2895 год от В.И. 2-й день месяца Вепря АРЦИЯ. МУНТ

Красивый седой нобиль в темно-синем дарнийском плаще властно окликнул пробегавшего мимо конопатого студьозуса.

– Любезный, что за шум?

– Антонианец наш вовсе с ума сошел, – осклабился юнец, – третью ору про конец света и Последний Грех проповедует.

– Про Последний Грех? – поднял соболиную бровь дарниец. – Надо же… Значит, совершили уже? И кто же?

– А Проклятый его знает, может, какой дурак спер у бабки курицу… Да если сигнор хочет, может сходить и послушать.

– Это мысль, – нобиль бросил юноше аур, – выпей за здоровье ограбленной старушки.

– Нетушки. Я пойду в «Щедрого нобиля» и выпью за щедрых нобилей и свою подружку…

Студьозус умчался, и его благодетель с усмешкой проводил юношу взглядом. А совет-то хорош, пожалуй, и впрямь стоит послушать этого Иллариона. Щедрый нобиль набросил на голову капюшон и ленивой походкой направился в сторону храма Триединого.

Прохожие обтекали путника с обеих сторон, не обращая на него никакого внимания, и Рене Аррой про себя усмехнулся. Знай бедняги, кто бродит по улицам Мунта, и город бы в одночасье вымер, но Последний Грех – это и впрямь любопытно. Новый Предстоятель антонианцев после того, что Рене сотворил с Орестом, вел себя на удивление прилично: скопленной орденом силой не пользовался, толпы не заводил, за еретиками и знахарями гонялся, но в разумных пределах. Видимо, выжидал и решил, что его время пришло. Ладно, посмотрим.

Рене неторопливо пробивался сквозь толпу. Жители доброго города Мунта, похоже, были не слишком взбудоражены откровениями клирика. Веселыми их назвать было трудно, но Аррой уже понял, что при новом короле улыбаться на улицах не принято. Тем не менее город жил своей обычной жизнью, озабоченный новыми торговыми правилами и введенным накануне дополнительным побором. Грядущие бедствия, которым положено свалиться на нераскаявшихся после свершения Последнего Греха, обывателей не волновали. Обещанные ужасы были (если были) далеко, а синяки и сборщики налогов болтались под боком. Город кишел соглядатаями, и Рене не отказал себе в удовольствии задеть плечом лысого фискала.

Ни годы скитаний, ни сама Смерть, из лап которой он умудрился вырваться, не отучили Счастливчика играть с огнем. Кристалл мог учуять любую волшбу, но не ту, что творилась в непосредственной близости от него. Задевший синяка нобиль еще не скрылся за углом, когда расфуфыренная купчиха, брезгливо подобрав юбки, отшатнулась от лысого, зажимая нос. Тот ничего не понял, обернулся, втянул воздух носом и завертелся волчком, не понимая, что запах давно не чищенного хлева исходит от него самого.