотри: возле кинотеатра остановилась шоколадная «Победа». Быстрее к ней! Уговори шофера обязательно.

— Есть,— на ходу ответил Саша.

Шоколадная «Победа» уже разворачивалась. Саша встал перед нею, поднял руку. Машина скрипнула тормозами.

— За город подбросишь, парень?

—Некогда, спешу.

— Выручи, браток. Мы заплатим вдвойне.

— Сколько вас?

— Трое.

— Садитесь.

— Алексей Тимофеевич, пожалуйте в машину!

Саша с Синицыным расположились на заднем сиденье, Байдалов уселся рядом с шофером. Машина, фыркнув, понеслась по улице. В зеркале над ветровым стеклом капитан увидел часть лица шофера — маслянистые глаза с прищуром, ястребиный нос, черные усики — и подумал: «Интересно, что ты за птица, Крейцер?»

Краем глаза осматривая оранжевую кофту водителя, Байдалов, чуть повернувшись, протянул назад руку:

— Дай сигарету, Саша.

Рыбочкин удивленно взглянул на капитана — ведь все в управлении знают, что Саша не курит. Он не успел ответить, как Синицын быстро сунул в руку капитану папиросу.

А Байдалов не мог отвести взгляда от рук водителя в черных кожаных перчатках.

— Спичку дать? — спросил Синицын.

— Не надо, пожалуй, покурим на месте.

— Курите здесь, капитан,— промолвил Крейцер, улыбаясь одними глазами.— Вам разрешается.

— Спасибо,— ответил Байдалов и зажег спичку. Прикуривая, он собирался с мыслями. Неожиданная встреча с Крейцером почему-то взволновала его. Хотелось задать ему несколько вопросов, но с чего начать, капитан не мог сразу придумать.

Крейцер сам выручил. Остановив машину, он пробормотал:

— Эх, черт! Придется круг сделать, здесь дорогу ремонтируют.

Он уверенно свернул машину влево, к железнодорожному переезду. Байдалов спросил:

— Вы давно в городе живете?

— А что? — насторожился Крейцер.

— Да смотрю: город хорошо знаете.

— А-а,— Крейцер засмеялся. — Ездить много приходится, особенно за последнее время, когда вы у моего шефа машину забрали. Теперь я у него вроде личного шофера. С утра за ним заезжаю.

— Не с руки ведь вам, далеко, поди, живете...

— Да не очень, всего десять минут езды.

— Где это?

Крейцер медленно повернул голову и, взглянув на капитана, ухмыльнулся:

— На другом конце города, капитан...

Байдалов промолчал, окутываясь папиросным дымом.

Он понял, что зря поторопился, не следовало задавать Крейцеру такой прямой вопрос. Остаток пути капитан не проронил ни слова. Молчали и его спутники. Синицын почувствовал настороженность в разговоре и поэтому не вмешивался. А Саша усвоил справедливое правило: не спрашивают — помалкивай...

Остановились у заросшей густым лозняком речушки. На берегу уже взмахивали удочками несколько рыболовов.

Саша подошел к шоферу:

— Сколько с нас?

— Не надо,— отмахнулся Крейцер.— Деньги пригодятся вам на обратный путь. Привет!..

«Победа» круто развернулась и, сверкнув на солнце горбатой спиной, умчалась к городу.

— Запомни эту личность, Синица,— сказал Байдалов,— а заодно и номер машины — «19-21».

— Есть. Порядочек! Год моего рождения...

Саша посмотрел вслед уехавшей «Победе», на две колеи, оставленные ею на влажной от дождя земле. И вдруг приглушенно вскрикнул:

— Товарищ капитан, смотрите! Рваная покрышка...

Да, это был такой же след, как у ограбленного магазина. «Так вот почему Крейцер хорошо город знает...» — подумал Байдалов.

— Давайте ваш чемоданчик, лейтенант,— строгим голосом заговорил он.— Вы сейчас же выходите на дорогу, останавливайте первую машину, поезжайте в город. Нам надо сделать гипсовый слепок со следа.

— Может, и я с ним? — предложил Синицын.

— Тут нужна быстрота, а это не по твоей комплекции. Давай, Саша. Одна нога здесь, другая там.

— Слушаюсь!

Когда лейтенант Рыбочкин ушел, Байдалов высыпал из чемоданчика содержимое и прикрыл им самый четкий отпечаток разорванного протектора.

— Ты, Синица,не кружись здесь, иди лучше удить рыбу. А я... я буду рисовать этюды. У меня блокнот с собою.

— Понимаю, Тимофеевич, но я не любитель рыбной ловли. Вот есть, это — да, здесь у меня порядочек!

— Давай, не задерживайся...

Синицын поднял с земли леску и, разматывая ее, спустился к речке. А капитан с самым серьезным видом уселся на чемоданчике и принялся рисовать с натуры. Посторонний вполне принял бы его за художника.

...От почти готового рисунка Байдалова оторвал треск мотоцикла. Это вернулся Рыбочкин. Он привез пакет с гипсовым порошком и письмо от полковника Рогова. На официальном бланке начальника уголовного розыска было написано всего несколько слов: «На Сунженском хребте обнаружен труп. Срочно выезжайте».