11
Мать Мехмана, раскрасневшаяся, озабоченная, собирала вещи сына, а молодая невестка причесывалась перед зеркалом, стоящим в углу. И вдруг она сказала:
— Я тоже поеду с ним…
— Куда, деточка? Пусть Мехман поедет один, устроится, найдет квартиру, а потом напишет, стоит нам ехать или нет.
В это время вошел Мехман, лицо которого выражало одновременно утомление и радость человека, добившегося своей цели.
— Ну, со всеми делами покончил, — сказал он, ликуя. — Завтра я выезжаю.
Он помог матери закрыть чемодан, поправил чехол.
— Мехман, я тоже поеду.
— Куда, Зулейха?
— С тобой.
— Пока не надо, Зулейха. Не стоит…
— Это будет своего рода свадебное путешествие. Если нам не понравится, мы вернемся.
— Это несерьезно…
— Я обязательно поеду, Мехман.
Мехмана трогало и радовало, что Зулейха не хочет с ним разлучаться. Но он беспокоился, что на первых порах может возникнуть на новом месте много неудобств, и поэтому решил сначала выехать один.
— А может быть, там условия совсем для тебя не подходящие? — продолжал он уговаривать Зулейху.
— Как бы там ни было, я поеду!..
Хатун поняла, что беспокоит ее сына, и вмешалась в разговор:
— Я не могу отпустить вас одних. Тогда и я поеду.
— Нет, мама, вы пека оставайтесь, — настаивала Зулейха. — Если там все будет в порядке, то я приеду и заберу вас.
— Нет, нет, дочурка. Раз дело обстоит так, тогда и я поеду. Нельзя вас оставлять одних…
Когда Зулейха ушла к матери, Хатун взяла сына за руку.
— Я не могу, понимаешь, оставить вас одних, — сказала она. — Вы оба еще плохо знаете жизнь. Молоды. И потом, дай бог, чтобы все было хорошо. Не знаю, почему ты так поторопился, сынок, со свадьбой? Я ничего не говорю, Зулейха неплохая девушка, только вот мать ее Шехла-ханум… Слишком уж она гордая…
Мехман пропустил это мимо ушей и только попросил мать не беспокоиться. Хатун настойчиво говорила: «Не могу я оставить вас одних. Ни за что…»
Старуха храбрилась, уверяя, что поездка ее нисколько не страшит — к завтрашнему дню все будет у нее готово.
Время шло незаметно. Зулейха бегала по магазинам, делала последние покупки. Мехман запаковывал нужные книги.
Пришел час отъезда. Билеты уже были приготовлены, чемоданы уложены. Они вынесли вещи на улицу, заперли дверь. Хатун еще раз проверила замки, попрощалась с соседями. Поручая свой дом дворнику Нуру, она дрожащим от волнения голосом сказала:
— Нуру-кардаш, ради аллаха, берегите наш дом, чтобы нечестная рука ни до чего не дотронулась…
— Будьте спокойны, Хатун-баджи, — затараторила Нурие, жена дворника, опередив своего медлительного мужа… — Пусть там будет полно золота, все равно никто не дотронется.
— Какое там золото, Нурие-баджи? Золота у нас нет. Но не хочется, чтобы грязными руками шарили по вещам, нажитым честным трудом.
— Будем следить, как за своим собственным домом, — пообещала Нурие, обняв Хатун. — Счастливого пути.
И обе женщины заплакали. Дворник тоже утер глаза. Хатун сказала:
— Мне кажется, я прощаюсь с вами навеки.
— Нам тоже трудно расстаться с вами, — ответил Нуру, покашливая от волнения. — Но, как говорится, надо…
— И, как назло, Наримана нашего нет дома, — с досадой проговорила Нурие. — Хоть помог бы вам донести вещи до вокзала.
Нуру сам взялся за чемоданы.
— А я что — не мужчина, что ли? Я сам провожу нашу сестру и дорогого мальчика…
Когда они пришли на вокзал, там уже поджидали их Шехла-ханум и тетя-секретарша с большим букетом цветов.
Подали состав. Шумно запыхтел паровоз. Мать Мехмана впервые выезжала из города. Шум и сутолока на вокзале пугали ее. Она побледнела и старалась стоять ближе к сыну. Но Шехла-ханум и тетя-секретарша оттеснили ее, всецело завладев Мехманом.
— Мехман, дорогой, не забудь, что Зулейха немного избалована. Я ничего для нее не жалела. Смотри, чтобы она не заболела.
А тетя-секретарша прерывала сестру и, то трогая пуговицы на белом пиджаке Мехмана, то дергая его за рукав, говорила:
— Я попрошу разрешения у профессора — он мне не откажет — и в августе приеду к вам погостить на недельку. Хочется полюбоваться на ваше счастье, на ваши поцелуи. Но если что-нибудь случится, дай мне знать, я прилечу, как птица Зумруд. И потом, не унывай, Мехман, если по работе у тебя будут неприятности. Вы с Зулейхой мне самые родные. Если даже у вас будет ко мне просьба, большая, как гора, я все равно ее выполню. Слава аллаху, я имею влияние в аппарате. Вы ведь знаете, Мехман, дорогой мой, что заместитель Абдулкадыр наш человек, он зять моей двоюродной сестры.
Зулейха чуть насмешливо улыбнулась и сказала тетке:
— Большое спасибо. Но я надеюсь, нам не придется беспокоить вас. Мы ведь не маленькие. И потом, наша мать с нами.
Шехла-ханум посмотрела на Хатун, стоящую с растерянным видом около вещей. Громкий голос возвестил по радио, что посадка начинается. Бедная Хатун вздрогнула. Люди двинулись к вагонам. Шехла-ханум поцеловала сперва Зулейху, потом Мехмана, наконец, повернулась к Хатун:
— Послушай, бабушка, раз уж ты вздумала ехать, то хотя бы береги детей, следи за ними как следует… Я потому так говорю, что ты немного рассеянна…
Хатун повернулась, сурово посмотрела на разнаряженную Шехла-ханум и, видимо, хотела ей резко ответить, но сдержалась.
— Я говорю, береги детей, ты слышишь?
Хатун опять промолчала.
— Мама! — умоляюще произнесла Зулейха, заметив, как насупился Мехман.
Но Шехла-ханум не смутилась. Приняв надменную позу, она повторила:
— Зулейха совсем дитя, а Мехман будет много работать. Кто-то должен следить за его отдыхом. Вот о чем я говорю, бабушка.
Вошли в вагон. Тетя-секретарша бросилась целовать Зулейху в Мехмана, Зулейха сердито отстранила ее:
— Ну что вы, тетя. Не в Москву же мы едем, в конце концов…