Глава 6

КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩА

Волк психовал. Время шло, а от таджиков не поступало никакой информации. Еврей и Козырь пару раз спрашивали: как там дела, Рома? – А как дела? Никак. Молчат. Молчат чурки, хоть ты тресни… Но в начале ноября позвонил Ниез. Сказал: «Десятого приеду. Будем день милиции отмечать…» Тьфу ты, бля, юморист!

Волк поехал с докладом к Козырю. А у Козыря был Танцор. О чем-то они серьезном трещали, но возбужденный Волк на это внимания не обратил. Он доложил о звонке Ниеза.

– День милиции, говоришь? – спросил Козырь. – А что? Может быть, отметишь день милиции… со своей шалавой.

– Это в каком смысле? – удивился Волк.

– Вон – Танцор тебе объяснит.

Волк Танцора недолюбливал – Танцор, хоть и отсидевший, а все-таки бывший мент. Танцор отвечал Волку взаимностью.

– Ну? – спросил Волк, повернувшись к Танцору.

– Болт гну. Ты, Рома, баб любишь?

– Ну… А кто не любит?

– Мэрилин порешь?

– Машку-то? Порю, сучку… Очко у Машки…

– Хватит! – стукнул ладонью по столу Козырь, обрывая Волка.

А Танцор, не глядя на Волка, сказал:

– Ментам стучит твоя Машка-Мэрилин, друг Рома.

– Как?

– Так… Еще месяц назад засек я ее с опером одним за беседой. Интересно, думаю. Надо присмотреться… – Танцор, прикуривая, замолчал. Выпустил струйку дыма, защелкнул крышку «зиппо». – Присмотрелся, телефончик ее поставил на «ушко»… Ты думаешь, Рома, оперок этот дружит с Машкой потому, что у нее очко мягкое? Нет, Рома, нет. Барабанит ему Маша.

– Порву суку, – сказал Волк. Стало ему не по себе – вспомнил, как на пару с Мэрилин нюхал кокаин, как языком трепал. А он, язык-то, под кайфом совсем без привязи.

Мэрилин пригласили провести уик-энд за городом. Проститутка прикатила на новеньком серебристом «пежо». Она действительно чем-то напоминала Мэрилин Монро и, зная это, подчеркивала сходство за счет одежды и макияжа… У пожилых иностранцев, посещавших Владимир, Мария Прошкина пользовалась большой популярностью.

– Ба, сколько кавалеров, – округляя глаза, сказала Мэрилин, когда увидела Танцора и Губана. Губан был законченный отморозок. Садист. Его прихватили на крайний случай… Взглянув на Губана, Мэрилин испытала смутную тревогу. И вообще, только сейчас она сообразила, что ни разу еще Волк не приглашал ее за город на уик-энд.

– Раздевайся, – сказал Волк.

– Вот так – с порога? Даже выпить девочке не предложишь?

– Раздевайся, сука, – холодно сказал Волк, и Мэрилин стало страшно по-настоящему: тон Волка не предвещал ничего хорошего.

– Рома, – произнесла она неуверенно. Страшно ей стало, страшно.

Мэрилин сняла шикарный полушубок. Через силу улыбнулась. Губан пялился в декольте, на сильно открытую грудь. Только что слюни не пускал.

– Может, припудрим нос? – спросила она.

– Винтом, – ответил Волк.

– Рома, зачем? Разве во мне мало темперамента? – сказала она. Мэрилин никогда не отказывалась от щепотки кокаина, но колоть эфедрон отказывалась. Одна из ее подружек подсела на эфедрон. И – сошла с ума в одном из притонов после почти непрерывного шестисуточного сексуального марафона. – Зачем винт, Рома?

– Затем, сучка, что ты еще не знаешь, как долбит Губан, – грубо и с издевкой сказал Волк. Он схватил проститутку за плечо, толкнул в комнату. Мэрилин сразу же бросился в глаза шприц на столе.

– Раздевайся, – приказал Волк. Женщина обреченно вжикнула молнией платья, заведя руки за спину.

– Покажи ей елду, Губанчик.

Урод с готовностью спустил брюки, выставил рог – огромный, уродливо-кривой, с шишками вживленных в плоть шаров. Выставил и застыл с идиотской улыбкой на морде. Женщина невольно попятилась. Волк зло засмеялся:

– Разорвет он тебе очко, Манька… Ой, бля, качественно разорвет.

– Рома! Ну, Рома… ну зачем? Я же для тебя всегда…

– Платье долой, сука! – закричал Волк. Танцор сидел на краю стола, наблюдал за происходящим с явным интересом… Мэрилин затащили на дачу не для того, чтобы заниматься сексом, но ведь вполне можно совместить полезное с приятным.

Мэрилин стянула платье через голову. Осталась в черном ажурном белье, чулках и сапогах на высоченной шпильке. Губан засопел, член его начал оживать. Он был похож на голову питона.

– Дайте ширнуться, – попросила Мэрилин. Она понимала, что ее ждет настоящая пытка. Под наркотиком перенести это будет легче.

Эфедрон еще не начал действовать, а Губан перекинул тело женщины через валик кожаного дивана, рывком спустил с нее трусы. («Животное», – пробормотал Танцор.)

– Вазелин, вазелин, – пробормотала Мэрилин. Губан раздвинул ей ягодицы и воткнул свой чудовищный член.

– А-а-а! – закричала женщина. Волк засмеялся. Пакостно, злорадно. Губан дергался, рычал и действительно был похож на животное. У него были проблемы с женщинами, с ним не хотели связываться даже дешевые проститутки… С победным утробным рыком Губан излил в Мэрилин семя. А она уже заводилась под действием наркотика. Боль в разорванном анусе отступила, уступила место вожделению, желанию трахаться, трахаться, трахаться без конца. До изнеможения, до потери сознания.

Губан вытащил свой огромный, в крови, шланг, брезгливо оттолкнул женщину и сказал:

– Сучка… кто следующий?

– После тебя, Губошлеп, в той дырке делать нечего, – сказал Волк. – Испортил товарец. Я с другого конца зайду, ангину Маньке полечу.

Похабное действо продолжалось более часа. Мэрилин была растерзана, забрызгана спермой, едва жива.

– Хватит! – сказал Танцор. – Не за этим мы ее вызвали.

– Верно, – согласился Волк. Он повернулся к женщине и сильно ударил ее в лицо. Брызнула кровь.

– Рома! – невнятно выговорила Мэрилин разбитыми губами.

– Стучала на меня ментам, сука?

– Губан! – скомандовал Танцор. – В душ ее. Она еще ни хера не соображает. Остуди как следует.

Губан схватил Мэрилин за волосы, потащил в душ. Он получал удовольствие от своей власти над слабой и беззащитной женщиной. В душевой он долго тискал – сильно, до синяков – груди жертвы, водил по ним членом, но возбудиться больше не смог.

– Сучка, – сказал он, дал Мэрилин несколько затрещин и включил холодную воду. Под ледяной струей женщина скорчилась в кафельном застенке. Она дрожала, просила пощадить – садист смеялся.

Мэрилин была сломлена, но свою связь с опером отрицала.

– Губан, – скомандовал Танцор. – В гараж ее… А то здесь все кровью забрызгаем.

– Она же и вымоет, – отозвался Волк. Голую продрогшую женщину спустили в гараж. Температура там была чуть выше нуля. Правую кисть Мэрилин зажали в тиски, Губан взял в руки обрезок шланга… и тогда она заговорила:

– Да! Да, я стучала менту… Я не хотела, но он меня заставил. Он подловил меня, когда я у пьяного немца бумажник почистила. И сказал: закрою, блядь такая. Я ему денег предлагала… много… не взял. Сказал: не нужны мне твои минетные баксы. Будешь на меня работать?… А куда мне деваться? Куда мне деваться, скажите?

Мэрилин дрожала, тело покрылось гусиной кожей, груди почернели.

– Когда тебя вербанул мент? – спросил Танцор.

– Год примерно.

– Волком интересовался?

– Руку освободите – больно.

– Волком интересовался?

– Сначала не очень… он же по гостиницам работает.

– Сначала не очень, – повторил Танцор. – А потом?

– Руку… – начала она. Волк вырвал у Губана шланг и ударил женщину по животу. Она согнулась, застонала. Губан засмеялся, а Танцор сказал: – Уймись, Волчара… Потом они курили, ожидая, пока Мэрилин сможет заговорить.

– Так что было потом? Когда – потом? Почему он стал интересоваться Волком? – спросил Танцор.

– Я не знаю.

– Думай, вспоминай… Это в твоих интересах, Маша.

– Он сказал… Он как-то проговорился… пьяный был, на ночь у меня остался… О-о, господи, больно как!

– Ну! Что он сказал пьяный?

– Он сказал: есть люди… из Петербурга… Интересуются Волком.

Танцор и Волк переглянулись.

– Так, – сказал Танцор. – Что за люди?

– Я… Я не знаю. Я правда не знаю – зачем мне врать?

– А когда эти люди проявили интерес?

– Когда Рома с таджиками завертел дело…

– Сука! – выкрикнул Волк и что есть силы ударил Мэрилин по голове. Она рухнула, хрустнула кисть руки, зажатая в тисках. Изо рта потекла кровь.

– Мудак ты, Рома, – сказал Танцор. – Ты же ее убил!

– Ничего с ней не сделается, – не очень уверенно произнес Волк. – Путаны – они, как кошки, – живучие.

Танцор наклонился к Мэрилин, пощупал пульс… Посмотрел на Волка, сплюнул и вышел из гаража.

Танцор стоял на улице и курил. Падал меленький снежок. Спустя минуту-другую вышел Волк, встал рядом.

– Я ж не знал, что так выйдет, – сказал он.

– Мудак, – процедил Танцор, не оборачиваясь.

– Э-э, Танцор! Ты базар-то фильтруй… Я же могу и…

Танцор резко обернулся, схватил Волка за лацкан пиджака, притянул к себе:

– Это ты! Ты, Ромик, базар фильтруй! Кто засветил ей таджиков – ты или я? Кем теперь интересуются люди из Питера – тобой или мной? Ты же таких косяков упорол – мама, не горюй!

– Ладно, – сказал Волк, освобождая лацкан. – Ладно, ни хера страшного не произошло. Не хипежуй.

– Не произошло, говоришь, ни хера? А вот этого я не знаю… Ты же не дал с ней побазарить. Кто эти люди? Что они хотят?

– Да брось, Никита. Это наверняка таджики меня проверяли.

– Таджики?

– Конечно, таджики. Не зря же эти «люди из Питера» проявились аккурат, как я с Сухробом завязался. Таджики их подрядили.

Танцор растер на дорожке окурок, и потом сказал:

– Хорошо, если так… Но я не уверен. Если бы ты ее не убил, мы бы выдоили из нее все. А теперь… – Танцор махнул рукой, достал из пачки новую сигарету, но не закурил. Повертел в руках и сунул обратно. – Теперь мы от нее ничего не узнаем, Рома. Если это таджики – плевать. А вот если…

Он не договорил, пошел в дом.

– Что – «если?» – окликнул Волк. Танцор остановился, обернулся:

– Если не таджики, то к тебе подведут человека. Понял? Пока у нас была эта скважина (он кивнул на гараж), мы могли гнать «людям из Питера» любую дезу. Мы даже могли бы опера взять за жопу. Если бы записали его подвиги с Мэрилин на видик… А теперь мы ни хера не можем. Ни хе-ра! Мы теперь слепые, как котята… В общем, обо всех новых контактах будешь докладывать мне. Я уверен, что к тебе постараются подвести человечка.

Танцор повернулся и ушел в дом. Волк зло матюгнулся.

Серебристый «пежо» отогнали за пятнадцать километров. Мертвую Мэрилин посадили за руль. После этого машину столкнули в кювет и подожгли. Владимирская проститутка стала первой жертвой в операции «Караван».

Козырь после доклада Танцора был в гневе. Около часа он разговаривал с Танцором с глазу на глаз. Потом вызвал к себе Волка. Разговор с Волком был много короче, но вышел Волк от Козыря бледный.

Вплоть до десятого ноября, то есть до приезда Ниеза, Танцор плотно контролировал Волка. Танцор был уверен, что рано или поздно «люди из Петербурга» появятся.