24

После женитьбы Оля и Сергей сняли меблированную комнату недалеко от института, в начале улицы Кирова. Перейти парк — и дома. Это было очень удобно. После суеты общежития они были рады тишине, уединению и покою.

Но теперь эта благотворная тишина действовала на Олю удручающе. Тяжелое горе угнетало ее; она захандрила и часто плакала. Стала хуже заниматься — ее отвлекали мысли о нераскрытом преступлении. Порой ей казалось, что никому нет дела до ее горя, что, кроме нее, все уже забыли о случившемся и убийцу давно перестали искать. И только любовь Сергея спасала ее от отчаяния.

По ночам она плохо спала.

— Почему ты не спишь? — ласково спрашивал Сергей. Оля прижималась к его лицу щекой и плакала.

— Оленька, перестань, милая... я понимаю... Успокойся... Найдут убийцу, обязательно найдут, — разгадав ее мысли, утешал Сергей.

Оля часто вспоминала день похорон.

Пасечное никогда, наверное, не видело такой многолюдной похоронной процессии.

Кладбище завалило снегом. И если бы не деревянные обелиски и кресты, — не сыскать бы проходов между могилами. Над самым обрывом темнела развороченная земля. Люди устремились туда уже не стройной колонной, а вразброд. И пролегли меж могил, запетляли утоптанные стёжки, осевший снег чуть потемнел, примятый десятками ног, людские ручейки сплелись в тугое кольцо вокруг черной ямы, опоясанной бруствером рыхлой, еще не успевшей застыть на морозе земли.

В низине, где лежало Пасечное, уже зашевелились синие тени вечера. А здесь, на Грустной горе, в лучах заходящего солнца еще красным светом горели стволы старых сосен, вставших в почетном карауле у гроба.

Кончились речи... Кончилось прощание... Повис на веревках заколоченный, обтянутый красным кумачом гроб... Яма, похожая на окоп, принимала отца. Отец опускался туда без оружия. Этот последний в его жизни окоп отныне становился его постоянным укрытием...

Однажды вечером раздался звонок. Хозяйка заглянула в дверь:

— Оля, это к вам...

Оля вышла в переднюю. Перед ней стоял незнакомый мужчина в темном драповом пальто с каракулевым воротником, и на его бровях быстро таяли хрупкие снежинки.

— Здравствуйте. Мне нужна Мартовая Ольга Анатольевна.

— Я Мартовая. Что вам? — испуганно спросила Оля, тревожно крикнула:

— Сережа!

— Да вы не волнуйтесь, — с мягкой улыбкой оказал Борисов. — Мне нужно с вами поговорить. Вот мое удостоверение...

Оля провела его в комнату.

Здесь был порядок. Даже непохоже, что здесь жили студенты — народ беспокойный и неряшливый, — им всегда некогда. В открытой тумбочке аккуратными стопками лежали учебники и два тома Пушкина. Сверху стоял новенький телевизор «Рекорд». «Очевидно, первая семейная покупка», — отметил про себя Борисов. В комнате еще стояли поблекшая диван-кровать, стол, пара стульев и старинный гардероб. Комната была небольшая.

— Как устроились, молодожены? Сколько платите?

— Двадцать рублей. Со светом. — Сергей охотно рассказал, как они тут живут.

Борисов заметил, что он явно избегает волнующей темы. И подумал: «Такое радостное событие — свадьба — совпадает у них с трагическими воспоминаниями»...

— Нашли убийцу? — наконец, не выдержала Оля.

— Пока нет, — вздохнул Борисов. — Но поиск привел меня сюда. — И Борисов рассказал о гибели Сомова, о его жене, помнившей, что его друг — Ставинский — был пианистом из Риги.

— Это обстоятельство и еще то, что вы учитесь здесь, и заставило меня приехать в Ригу. Возможно, у Ставинского были основания предполагать, что Лунин мог его здесь опознать, если приедет к вам в гости. Отец собирался к вам?

— Да, он хотел приехать весной опять, — сказала Оля.

— Так он уже был здесь?

— Два года назад. Заходил и в институт, и в общежитие.

— Ну вот. Ставинский, конечно, сменил фамилию, а может быть и профессию. Сторож, гардеробщик, преподаватель, знакомый или родственник вашей квартирной хозяйки, бывающий у нее, — все могут им оказаться. А вы кому-нибудь говорили о предполагаемом приезде отца?

— Конечно. Кто же знал, что это будет иметь такие последствия! — развел руками Сергей.

— Нет ли среди ваших знакомых пианиста? Вообще музыканта?

— Нет! — в один голос ответили оба.

— Ну что ж, будем продолжать искать убийцу. На чем-нибудь он все же споткнется. Думайте и вы хорошенько. Вспоминайте и анализируйте встречи, разговоры. А что пишут из Харькова? — Борисов повернул разговор.

Сергей достал два письма от матери. Борисов попросил почитать.

Нина Дмитриевна писала, что Мартовому предложили, наконец, более спокойную работу — в СМУ, но он пока воздерживается принять это предложение. Решил повременить, пока Сергей окончит институт, потому что зарплата прораба его сейчас устраивает больше, чем собственное спокойствие. «Вообще, стал он нервным, спит плохо, просыпается от каждого шума... Приходили из милиции, беседовали и со мной, и с ним. Майор оказался из одной с ним дивизии. На радостях даже выпили. Вспоминали фронт, молодость, направление главного удара в Белоруссии, бои за Польшу... Отец после этого разговора немного встряхнулся, повеселел, несколько дней ходил бодрым, потом опять началось все сначала — надломило и его общее семейное горе», — заключала Нина Дмитриевна.

— Да, такие потрясения не проходят даром, — вздохнул Борисов, возвращая письма. — Я вас очень прошу, Оля и Сережа, если что-нибудь вызовет у вас подозрение или даже малейшее сомнение, сразу ставьте об этом меня в известность. Вот это мой рабочий телефон. Если меня на месте не будет, расскажите все тому, кто будет говорить с вами вместо меня. Мне передадут. А это мой домашний телефон и адрес. Беспокойте в любое время, не стесняйтесь. Ваша помощь мне очень нужна... Значит, договорились...