Круг сужается
На квартире Прокопенко был произведен тщательный обыск. Он ничего не дал.
Корж побеседовал с соседями, расспросил, как жил инженер. Оказалось, что жил он неприметно и тихо. Не приходил ли кто-нибудь к нему? Нет, он как-то нелюдимо жил в последнее время. Только однажды, возвращаясь из магазина вечером, соседская старушка видела: к Прокопенко звонил какой-то неизвестный. Какой он из себя? А кто его знает! Не интересовалась и примечать не стала. Заметила только, что левая нога у него деревянная.
Вечером Корж сидел в сквере над Волгой. Он выбрал самую отдаленную скамейку в тихом, почти совсем не посещаемом уголке.
За рекой медленно догорала заря. Луга да и сама волжская даль постепенно заволакивались сизой дымкой. На мачтах судов, стоявших под горой, мигали первые слабые огоньки. Где-то справа слышались приглушенные расстоянием говор и смех гуляющих, а здесь тишина не нарушалась ничем.
Сержант Герасимова пришла точно в назначенное время.
Корж приветливо улыбнулся ей.
— Счастлив будет тот, кто добьется вашей любви.
— Почему?
— Не придется мучиться и страдать, ожидая свидания. Вы приходите аккуратно.
Девушка рассмеялась.
— Я вижу, вам приходилось долго ждать.
— В свое время было… Да… Садитесь и помолчим. Вечер-то какой!
— Чудесный! В такие минуты просто не хочется думать ни о войне, ни… — Она не договорила, но Корж понял ее.
Помолчали.
Потом Герасимова начала рассказывать.
— Сегодня между одиннадцатью и двенадцатью часами на рынок к Долговой подошел какой-то неизвестный старик. Не тот, о котором вы меня предупреждали, а совершенно другой. Такое потрепанное, измятое лицо. Он был в ватнике, старых пропыленных брюках и опорках на ногах. Он отозвал ее в сторонку и тихо спросил, она ли Долгова. Получив утвердительный ответ, передал ей бутылку, какую-то записку, сказал «от сапожника» и исчез. Что было в письме, я не знаю. Но Долгова тут же спрятала товар, быстро купила кое-что из провизии и отправилась домой. Минут через пятнадцать вышла переодетая, со свертком в руках. Пошла в больницу. Там она также пробыла недолго. Зашла домой, снова переоделась, вернулась на базар и до самых сумерек никуда с него не отлучалась. Вот все.
Корж задумчиво потер лоб.
— Вы хорошо рассмотрели фигуру человека, приходившего к Долговой?
— Хорошо.
— Я имею в виду не лицо, а именно фигуру. Особенно ноги. Вы заметили…
— Да, он был в опорках.
— И левая нога деревянная?..
— Нет. У него обе ноги были настоящие.
— Это точно?
— Совершенно.
— Н-да…
Корж не рассчитывал, конечно, что на рынок к Долговой придет сам Оливарес. Но… чем черт не шутит! Одно было ясно: кто-то из двух, хромой или этот, сегодняшний старик, — Оливарес. И скорей всего первый. К инженеру-то нужно было идти самому, ни на кого не надеясь, чтобы не рисковать. И потом Оливарес должен знать Соньку. Если бы он сам пришел к ней на базар, то не стал бы спрашивать фамилию. Но все это были догадки, их еще следовало проверить.
— Ну, хорошо, Лидия Николаевна. Дело идет к развязке, и сейчас как никогда нужно внимание, осторожность и выдержка. Малейший неверный шаг может погубить все. Не спускайте глаз с Долговой. Я выделю вам напарника для круглосуточного наблюдения.
В эту же ночь Корж выехал на машине в деревню, где жили жена и сын Прокопенко.
Он назвал себя сослуживцем инженера, направлявшимся в командировку и по его просьбе заехавшим по пути проведать их. Его встретили радушно, угостили парным молоком, чаем.
— Что же он — даже записки маленькой не черкнул? — спросила жена.
— Нет. Попросил проведать — и все.
— На него это похоже. В прошлый раз так же прислал какого-то старого друга, даже доверил ему деньги передать и ничего не написал. Он не говорил вам?
— Нет. А кто такой?
— Да я и сама его впервые видела. Хромой, на левой ноге деревяшка. Небольшого роста, усы такие седые, обвислые, как у запорожца. Оригинал большой!.. Передал мне мужнины же деньги и потребовал расписку по всей форме.
— Значит, денег порядочно было?
— Да, все-таки… Пять тысяч.
— А вы не помните его фамилию?
— Фамилию… Как же он назвался, дай бог память… Трофимов?.. Нет, не Трофимов. Коля, — крикнула она сыну, читавшему на крыльце книгу, — ты не помнишь фамилию этого хромого, что приезжал от папы?
— Гаврилов, — ответил тот, не поднимая головы.
— Вот правильно.
— Что-то я не знаю такого, — задумчиво покачал головой Корж.
— И я говорю, что в первый раз увидела. Назвался старым другом, говорит, вместе когда-то на Украине были.
— Не сказал, где работает?
— Да я и не спрашивала. Неудобно, знаете…
— Это верно.
— Ну, а как там Деня живет?
Корж догадался, что она спрашивает о муже, называя его ласкательным именем.
— Ничего, по-прежнему.
— Устал, наверное.
— Да, работы много.
— Ну, скоро, может быть, и мы переберемся в город. Все-таки вместе полегче будет.
Корж, чтобы не вызывать подозрений, просидел у них больше часа, терпеливо слушая болтовню скучающей от безделья женщины. Потом сослался на неотложные дела и распрощался.
Теперь у него не было никаких сомнений. Хромой — Оливарес. Он, видимо, знал Прокопенко раньше. Корж был почти уверен, что деньги, якобы присланные жене мужем, на самом деле принадлежали Оливаресу. И расписка нужна была ему, чтобы прижать Прокопенко… Теперь найдена тропка непосредственно к Оливаресу. Даже известны его приметы. И все-таки, где его искать в таком большом городе?.. Только неусыпное наблюдение за подручными рано или поздно приведет к нему. Рано или поздно… Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы стало поздно. Ни в коем случае!
Прямо с дороги Алексей Петрович прошел к Новикову. Тот посмотрел на усталое, запыленное, но довольное лицо капитана и невольно улыбнулся.
— Удачная поездка?
— Вполне. В кругу осталась только щелочка. Через день-два замкнем и ее. Личность Оливареса почти установлена… Наши догадки по поводу молчания в последнюю передачу оказались правильными. Прокопенко убрал он. Теперь ему действительно ничего не остается, как только вызывать авиацию. А это — его конец.
— Как дела на болоте?
— Артиллеристы отправились туда.
— Ну, хорошо. Идите, отдохните хоть часик. Вид у вас…
— Теперь уж некогда отдыхать. Мы сами подхлестываем события, и нужно поспевать за ними.