9 августа 1917 года

Во время вчерашнего визита Крейг сказал мне, что «Иммари Гибралтар» просто небольшой местный концерн. И поспешно добавил: «Впрочем, мы часть более крупной организации с другими активами здесь, на материке, и за морем». Небольшие местные концерны не владеют половиной порта и не распространяют свое влияние за полдюжины фронтов.

Экскурсия по участку – первый признак, что «Иммари» – вовсе не то, чем кажется. Придя по адресу, указанному на карточке Мэллори, я обнаруживаю затрапезное трехэтажное здание в сердце портового района. Все вывески на зданиях заканчиваются на какую-либо вариацию из разряда «Импортно-экспортная компания», «Грузоперевозки и морской фрахт» или «Судостроение и переоснащение». Длинные названия, оживление и свежесть красок зданий резко контрастируют с тускло освещенным, с виду заброшенным бетонным строением с надписью «Иммари Гибралтар», выведенной черными печатными буквами прямо над дверью.

Внутри же ко мне сразу подскакивает грациозная секретарша:

– Доброе утро, мистер Пирс. Мистер Крейг ждет вас.

Либо узнала меня по хромоте, либо с посетителями у них не густо.

Шагая через контору, я тут же вспоминаю штаб батальона, поспешно устроенный в городе, только что оказавшемся в осаде, – место, которое поспешно бросят, как только будет отвоевана какая-то территория или в случае внезапного отступления. Место, где никто не собирается задерживаться надолго.

Крейг любезен, вещает мне, как он счастлив, что я решил принять их предложение. Как я и подозревал, Канна не видно и не слышно, зато присутствует другой человек – помоложе, лет под тридцать, то бишь примерно моего возраста, и поразительно похожий на Канна – особенно снисходительной усмешкой на губах. Крейг подтверждает мои подозрения.

– Патрик Пирс, это Рутгер Канн. С его отцом вы знакомы. Я попросил его составить нам компанию во время экскурсии, ибо вам предстоит работать рука об руку.

Мы обмениваемся рукопожатием. Ладонь у него сильная и пожатие крепкое, он чуть не раздавливает мне руку. Месяцы в постели подорвали мои силы, и я отдергиваю руку.

Канн-младший выглядит довольным.

– Рад, что вы наконец пришли, Пирс. Я донимаю папу просьбами найти мне нового горного инженера уже не первый месяц; эта чертова война сильно меня задержала. – Он садится, закинув ногу на ногу. – Гертруда! – Как только секретарша появляется на пороге, он оглядывается. – Принесите кофе. Вы употребляете кофе, Пирс?

Я игнорирую его, обратив свое бесстрастное заявление напрямую к Крейгу.

– Мои условия были недвусмысленными: я во главе выработки – если приму работу.

Крейг вскидывает обе руки, не дав Рутгеру высказаться, и торопливо говорит, в надежде задобрить нас обоих.

– Ничего не изменилось, мистер Пирс. Рутгер проработал над проектом уже десятилетие, практически вырос в этих шахтах! Вы, вероятно, имеете много общего, полагаю, судя по… а-а… тому, что я слышал. Нет, вы все будете работать вместе. Он будет предлагать бесценные советы, и с его познаниями и вашим опытом горных работы мы и оглянуться не успеем, как добьемся результата или стремительного прогресса. – Он останавливает секретаршу, тихонько подбирающуюся с подносом. – Ах, Гертруда, не могли бы вы перелить кофе в термос? Мы возьмем его с собой. Э-э, и чаю для мистера Пирса.

Вход в шахту находится почти в миле от конторы «Иммари» – внутри складского здания у пристани, неподалеку от Скалы. Правильнее сказать, двух складов с двумя отдельными фасадами, придающими им вид самостоятельных строений при взгляде с улицы, но соединенных внутри. Такой большущий склад бросался бы в глаза и возбуждал бы любопытство. Зато фасады двух складов обычного размера могут запросто ускользнуть от внимания.

Внутри грандиозного склада нас дожидаются четверо светлокожих негров. Я бы сказал, марокканцев. Завидев нас, все четверо молча принимаются снимать брезент с сооружения посреди склада. Но когда он снят, я понимаю, что это вовсе не сооружение – это вход в шахту. Гигантское устье широко простирается в обе стороны. Я-то ожидал увидеть вертикальный ствол, но это наименьший из поджидающих меня сюрпризов.

Нас ждет вагонетка на электрическом ходу. И два широких рельса, уходящих в шахту. Ясное дело, им приходится извлекать уйму породы.

Крейг указывает на пустую вагонетку, а потом – в сторону гавани и моря за дверью склада.

– Мы ведем земляные работы днем, а выгрузку – ночью, мистер Пирс.

– Вы вываливаете грунт…

– В бухту, если можем. При полной луне приходится увозить морем подальше, – подхватывает Крейг.

Разумно. Это единственный способ избавиться от такой уймы грунта.

Подойдя поближе, я осматриваю шахтный ствол. Свод подпирает большой крепежный лесоматериал, в точности как в наших шахтах в Западной Вирджинии, но от стойки к стойке тянется толстый черный шнур, уходящий вдаль, сколько видит глаз. Вообще-то два шнура – по одному с каждой стороны ствола. В дальнем конце устья шахты левый шнур подходит к… телефону. Правый просто уходит в ящик, прикрепленный к стойке. У него металлический рычаг наподобие рубильника. Электричество? Уж конечно, нет.

Когда марокканцы заканчивают отбрасывать брезент, Рутгер широкими шагами подходит к ним и распекает их по-немецки. Я немножко понимаю, особенно одно слово: «feuer». Огонь. При его звуке у меня по коже бегут мурашки. Он указывает на вагонетку, потом на рельсы. Люди выглядят смущенными. Несомненно, это представление разыгрывается ради меня, и я отворачиваюсь, отказываясь лицезреть их унижение. Я слышу, как Рутгер извлекает нечто, слышится звон этого предмета о рельс. Обернувшись, я вижу, как он поджигает фитиль внутри круглого бумажного фонарика на верхушке миниатюрной – размером не более тарелки – вагонетки. Рутгер устанавливает ее на один рельс, и пара марокканцев помогают ему с устройством наподобие рогатки, стремительно запускающем тарелку с огоньком в темноту шахты. Бумага защищает огонек, чтобы его не задуло в ту же секунду.

Минуту спустя мы слышим отдаленных хлопок взрыва. Рудничный газ. Вероятно, метановый карман. Рутгер знаком велит марокканцам отправить следующий запал, и они бросаются к рельсу с очередной тарелочной вагонеткой с бумажным фонариком, несущим пламя. Я впечатлен. В Западной Вирджинии, сообщаю с прискорбием, наши методы далеко не столь совершенны. Наткнуться на метановый карман – все равно что найти снаряженную гранату: взрыв происходит мгновенно и всеохватно. Если тебя не погубит пламя, то обрушение – уж наверняка.

Это опасная шахта.

Мы слышим хлопок следующего разрыва – на сей раз глубже.

Марокканцы заряжают и запускают третью мини-вагонетку.

Мы ждем какое-то время, и когда не доносится ни звука, Рутгер перебрасывает рычаг рубильника и усаживается на место вожатого вагонетки. Крейг хлопает меня по спине.

– Мы готовы, мистер Пирс.

Он занимает сиденье рядом с вожатым, а я усаживаюсь на скамейку позади. Рутгер очертя голову пускает вагонетку в шахту, едва не слетев с рельс у входа, но в последний момент вагонетка сворачивает, уцепившись за них, а затем выравнивается, и мы катим в земные недра, будто герои какого-нибудь романа Жюля Верна. Скажем, «Путешествие к центру Земли».

В тоннеле царит непроглядная тьма, не считая тусклых фар вагонетки, едва озаряющей путь на десяток футов вперед. Мы мчимся на огромной скорости, кажется, целый час, и я храню полнейшее молчание, хотя, впрочем, при таком грохоте в тоннеле никто бы все равно не расслышал ни слова. Масштабы выработки ошеломляют, не поддаются воображению. Тоннели широкие, высокие и – к немалой моей досаде – сработаны весьма и весьма тщательно. Это не норы охотников за сокровищами; это подземные дороги, выстроенные на века.

Первые несколько минут в шахте идет непрерывный разворот. Должно быть, мы движемся по спиральному тоннелю, штопором вгрызающемуся глубоко в землю – достаточно глубоко, чтобы уйти под дно бухты.

Спираль выводит нас в более обширную перевалочную зону – несомненно, служащую для сортировки и хранения припасов. Я едва успеваю бросить взгляд на коробки и ящики, прежде чем Рутгер разгоняет вагонетку снова, мча по прямолинейному тоннелю еще быстрее, нежели прежде. Мы идем под уклон под неизменным углом, и я почти чувствую, как воздух с каждой секундой становится все влажнее. В тоннеле несколько развилок, но ничто не может заставить Рутгера сбросить скорость. Он ведет, как безумец, сворачивая налево и направо, едва вписываясь в повороты. Я хватаюсь за сиденье. Наклонившись, Крейг касается руки молодого человека, но я не слышу его голоса за оглушительным шумом двигателя вагонетки. Что бы он ни сказал, Рутгер пропускает это мимо ушей. Сбросив руку Крейга, он устремляется вниз еще упрямее. Машина верещит, и стены тоннеля сливаются в сплошную пелену.

Рутгер затеял этот головокружительный аттракцион, чтобы доказать, что знает туннели в темноте, что это его территория, что моя жизнь в его руках. Хочет меня запугать. И ему это удается.

Такой грандиозной шахты я еще не видел, а ведь в горах Западной Вирджинии хватает громадных выработок.

Наконец тоннель выходит в огромное округлое пространство – словно место, где проходчики искали дорогу, несколько раз пускаясь в ложных направлениях. С потолка свисают электрические лампы, освещающие пространство, показывающие шпуры и скважины вдоль стен, где взрывы наметили новые тоннели, впоследствии брошенные. Я вижу еще бухту черного шнура, лежащую у стола с другим телефоном – несомненно, связанным с аппаратом на поверхности.

Рельсовый путь тоже кончается здесь. Все три мини-вагонетки стоят в рядок в тупике линии в конце зала. Верхние части двух из них разнесены взрывами в клочья. Третья тихо стоит перед другими двумя; пламя ее дико пляшет, цепляясь за блуждающие завихрения кислорода в сыром пространстве.

Выключив машину, Рутгер выпрыгивает и задувает огонь. Последовавший за ним Крейг обращается ко мне:

– Итак, что скажете, Пирс?

– Ничего себе тоннель. – Я озираюсь, разглядывая диковинную выработку.

– Не жеманничайте, Пирс, – присоединяется к нам Рутгер. – Вы ведь ничего подобного не видели.

– Я и не говорил, что видел. – Следующие слова я адресую Крейгу: – У вас проблемы с метаном.

– Да, возникли не так давно. Мы начали натыкаться на карманы только в прошлом году. Очевидно, мы были не совсем готовы. Мы предполагали, что главную опасность при этих раскопках будет представлять вода.

– Разумное предположение. – Метан – неизменная опасность многих угольных шахт. Я ни в коем случае не ожидал бы встретить его здесь – в месте, где вроде бы нет ни угля, ни нефти, ни иных месторождений природного топлива.

Крейг указует вверх.

– Вы, несомненно, заметили, что ствол идет под неизменным углом – около девяти градусов. При этом вам надлежит знать, что дно моря над нами опускается с уклоном приблизительно одиннадцать градусов. Оно над нами примерно в восьмидесяти ярдах… как мы полагаем.

Мгновенно сообразив, что из этого следует, я не могу скрыть изумления.

– Вы считаете, что это метан со дна моря?

– Да, боюсь, что так.

Рутгер ухмыляется, будто мы две сплетничающих пожилых тетушки.

Я озираю остальную часть выработки. Крейг вручает мне каску и небольшой ранец. Потом щелкает рычажком сбоку, и на каске вспыхивает огонь. Я мгновение удивленно разглядываю его, но потом просто надеваю, решив сперва разобраться с более серьезной загадкой.

Скальные породы потолка сухи. Это добрый знак. Невысказанная угроза заключается в том, что если метановый карман взорвется и если этот карман достаточно велик, чтобы простираться до морского дна, произойдет чудовищный взрыв, а следом хлынет потоп, который почти мгновенно обрушит весь свод выработки. Тут уж либо сгоришь, либо захлебнешься, либо будешь раздавлен насмерть. А может, всё разом. Одна-единственная искра – от кирки, от упавшего камня, от трения колес вагонетки о рельсы – может поднять на воздух все вокруг.

– Если газ над нами, между этим штреком и морем, иного выбора я не вижу. Я бы рекомендовал закрыть его и найти другой путь, – заявляю я.

– Говорил же я вам, Мэллори, – презрительно бросает Рутгер. – Он непригоден. Мы только попусту время теряем с этим колченогим американским трусом.

– Минуточку, Рутгер, – вскидывает ладонь Крейг. – Мы оплатили мистеру Пирсу приход сюда; так давайте же выслушаем, что он хочет сказать.

– И что бы вы сделали, мистер Пирс?

– Ничего. Я бы бросил проект. Добыча не оправдает затрат – ни человеческих, ни капитальных.

Возведя очи горе, Рутгер начинает разгуливать по выработке, игнорируя нас с Крейгом.

– Боюсь, мы не в состоянии так поступить, – вещает Крейг.

– Вы ищете сокровища.

Сцепив руки за спиной, Крейг идет вглубь зала.

– Вы же видите размеры выработки. Вам известно, что мы не охотники за сокровищами. В 1861 году мы утопили в Гибралтарской бухте корабль – «Утопию». Небольшая шутка для посвященных. Мы потратили пять лет на погружения к месту кораблекрушения, служившего ширмой для наших поисков внизу, где мы обнаружили сооружение приблизительно в миле от побережья Гибралтара. Но мы решили, что не в состоянии добраться до сооружения со дна моря – оно погребено слишком глубоко, а наши методы подводных работ пока просто слишком примитивны, и на быстрое их усовершенствование рассчитывать не приходится. Притом мы боялись привлечь внимание. Мы и так слишком уж подзадержались на месте затопления купеческого судна.

– Сооружение?

– Да. Какой-то город или храмовый комплекс.

Подойдя к нам, Рутгер становится спиной ко мне и лицом к Крейгу.

– Ему незачем это знать. Он захочет большей платы, если подумает, что мы откапываем нечто ценное. Американцы почти так же жадны, как евреи.

– Спокойно, Рутгер! – возвышает Крейг голос.

Проще было проигнорировать этого молокососа. Я заинтригован.

– А откуда вы знали, где затопить корабль, где копать? – интересуюсь я.

– Мы… имели общее представление.

– Откуда?

– Из исторических документов.

– А как вы узнали, что находитесь под местом погружения?

– Воспользовались компасом и рассчитали расстояние, принимая в расчет уклон тоннеля. Мы сейчас прямо под нужным участком. И располагаем доказательством.

Подойдя к стене, Крейг хватает камень – нет, потрепанную черную ткань, которую я принимал за породу. Сдергивает покрывало на пол, открыв взору… проход, будто люк в переборке массивного корабля.

Подойдя поближе, я свечу своей лампочкой в это странное пространство. Стены черные, явно металлические, но отблеск у них какой-то не такой, неописуемый; почти складывается впечатление, будто они реагируют на мой свет, как водяное зеркало. А наверху и внизу прохода мерцают огоньки. Заглянув за поворот, я вижу, что туннель ведет к какой-то двери или порталу.

– Что это? – шепчу я.

Крейг склоняется над моим плечом.

– Мы считаем, что это Атлантида. Город, описанный Платоном. Местонахождение совпадает. Платон утверждал, что Атлантида возносилась из Атлантического океана, будучи островом, расположенным прямо перед стремнинами Геркулесовых столбов.

– Геркулесовых столбов…

– Того, что мы называем Геркулесовыми столбами. Гибралтарская скала – один из Геркулесовых столбов. Платон утверждает, что Атлантида правила всей Европой, Африкой и Азией и служила путем на другие материки. Но она погибла. Говоря словами Платона: «Hо позднее, когда пришел срок для невиданных землетрясений и наводнений, за одни ужасные сутки вся ваша воинская сила была поглощена разверзнувшейся землей; равным образом и Атлантида исчезла, погрузившись в пучину»^[20].

Крейг зашагал прочь от странного сооружения.

– Это она. Мы нашли ее. Теперь вы видите, почему мы не можем все здесь бросить, мистер Пирс. Мы очень, очень близки к цели. Вы к нам присоединитесь? Вы нам нужны.

– Вы попусту теряете время, Мэллори, – смеется Рутгер. – Он напуган до смерти, я по глазам вижу.

Крейг сосредоточенно смотрит на меня.

– Не обращайте на него внимания. Я знаю, что это опасно. Мы можем платить вам больше тысячи долларов в неделю. Скажите лишь, сколько это стоит.

Я заглядываю в тоннель, потом снова осматриваю потолок. Потолок сух.

– Позвольте поразмыслить.