7

Глеб первым зашагал к меже – потемневшей от времени, полуразрушенной каменной арке, влево и вправо от которой на десятки километров тянулась двухметровая стена бурелома, наваленная предками нынешних жителей Хлынского княжества.

Замята, Видбор и Анчутка неохотно двинулись за ним. На душе у всех четверых было тяжело. Каждый знал, что может не вернуться из чащобы, но втайне надеялся на свой родильный оберег, который каждому из них на шею повесила мать – много-много лет тому назад.

Лес вокруг был темный, сырой, неприветливый. Даже вечнозеленые сосны и ели казались мрачными, черными и мертвыми.

Глеб шел чуть впереди, внимательно вслушиваясь в звуки леса и поглядывая по сторонам зоркими, замечающими каждую мелочь глазами.

Когда они отошли от межи на полверсты, Замята окликнул его:

– Первоход!

– Чего? – отозвался Глеб, не поворачивая головы.

– Мы уже за межой. Не пора ли выбросить вещь, которую ты несешь в кармане своей охотничьей куртки, и повернуть обратно?

– Нет, Замята, не пора, – откликнулся Глеб. – Поверь мне, я знаю, что делать.

– Это хорошо, что знаешь, – сказал, тяжело ступая по мокрому валежнику, десятник. – Но расскажи и нам, тогда мы тоже будем знать.

Глеб умерил ход, чтобы спутники нагнали его, быстро огляделся по сторонам, будто опасался, что кто-то чужой может услышать его слова, и сказал, понизив голос:

– Эту штуку нельзя бросить просто так. Я собираюсь утопить ее в болоте за Кривой балкой.

– Это ты верно придумал, – согласился после секундной паузы Видбор. – Но сколько идти до этого болота?

– Около десяти верст.

Замята присвистнул:

– Десять верст по Гиблому месту?

– Поверь мне, я заходил гораздо дальше, – с едва заметной усмешкой произнес Глеб.

Дознаватель неприязненно напомнил:

– Да, но это было до тумана.

Глеб пожал плечами:

– А я никого не неволю. Если хотите, можете вернуться.

– Ну уж нет, – прогудел в рыжую бороду Видбор. – Вместе пришли, вместе и уйдем.

– Как скажешь, десятник. Но имейте в виду: мы утопим «перевертень», но на этом наша миссия не закончится.

– Что означают твои слова? – насторожился Замята. – Какая такая «миссия»?

Глеб несколько шагов прошел молча, собираясь с духом, затем признался:

– Этот туман появился по моей вине. Год назад я разрушил печать, скрепляющую вход в земные недра, и выпустил туманных тварей из-под земли.

Замята и Видбор переглянулись. Замята сдвинул брови и грубо проговорил:

– Если это так, то ты...

– Охолони, – негромко перебил его десятник Видбор. Он взглянул на Глеба и хмуро спросил: – Как ты это сделал?

Глеб дернул бровью:

– Долгая история. Я пытался вернуться домой и не внял предупреждениям жрецов.

– Что еще за жрецы? – снова спросил Видбор.

– Они охраняли святилище Нуаран, – нехотя объяснил Глеб. – Святилище это расположено в самом сердце Гиблого места. Нелюди считали, что в нем захоронен упавший с неба бог.

– И что же ты сделал, Первоход?

– В святилище стоит плита, на которой начертано послание павшего бога. Я вынул из нее камень.

– Зачем?

– Чтобы вновь вставить его на место.

Десятник удивленно посмотрел на Глеба, затем перевел взгляд на Замяту и тряхнул головой.

– Ничего не понимаю. А ты, дознаватель?

– Я тоже, – хмуро откликнулся Замята. – Да и какая разница, что он там вытащил из плиты. Единственное, чего я хочу, это вернуться домой живым и невредимым.

Десятник Видбор поправил на голове шелом, взглянул на суровое лицо Глеба и спросил:

– Ты можешь загнать этот туман обратно в землю, Первоход?

Глеб пожал плечами:

– Не знаю. Но я попытаюсь это сделать.

Некоторое время Видбор размышлял над словами Глеба, затем сказал:

– Может, этого и не нужно? Если ты утопишь «перевертень», призрачные твари не смогут больше разгуливать за межой.

– Это так, – согласился Глеб. – Но ты уверен, что они не найдут другого способа вырваться наружу?

Видбор не нашелся, что ответить, и посмотрел на Замяту. Тот пожал острыми плечами и сказал:

– Не смотри на меня, десятник. Я, так же, как и ты, слышу эту историю впервые.

Глеб глянул на их хмурые, недовольные лица, усмехнулся и сказал:

– Сами видите, парни, что у меня нет другого выхода. Но вы не беспокойтесь. Если нужно будет сунуть голову в пекло, я сделаю это первым. И постараюсь, чтобы ваше участие не потребовалось.

– Для человека, который впутал нас во все это, ты слишком любезен, – с ироничной ухмылкой заметил дознаватель. – Но все равно спасибо.

Несколько минут шагали молча. Чащоба вокруг становилась все мрачнее, несмотря на то что солнце уже взошло. Похоже, этот лес был краем вечных сумерек.

– Если нам удастся выбраться отсюда живыми, уйду в отставку, – сказал вдруг десятник Видбор. – Буду, сидя у очага, рассказывать об этом приключении своим внукам.

– А у тебя есть внуки? – удивился Замята, который знал, что у большинства дружинников и охоронцев семей нет, да и не может быть.

Видбор покачал головой:

– Пока нет.

– А дети?

– Тоже нет.

– Ну а жена? – спросил тогда Замята. – Жена у тебя имеется?

– И жены пока нет, – невозмутимо ответил десятник. – Вот выйду в отставку и заведу. – Он улыбнулся и добавил: – Дурное дело нехитрое.

Дознаватель всмотрелся в резкие морщины Видбора и насмешливо вскинул бровь.

– Сколько же тебе лет, ратник?

– Через седмицу после праздника Макоши будет сорок, – ответил тот.

Замята улыбнулся:

– Не поздновато ли ты собрался обзаводиться семьей?

– Нет. В самый раз. Ты не смотри, что я наполовину седой. В мужском деле я еще ого-го!

Дознаватель хмыкнул и сказал:

– В этом я не сомневаюсь. Ты мужчина крепкий и напористый. Девки таких любят. Но не думаю, что тебе удастся дождаться внуков.

– Это еще почему? – нахмурился Видбор.

– Да потому. Вот скажи сам: сколько раз ты был ранен?

Десятник нахмурил широкий лоб, припоминая, затем ответил:

– С десяток раз наберется. Если не считать мелочей. А что?

– Раны-то, небось, к непогоде ноют?

Видбор невесело вздохнул:

– Еще как.

– И поясница по осени болит?

– Бывает и такое. Да ты почему спрашиваешь-то?

Замята усмехнулся:

– Дальше будет еще хуже. Лет через пять охромеешь. А через десять будешь лежать на печи, не в силах разогнуться, и молить, чтобы Чернобог да Марена поскорее прибрали тебя к рукам.

Десятник задумался. Пару минут он молчал. Потом вздохнул, как вздыхают старики, тяжело и хрипло, и сказал:

– А ведь ты прав, дознаватель. На ратной службе у меня не было времени как следует об этом подумать. – И он снова вздохнул, еще тяжелее, чем прежде. – Походы, битвы, лекарни... Жизнь пролетела так быстро, что и заметить не успел. Грустно все это.

– То-то, что грустно, – кивнул Замята. – Ничего ты уже не изменишь, десятник. И помереть тебе лучше на бранном поле, пока ты еще хоть на что-то годен.

Видбор метнул на дознавателя хмурый взгляд из-под сдвинутых бровей, но возражать не стал. Еще немного прошли молча, затем Глеб поднял руку и приказал:

– Стоп!

Путешественники остановились.

Глеб опустился на колени, затем лег грудью на влажную траву и прижал к земле ухо. Полежал так немного, вслушиваясь, затем отнял ухо от земли, поднялся на ноги и сказал:

– Сюда что-то движется. Что-то очень большое.

Замята побледнел, а Видбор сдвинул брови и уточнил:

– Как близко?

– Верстах в четырех от нас, – ответил Глеб.

– Мы можем убежать?

Глеб покачал головой.

– Вряд ли. Но попробовать стоит. Если боги нам помогут...

– Я задержу это «очень большое», – спокойно перебил десятник.

Три пары глаз с изумлением уставились на него.

– Ты хочешь остаться здесь один? – не поверил своим ушам Глеб.

– Да. Я приму бой, – просто ответил Видбор.

– Позволь тебе напомнить, друг, – заговорил Замята напряженным голосом, – что эта тварь, скорее всего, растерзает тебя.

– Может, да. А может, нет. Ну, а коли погибну, так жалеть тут не о чем.

– Жалеть всегда есть о чем, – возразил Глеб.

– Брось, Первоход. – Десятник улыбнулся и кивнул на Замяту. – Ты ведь слышал, какую будущность обрисовал мне княжий дознаватель.

– Я молол чушь, – заверил его Замята и нервно облизнул сухие губы. – Не так уж ты и стар. У тебя еще могут быть и дети и внуки.

Видбор покачал головой.

– Нет, друг. Моя судьба – это поле битвы. На ней я прожил, на ней и умру. Идите вперед и не вздумайте возвращаться.

Замята и Глеб переглянулись.

– Оставить тебе лук со стрелами? – дрогнувшим голосом спросил Замята.

Видбор покачал головой:

– Нет. Лучник я неважный. Зато уж мечом владею лучше всех в княжестве.

Дознаватель хмыкнул:

– Не знаю, какой ты лучник, но хвастун ты отменный, десятник.

Видбор улыбнулся.

– Какой же богатырь не любит прихвастнуть.

И тут чудовищный, нечеловеческий рев прокатился по глухой чащобе. А следом за ревом путешественники услышали другой звук – будто что-то огромное продвигалось по чащобе, пробивая себе путь через кустарники, круша и ломая молодняк деревьев.

Замята передернул плечами.

– Дорого бы я дал за то, чтобы не слышать этого.

Видбор надел рукавицы и грозно проговорил:

– Ну, все, ребята. Идите отсюда.

– В семи верстах к северу, там, где река сужается, стоит на берегу охотничий домик, – сказал Глеб. – Если уцелеешь, ступай к нему.

Десятник кивнул. Затем махнул рукой и повернулся лицом к реке, давая понять, что прощание завершено.

Дождавшись, пока Глеб, Замята и Анчутка скроются за деревьями, Видбор неторопливо достал из ножен меч, вгляделся в черную стену деревьев и спокойно проговорил:

– Давай, тварь! Посмотрим, у кого из нас кровь гуще!

Когда ветви деревьев раздвинулись, он на миг окаменел от ужаса, но в следующее мгновение вскинул меч и, издав боевой клич, ринулся навстречу чудовищу.