2

Партизанам в Латвии было трудно. За ними охотились не только немцы, но и айзсарги, возродившие свою террористическую организацию под крылышком у фашистов.

Группу партизан в курляндских лесах возглавлял Балодис.

Он был лишь на десять лет старше Лидумса (кстати, именно он и дал художнику Викторсу Вэтре этот псевдоним), но уже семь раз сидел в тюрьме бывшей республики: первый раз как активист комсомолец, а в последний — как один из организаторов и функционеров подпольной Коммунистической партии, — одним словом, год на свободе, год в тюрьме. В первый день создания Советской Латвии он был назначен начальником городского отдела Госбезопасности в Вентспилсе и прямо из камеры каторжной тюрьмы пришел в свой кабинет.

После вступления немцев в Латвию Балодиса оставили для подпольной работы.

Лидумс воевал в рядах партизан все лето сорок второго года. Осенью, когда немцев остановили под Сталинградом, Балодис предложил Лидумсу легализоваться в Риге. По его данным, квартальный уполномоченный, который мог опознать художника, был расстрелян немцами еще летом «по обвинению в убийстве шуцмана», которого якобы сам столкнул в бункер.

Балодис приготовил документы о том, что художник Викторс Вэтра провел все лето у родственников на хуторе, — такой хутор был и родственники были и могли подтвердить все сказанное в документах, а теперь отправлялся в Ригу, чтобы поступить в военную школу, организованную оккупационными властями.

С такими документами и со своей собственной (не придуманной) биографией Лидумс мог ехать не только в Ригу, но и в Берлин.

Балодис был дальновиден. Он без колебаний верил, что фашизм будет побежден. Но он знал и другое: гитлеровцы готовят кадры для подпольной войны против Советской страны на тот случай, если их выгонят из Латвии, тогда снова возникнут «лесные братства», «лесные рыси», «лесные кошки»…

В военной школе Вэтра познакомился со многими будущими врагами. Был там и некий Чеверс, которого Лидумс взял в то время, когда сам исполнял роль командира отряда «лесных братьев». Были и другие, чьи портреты художник Вэтра, молодой воспитанник военной школы, писал в часы досуга, обязательно оставляя копию себе, о которой позирующий и не подозревал. При этом очень часто оказывалось, что копия сделана лучше, сильнее, чем сам портрет.

Вэтра окончил военную школу в тот год, когда за плечами советских армий был уже Сталинград, была снята блокада Ленинграда, готовилась самая крупная битва механизированных войск на Курском выступе. Он окончил школу с отличием, прослужил несколько месяцев в рижском гарнизоне, а перед отправкой добровольческих латышских легионов на фронт «тяжело заболел». Тут опять помог Балодис.

— Этот год будет решающим в ходе войны! — уверенно сказал Балодис, навестивший Вэтру.

Лидумс понимал: высокий худой человек каким-то образом знал очень многое, что не печаталось в немецких газетах.

— В будущем году можно ожидать битвы за Латвию, — продолжал Балодис. — Сейчас вы должны уцелеть, это главное. И помните, вы должны уцелеть не просто как человек и мой помощник, но и как художник! Ваше время еще настанет!

Лидумс продержался в гарнизоне до конца сентября 1944 года. В это время Балодис и его отряды были уже за линией фронта. Готовился штурм Риги. Лидумс не знал, как перейти линию фронта, чтобы разыскать своего друга. Немцы бросили в бой все свои резервы: айзсаргов, полицию, добровольческие легионы… В любой день могли отправить и роту Лидумса, пока что охранявшую порт и спокойствие эвакуирующихся господ немцев. И в эти дни Балодис навестил его.

Лидумс никогда не мог понять, чего больше у его друга: риска или расчета? Под городом гремела канонада советских орудий, немцы расстреливали не только латышей, но и своих по обвинению в дезертирстве. А Балодис спокойно сидел в его комнате и советовал, что взять с собой. «Наденьте брезентовый костюм и сапоги, две пары шерстяного белья: возможно, ночевать придется в болоте, а вода стала дьявольски холодной. Из оружия возьмите два пистолета и нож — я помню, у вас есть самораскрывающийся с роговой ручкой, она не скользит даже в мокрой руке. Бумаги, документы, рисунки упаковать в чемодан и спустить в подвал. Там, я помню, осталась куча шлака. Закопайте в эту кучу, она не сгорит и в случае пожара. Что-нибудь да останется! Все деньги — Аните и сестре…»

Лидумс имел такой же ночной пропуск, какой был и у Балодиса, и у шофера машины, стоявшей внизу. К темноте они уже выскочили из города, и только фонарики патрулей освещали господина офицера и сопровождавшего его штатского. В каком-то перелеске они вылезли из машины, и шофер, пожелав им счастливого пути, повернул назад.

Утром они были в Мадоне.