МЕСТЬ

Костя ждал Михаила до темноты, но так и не дождался. А как ему хотелось посоветоваться! Разговаривать с отцом Веры совсем не то, что с матерью — было страшновато: вдруг и он выгонит? Костя ходил по комнате, чувствуя, как сжимается сердце, по разному представляя встречу, и шептал, подбадривая себя: «Все равно пойду! Надо идти!»

Костя вышел на улицу, когда перед домом уже засветились лампочки, на тротуарах появились белые пятна, словно кто-то пролил мед. Минуту Костя постоял в нерешительности, потом махнул рукой и пошел быстрее, боясь испугаться и раздумать. Вскочил в трамвай. В вагон битком набилась молодежь, парни и девушки шутили, смеялись и, судя по разговору, все они собрались в парк имени Горького. «Если разговор пройдет хорошо, то приглашу Веру в парк», — решил Костя,

Выпрыгнув из трамвая, он чуть не столкнулся с отцом Веры. Владимир Тарасович возвращался с работы, почему-то припоздав. Одет он был в старенький костюм и кирзовые сапоги. «Подойти?»- подумал Костя. Поэтому отказался от этой мысли: лучше поговорить дома, в спокойной обстановке.

Чтобы не встретиться с Владимиром Тарасовичем, Костя зашел в переулок и остановился у низенького, размытого сверху дувала. Неожиданно из-за дувал а раздался крик. Костя прислушался. Кричала, судя по скрипучему голосу, старуха:

— Змееныш ты! Совсем забыл мать свою, неслух. Покарает тебя бог, помяни мое слово. Жил бы дома, не связывался со всякой шпаной, не шлялся по улицам. Беги, беги, бросай свой дом… — Старуха всхлипнула. — И в кого ты уродился такой паскудник?..

Хлопнула дверь, и из калитки выскочил студент. Увидев Костю, он недружелюбно спросил;

— Ты чего здесь делаешь?

— Просто стою, товарища дожидаюсь, — ответил Костя. — Что же не здороваешься? Здравствуй! Кто это на тебя так орал?

Студент вынул из кармана сигарету, закурил и только после этого глухо, с неохотой ответил.

— Мать.

— Эх, ты! — удивился Костя. — За что же она тебя так?

— Она религиозная, заставляет богу молиться и в церковь ходить. А я не хочу. Давно надоели ихние молитвы, да и ребята смеются…

Студент раскурил сигарету, огонек осветил совсем не хмурые сейчас, а какие-то печальные глаза и грустные морщинки у его пухлых, немного вывернутых губ. Он выпустил струю дыма и спросил доверительно:

— А у тебя мать есть?

— Была, — вздохнул Костя.

— Где же она?

— Во время войны под бомбежку попала.

— Я слышал, и ты попадал?

— Вместе мы… Я один остался…

— Плохо, — мягко, даже задушевно сказал студент. — У меня отсталая мать, а все таки я к ней хожу. Скучаю все же…

— Я бы свою маму сроду не бросил. Почему ты вместе с ней не живешь?

Студент опять раскурил сигарету, затянулся.

— Не могу я… Когда в школе учился, она меня с собой в церковь водила. В кино не пускала. В пионеры приняли — она давай срамить: «Пропащий безбожник!» От ребят стыдно… Все в кино идут, а я в церковь… Вот я кое-как седьмой класс закончил и поступил в техникум. Потом в общежитие устроился. Скорее бы специальность получить. Хоть она такая, мать-то, да помогать надо. Старая стала. Сколько платят уборщице, сам знаешь… Ведь я у нее приемыш. Много сил она положила, чтобы я семилетку кончил.

Костя слушал и теперь догадывался, что не так уж прост этот, всегда хмурый, нелюдимый парень. Не сладко ему жилось. Много пришлось ему испытать в жизни невзгод. Костя хотел было посоветовать ему не связываться с блатными ребятами, но раздумал: такие советы не принимают, да и после как-нибудь можно об этом поговорить.

— Тебя как звать? — спросил он.

— Махмуд.

— Знаешь, что, Махмуд, приходи ко мне без Витьки, — пригласил Костя, но тут же вспомнил, что Михаил запретил приводить студента, помолчал и упрямо тряхнул головой. — Приходи.

— Что ж, я не против, — согласился Махмуд. — Видел, ты радиотехникой занимаешься. Меня это дело тоже интересует.

— Ну, вот и договорились.

— О чем это вы договорились? — насмешливо спросил вывернувшийся из-за угла Виктор. — Э, да тут Коська агитирует! Чего это тебя сюда занесло? А-а, понят-но: к своей крале направляешься.

Костя вздрогнул, побледнел, посмотрел на Махмуда. Тот отвернулся и усиленно сосал сигарету.

— Может, опять в райком собрались? Вы и по ночам в райком ходите? — продолжал издеваться Виктор. — Иди, иди. Не забыл номер дома? Десятый.

— А ты не забыл номер дома семнадцатый? — вдруг выкрикнул Костя. Он и сам не знал, как это у него вырвалось. Виктор осекся и даже, как показалось Косте, оглянулся с испугом и, дернув за рукав Махмуда, сказал:

— Пошли.

Костя смотрел вслед Виктору и Махмуду сердито, все еще не придя в себя от негодования. Дружки скрылись за углом. Тогда Костя повернулся и пошел в другую сторону. Теперь он горько пожалел о том, что пригласил Махмуда к себе; придется с Михаилом Анисимовичем разговаривать, может быть, упрашивать — нельзя же отказываться от своих слов.

Торопиться не было необходимости: Владимир Тарасович должен после работы умыться, поговорить с детьми, поужинать. Не следовало какой-либо мелочыо вызывать неудовольствие у отца Веры, и поэтому Костя шел медленно. Да и надо было обдумать только что происшедшее событие. Почему Виктор испугался? Откровенно ли говорил Махмуд?

А в это время Виктор допрашивал Махмуда:

— О чем эго вы договорились?

— К себе приглашал.

— А мне сказал: Вязов запретил пускать в квартиру. Запрет только меня касается?

— Не знаю.

— А ты не скурвился?

— Перестань, Витька! — обидчиво отмахнулся Махмуд.

Они шли надутые и настороженные. Махмуд смотрел себе под ноги, сутулился, взглядывал по сторонам уныло. Виктор вышагивал брав- посматривая на своего дружка с подозрением.

Так они прошли полквартала, когда из тени деревьев навстречу им вышли Крюк и Долговязый.

— Где болтались? — спросил Крюк.

— С Косъкой встретились… — виновато ответил Виктор, сразу потеряв свой бравый вид.

— Ну и что? Послали бы его к чертовой матери, пусть бы шлепал на карачках.

— Он… — Виктор запнулся.

— Ну?

— Он в райком на меня жаловался.

— Велика важность!

— Он знает семнадцатый дом…

— Что?! — заорал Крюк и подскочил к Виктору,

Махмуд же украдкой сделал шаг назад, ближе к дереву.

— Где он?

— Пошел к Верке… — дрожа и заикаясь, ответил Виктор.

— Отшиби память! На! — Крюк сунул в руки Виктору кастет. — Догоняй.

Разросшаяся зеленая изгородь вдоль тротуаров скрывала торопливо шагавшего Виктора. Почти у самого дома Додоновых он догнал Костю и замедлил шаги.

Костя подошел к двери парадного, остановился. Он не сразу решился постучать, стыдно было в третий раз получать отказ — обидный и оскорбительный. Решимость, которой он горел у себя дома, исчезла. Перед дверью, в сущности, стоял робкий мальчик, ученик девятого класса.

Тень дерева падала на дверь, и у парадного было темно.

Виктор остановился за кустарником и оглянулся по сторонам — прохожих не было. Время скакало, а он медлил. «Неужели убью?!!» леденила Виктора страшная мысль. Возвращаться назад нельзя — Крюк не любит церемониться, впереди же преступление… Руки дрожали, ноги стали вялыми. С противоположной стороны послышались шаги. «Крюк!..» Пригнувшись, закусив губу, Виктор перебежал тротуар, подкрался к Косте сзади, неловко размахнулся и ударил его по голове. Костя ахнул и без крика повалился на ступеньки парадного входа.

Опять воровато оглянувшись по сторонам, Виктор перебежал улицу.