12

На следующий день Мозарин позвонил в Министерство строительных материалов. Ему объяснили, что Петр Иванович Грунин ночевал в общежитии для командированных только одну ночь после приезда в Москву, а где сейчас живет — неизвестно. Лейтенант решил, что произошла обычная история: экономист просто не захотел тратить время на свидетельские показания в милиции. Сгоряча пообещал, а потом увильнул. Звонил же по телефону просто «для очищения совести». Но, может быть, действительно он сегодня вечером укатит в Новосибирск?

Мозарин поехал на Ярославский и Казанский вокзалы, дважды обошел вагоны скорых поездов, отправляющихся, в Новосибирск или следующих через этот город, но Грунина не встретил.

Не улетел ли Грунин утром на самолете? Лейтенант позвонил в Новосибирский строительный трест. Заместитель начальника, узнав, что звонят из московской милиции, сказал:

— Мы знаем-знаем о беде, случившейся с Петром Ивановичем Груниным. Деньги ему высланы телеграфом и продлили командировку до двадцатых чисел августа: пусть закончит все дела в Москве.

— О какой беде вы говорите? — удивился лейтенант.

— Как, разве вы об этом не знаете? — в свою очередь, удивился зам. начальника треста. — У него ведь украли паспорт и все деньги. Я думал, вы по этому поводу звоните.

Мозарин положил трубку. «Вот, значит, почему Грунин не звонил, не являлся, — подумал лейтенант. — Однако странно, что он об этом не заявил нам, не попросил помощи…»

Узнав об этом разговоре, майор Градов посоветовал лейтенанту составить описание внешности и особых примет экономиста. Комиссар прикажет разыскать его по «словесному портрету». Кроме того, надо проверить однофамильцев в Москве и Подмосковье. Может, он остановился у родственников.

В Москве и подмосковных дачных поселках у различных Груниных оказалось три непрописанных приезжих гостя, но только они не приехали из Новосибирска и не были Петрами Ивановичами.

Мозарин снова позвонил в министерство и, к огорчению своему, узнал, что Грунин загрипповал и уже дня два отлеживается где-то у родни, а в министерство так и не заходил.

Круг замкнулся. Лейтенант уже отчаялся найти столь нужного ему свидетеля, как вдруг пришло сообщение, что в Томилине на даче артиста Миронова появился неизвестный, по приметам схожий с разыскиваемым: средних лет, тонкие усики, ярко-красный портфель, зеленая шляпа. Он был замечен дежурным милиционером по станции Томилино и прослежен агентом Уголовного розыска до дачи Миронова на Школьной улице, против здания школы.

Уже сгустились сумерки, но офицер решил сейчас же отправиться на дачу Миронова. Градов предложил вызвать для него мотоцикл с коляской и водителем. Лейтенант отмахнулся.

— Зачем ждать да зря гонять человека. Я на своем мотоцикле поеду.

Мозарин примчался в Томилино в девятом часу. Вечер был светлый. Справа в густой синеве возникло здание школы, издали напоминающее гипсовый игрушечный домик, освещенный изнутри свечой. Сквозь прозрачную листву в березовом парке, как жар-птицы, еще светили электрические фонари. А вверху, над парком, в темно-голубом небе, словно на трепещущих серебряных нитях, висели августовские яркие звезды. Мозарин почему-то вспомнил о Наде Корневой и вздохнул.

Офицер завернул к изгороди дачи Миронова, затормозил мотоцикл и увидел, как с террасы сбегает ему навстречу молодой человек в военной гимнастерке без погон, бриджах и сапогах.

— Скажите, не тут ли временно живет Петр Иванович Грунин? — спросил лейтенант.

— Да, он гостит здесь, — ответил тот, — но я сам на положении его гостя. Подождите, Грунин побежал на станцию — в ларек и к автомату, скоро вернется. — Он сошел с террасы к калитке и, вглядываясь при свете фонаря в лицо офицера, спросил: — Если не ошибаюсь, лейтенант Мозарин?

— А вы откуда меня знаете?

— Забыли? Прошлой осенью вы штрафовали меня за быструю езду на Арбатской площади.

— Возможно! — ответил офицер. — Вы к Мироновым приехали?

— Честно говоря, к Грунину. Мне очень нужно с ним поговорить, товарищ лейтенант. Случайно узнал, что Грунин был свидетелем происшествия на улице Горького. Хочу с ним потолковать, а завтра собирался вам звонить, просить о встрече на полчасика во внеслужебное время. Но видите, какое удачное совпадение: вы сами сюда приехали!

Мозарин удивлялся все больше и больше.

— Но позвольте спросить сначала, кто вы? — поинтересовался офицер.

— Пожалуйста, вот мои документы. — Молодой человек вынул из кармана гимнастерки паспорт, орденскую книжку и протянул лейтенанту. — Я инженер Башлыков, — добавил он.

Мозарин внимательно просмотрел документы и вернул их инженеру.

— Слушаю вас, гражданин Башлыков.

— Здесь не совсем удобно — дачники ходят. На всякий пожарный случай введите сюда вашу машину. — И он раскрыл одну створку деревянных ворот.

Что-то заставило лейтенанта насторожиться. По привычке незаметно отстегнув крышку кобуры, он повел мотоцикл по дорожке. Поставил его возле скамейки и поднялся с молодым человеком на террасу.

Толкаясь в туго натянутый шелк, ночные бабочки кружились под красным абажуром настольной лампы. Вся терраса была застеклена разноцветными ромбиками, которые поблескивали, многократно повторяя в себе свет лампы. Эти ромбики напомнили Мозарину те далекие времена, когда он, еще будучи ребенком, находил во дворе цветное стеклышко и смотрел сквозь него одним глазом, дивясь, как волшебно выглядят самые обыденные вещи.

Вся меблировка террасы состояла из обеденного стола, покрытого синей клеенкой, небольшого круглого столика с лампой, двух плетеных кресел, такого же дивана и высокого выбеленного шкафа в правом углу. На полу валялась целлулоидная куколка с оторванной ногой и жестяной совочек с деревянной ручкой.

— Прошу вас, садитесь на председательское место, — сказал инженер. Сам он опустился на одно из плетеных кресел, снял фуражку и положил ее на столик возле раковины.

Мозарин отодвинул другое кресло, поставил таким образом, чтобы свет не падал на него, и сел.

— Я буду краток, — после небольшой паузы начал инженер. — Еще во время войны, после госпиталя, я встретил Люду Иркутову. Она только-только окончила десятилетку. Мы полюбили друг друга. Два года я писал ей с фронта, она мне отвечала. И вот наконец мы снова встретились. Мы решили с осени жить вместе. Понимаете, как я был счастлив?

Башлыков протянул руку к лампе, приподнял абажур — и на террасе стало светлее.

— Но случилось несчастье, — продолжал он. — Недавно Люда собралась заехать за мной. Мы хотели прокатиться в Сокольники. Туда мы часто ездили к моей матери. Это возле Сокольнического парка. Люда запоздала, ехала быстро, было часов десять вечера, на небе — тучи, темно! На улице Горького она задавила женщину.

— Это она сама вам сказала? — спросил лейтенант, с изумлением слушая Башлыкова.

— Сама. Ведь она примчалась прямо ко мне. Мы поехали вдоль Сокольнической рощи, я знаю там каждый уголок. Вместе мы изобразили угон машины. Ведь кто угнал, тот и задавил. — Вынув коробку «Дуката», Башлыков закурил. — Ах, Люда, милая Люда! Что мы с тобой наделали!..

— Значит, вы помогли Иркутовой запутать следы?

— Я помог любимой девушке избежать кары за нечаянный проступок. Девяносто из ста шоферов при таких обстоятельствах — ливень, темь, спешка — задавили бы эту женщину!

— Ну как сказать! И все равно это от ответственности не освобождает.

— Вот это и будет высшей несправедливостью! — воскликнул Башлыков. — Прошу вас, товарищ лейтенант, не трогайте Люду. Ведь будет погублена в самом начале прекрасная молодая жизнь!

— Вы просите, чтобы я покрыл преступление?!

— К чему такие громкие слова? Прекратите без шума следствие против Люды. Человечность проявите! А я не останусь в долгу.

— Предлагаете взятку? И свидетеля хотели тоже подкупить?

— Подарок! И притом от чистого сердца!

— Вы за это ответите! — воскликнул Мозарин, вскакивая.

— Ведь я же вам, как фронтовик фронтовику, всю душу выложил, товарищ лейтенант!

— Ответите, гражданин Башлыков, по закону. Пойдемте!

Дрожащей рукой инженер потянулся за фуражкой, но вдруг резким, четким движением выхватил из-под пепельницы пакетик, сжал его, и в лицо лейтенанта полетело облачко какого-то порошка. Мозарин прикрыл рукой глаза. Башлыков выключил лампу под красным абажуром. Тупой удар сзади обрушился на голову офицера, и он упал. Инженер втащил его с террасы в комнату, запер дверь. Потом, выйдя с черного хода, он прошел садом к крыльцу и отвел мотоцикл Мозарина в кусты. Вернувшись на дачу, он позвонил по телефону в Москву.

— Неожиданно сюда нагрянул наш знакомый дон Хозе, — тихо сказал Башлыков в трубку.

— Да что вы говорите?

— Представьте! Застал нас врасплох. Я пытался его заинтересовать. Не интересуется.

Обстановка испорчена, пики пас, дон Хозе отправился в Сочи. Возможно, я погорячился. Но внезапность… Что делать?

— Вызовите Людмилу! Пусть она у вас оставит визитную карточку, а потом тоже отправьте ее в Сочи. И чтобы ясно было, что она участвовала в проводах нашего дорогого дона Хозе!

— Смешно! — ответил Башлыков, по сам не улыбнулся.

Сразу же он позвонил в Вешняки Иркутовой и от имени лейтенанта Мозарина предложил ей приехать в Томилино для опознания человека, угнавшего их машину, и добавил: никому не говорить, куда едет! После этого он перерезал провода, сорвал со стены телефонный аппарат и спрятал его в кухонный стол за посуду…

Людмила Иркутова, горячая, самолюбивая девушка, очень страдала оттого, что ее заподозрили в преступлении. Ах, во всем виноват этот глупый случай со стариком сторожем в Вешняках, на которого она наехала! А ведь если разобраться как следует, сторож был сам виноват. Завидев на узкой дорожке прохожего, Людмила стала сигналить, притормозила машину. Ей показалось, что старик услышал ее. Она отпустила тормоза, но сторож, обойдя лужу, упрямо ступил на дорогу — точно сам под машину лез. Все же она успела резко повернуть автомобиль и задела сторожа крылом. Кто же мог догадаться, что старик заложил уши ватой и не слышал ни одного сигнала?

Ко всей истории, случившейся на улице Горького, Людмила не была причастна. И, однако, она сама это понимала — обстоятельства дела и улики были против нее. Ей страстно хотелось доказать всем, всем — и особенно Градову, — что она невиновна, успокоить отца и самой обрести душевное равновесие. Поэтому, когда позвонили из Уголовного розыска и предложили ей приехать в Томилино, она сразу согласилась, надеясь, что там, быть может, все разъяснится.

Она примчалась в Томилино в одиннадцатом часу вечера, разыскала дачу против школы. И сейчас же к ней подбежал Башлыков.

— Приветствую, Людмила Павловна! — воскликнул он. — Автомобиль придется поставить во дворе! — Подойдя к воротам, он широко распахнул их.

Девушка повела машину по крайней дорожке участка и остановила ее возле дачи.

— А где же товарищ Мозарин? — спросила она, выходя из автомобиля.

— Тут могут услыхать. Пройдемте в комнату. Я все объясню вам.

И он повел ее по саду, ловко заставляя ступать по росистой траве, по влажной земле. Потом раскрыл дверь черного хода, пропустил девушку вперед, видя, как на деревянных ступенях и на полу остаются следы ее мокрых, испачканных в глине туфель. Иркутова вошла в небольшую комнату.

— Пока все идет расчудесно, Людмила Павловна! — заявил Башлыков. — Мы почти поймали похитителя вашей машины и виновника происшествия на улице Горького. Товарищ Мозарин поехал в ту избушку, где этот негодяй скрывается. Лейтенант просил привезти туда и вас. Если вы не возражаете…

— Не понимаю, зачем я-то ему понадобилась?

— Но ведь преступник угнал не чью-нибудь, а вашу машину. Возможно, он выслеживал вас, знаком вам. Без вашего свидетельского показания никак не обойтись!

— Все-таки я хотела бы позвонить отцу. Он уже, вероятно, вернулся со своего преферанса. По дороге к вам мне надо было заглянуть к этим преферансистам, но я волновалась, забыла…

— Пожалуйста, — согласился Башлыков. — Мы поедем мимо почты. Там можно позвонить в Вешняки.

Людмила села за руль. Ей показалось странным, что Мозарин, человек вежливый, даже не написал ей записки, а передал приглашение через своего подчиненного. Она твердо решила посоветоваться с отцом, а потом ехать дальше.

Башлыков опустился на сиденье рядом с девушкой.

— Поезжайте налево. Там прямая дорога на почту, — пояснил он. — Одну секунду — я закрою за нами ворота…