Находиться на улицах в такое позднее время было безрассудством, но у Роксанны не было другого выбора, кроме как отважиться выйти во мрак. Стояла ночь, но в Городе Просителей никогда не темнело по-настоящему. Бочки-факелы отбрасывали колеблющийся свет на стены окружающих зданий, горели фонари, свисающие с крюков самодельных осветительных столбов.

Дым, испускаемый химическими горелками, льнул к покосившимся строениям, сооружённым из типовых панелей, уворованных из мусорных куч Механикум или со строительных площадок под стенами Дворца. С некоторых самых больших жилищ тянулись вверх усики антенн, уходя в дымную хмарь, которая висела над стихийной городской застройкой. Гирлянда с тканевыми флажками, натянутая между углами домов, безуспешно пыталась скрасить убогость пейзажа. Ближайшая к Роксанне стена скрывалась за слоем прокламаций "Лектицио Дивинитатус", напечатанных слепым шрифтом прямо на старых пропагандистских листовках.

Все инстинкты Роксанны советовали ей не покидать Храм, но зрелище плачущих детишек Майи убедило её, что другого выхода нет. Инфекция, снедающая их  крошечные тельца, уже как следует развилась, и без лекарств они умрут к рассвету. Два других отпрыска Майи уже лежали у ног Отсутствующего Ангела, а их мать рыдала и причитала в его лишённое черт лицо.

Палладис рассказал Роксанне, как пройти к Дому Змеи, и она заботилась о том, чтобы в точности следовать его инструкциям. Она ещё никогда не забредала так далеко от Храма, и хоть она и боялась, но вместе с тем испытывала азарт. Для девушки, которая, по сути, росла в плену у собственной семьи, чувство риска было раскрепощающим и пьянящим.

И точно также, как в городе никогда не темнело по-настоящему, в нём никогда не бывало полной тишины.

Металл громко стучал по металлу, плакали дети, кричали матери, безумные проповедники декламировали своё святое писание об Императоре, а пьяные выкрикивали в воздух сквернословия. В своё время Роксанна прочла множество исторических книг из семейной библиотеки, где говорилось о городах Древней Земли и о том, какими они были перенаселёнными трущобами, где миллионы людей жили друг у друга на головах в ужасающей нищете.

Так, – как рассказывали ей домашние учителя, прошедшие самую тщательную проверку на благонадёжность, – было в древние века, в эпоху до пришествия Императора. Недавно прозревшим глазам Роксанны не казалось, что что-то сильно изменилось. Казалось абсурдным, что подобная нищета может существовать под боком Дворца, этого живого символа новой эры прогресса и просвещения. Окружающий Дворец золотой ореол омывал сияющим заревом высочайшие строения зодчих-монументалистов, но на Город Просителей не падало даже отблеска того света и чуда, что несли в Галактику армии Императора.

Роксанна гадала, не отрядила ли её семья кого-нибудь на её поиски, и не рыскают ли прямо сейчас агенты её отца по улицам города, высматривая его своенравную дочь. Возможно, но скорее всего – нет. Пыль от скандала, разыгравшегося вокруг её последнего полёта, ещё не улеглась, и она могла представить, что среди членов их семейной иерархии найдутся и такие, кто будет более чем счастлив узнать, что она затерялась среди безликой толпы.

Она выбросила подобные мысли из головы и сосредоточилась на предстоящем маршруте.

Шататься по улицам Города в такое позднее время было достаточно опасным занятием, даже если не отвлекаться на размышления о мировой несправедливости или о жизни, которую она отвергла. Вот это стало теперь её жизнью, и оно было едва ли не диаметральной противоположностью всего того, что она знала прежде.

Роксанна, скрытая капюшоном и закутанная в одежды из грубой грязно-коричневой ткани, выглядела вполне безобидно для уличной среды, хотя ещё пару месяцев назад ей бы и в голову не пришло, что она будет носить что-то подобное. Те немногие люди, мимо которых она проходила, старательно избегали её взглядов, украдкой пробираясь по улицам по своим тайным делам. Она следила за тем, чтобы её капюшон был как следует натянут на голову, сохраняя её лицо в тени, и съёживалась во время ходьбы, что было обычным делом среди обитателей этого города.

Чем меньше внимания она привлекала, тем лучше.

Дом Змеи находился в глубине территории клана Дхакал, и вот чего она совершенно точно не хотела, так это наткнуться по дороге на кого-нибудь из людей Бабу. В лучшем случае, они по-быстрому её убьют и оберут труп, в худшем – натешатся с ней в своё удовольствие, прежде чем выбросить изуродованное тело в сточную канаву.

Роксанне видела тело девушки, нарвавшейся на Гхоту, самого страшного силовика Бабу, и поняла в тот миг, что у неё не укладывается в голове, как человеческое существо может творить такие ужасные вещи. Отец девушки принёс её труп в Храм и передал им всё, что у него было. Палладис пытался удержать мужчину, прекрасно зная, куда тот пойдёт, но скорбящего отца невозможно было переубедить. Следующей ночью его тело нашли на границе территорий клана Дхакал. Ему отрубили конечности и подвесили на железных мясных крюках.

Да, в Городе Просителей было опасно выходить из дома после заката, но малыши Майи нуждались в противомикробных препаратах, а Антиох был единственным хирургеоном, у которого имелись лекарства, не разбавленные таким количеством примесей, чтобы от них мог быть хоть какой-то толк. Старик заламывал грабительские цены, но это не имело значения для Палладиса, если речь заходила о детях.

В любом случае, во что можно было оценить жизнь, если Храм никогда не нуждался в деньгах?

Скорбящие были щедры на монеты, как будто страшась, что малейший признак скупости каким-то образом помешает их мёртвым обрести покой. Имперская Истина не признавала жизни за пределами телесного мира и гласила, что смерть была окончанием жизненного пути личности, но Роксанна не заблуждалась на этот счёт. Ей доводилось всматриваться в то мрачное царство, что лежало за ужасающе проницаемыми барьерами реальности, и повидать вещи, которые заставили её усомниться во всём том, что ей в своё время рассказывали.

Она выбросила из головы такие опасные мысли, чувствуя, как учащается дыхание, а пульс несётся вскачь. Запретные воспоминания рвались на поверхность. Перед глазами вставали кошмарные картины: лишённые кожи тела, пылающие огнём из самого своего нутра; влажные органы, свисающие из тел; черепа, вылизанные изнутри до блеска. Она отчаянно старалась их прогнать, сосредоточившись на чём-нибудь несущественном.

В памяти воскресали запах крови и вонь озона от отказывающих щитов, и Роксанна сконцентрировала всё своё внимание на граффити, которым была размалёвана ближайшая к ней стена. Картина изображала гигантских воинов из Легионов Астартес, которые попирали только что завоёванные миры. Краски были яркими до вульгарности, и несмотря на отсутствие эстетических достоинств, ей нельзя было отказать в динамизме. Художник явно не имел представления об истинных размерах космодесантников, поскольку закованные в броню фигуры были ненамного больше, чем сопровождающие их смертные солдаты.

Роксанне доводилось видеть Астартес во всей их устрашающей мощи, и она прекрасно знала, до каких противоестественных масштабов они раздавались. Они походили комплекцией на уродливых огров, но при этом были неожиданно гибкими и грациозными.

Над картиной поработали вандалы, и несколько фигур частично скрывались под выплеснутым на них известковым раствором, а также под лозунгами, которые обнадёживающе сообщили ей, что Император защищает. Фиолетовая масть Детей Императора и голубой окрас Пожирателей Миров исчезли почти полностью, тогда как белизна и желтоватая зелень Гвардейца Смерти ещё проглядывали из-под множества гневных мазков кисти. Лунный Волк завывал из-под обширного потёка краски, а у Железного Воина было незаслуженно стёсано лицо, и его фрагменты валялись на плотно утрамбованной земле.

Дыхание Роксанны стало спокойнее. Она протянула руку, чтобы коснуться картины и вернуть себе уравновешенное состояние с помощью ободряющего ощущения твёрдости стены. Она закрыла глаза и прислонила лоб к неровной кирпичной кладке, делая медленные вдохи и воображая просторы пустой бесплодной пустыни. Отдающий металлом смрад потрохов ослабел, и снова вернулись характерные людские ароматы в виде пронзительной вони жарящегося мяса и застоявшегося пота. В смеси всё сильнее ощущался ядовитый запах самокруток с баком^[208].

– В пустыне жизни нет и следа, – заговорила она, повторяя словесную формулу, которой её научили домашние учителя в таком далёком прошлом. – В этих песках стою я одна. Ничто не может меня уязвить. Ничто не может меня осквернить.

– Экая жалость, пигалица, что ты вдали от пустыни, – проворчал голос за её спиной.

Роксанна в страхе обернулась, и все мысли о равновесии и пустынях унесло из её головы, как листья по осени. К стене напротив картины расслаблено привалилась троица мужчин в густых мехах и рабочих комбинезонах из грубого брезента. Все они курили, и над их головами туманом висели голубые облачка. Они были смуглыми и с неровной кожей, и выглядели неповоротливыми бугаями, но Роксанна была не настолько глупа, чтобы сбросить их со счетов как обычных пьяниц или бандитов.

– Я не ищу неприятностей, – сказала девушка, поднимая свои руки ладонями вверх и протягивая их в сторону мужчин.

Они загоготали, и вперёд выступил узкоглазый человек с длинными висячими усами.

Он щелчком отбросил свою самокрутку в сторону:

– Экая жалость, пигалица, ведь неприятности тебя уже нашли.

– Пожалуйста, – попросила Роксанна. – Если вы люди Бабу Дхакала, вам следует уйти. Всем будет только лучше, если вы просто оставите меня в покое. Поверьте мне.

– Если ты знаешь, что мы работаем на Бабу, то ты понимаешь, что мы не собираемся тебя отпускать, – сказал мужчина, жестами подзывая к себе своих компаньонов. Роксана увидела, что за кушаки их комбинезонов заткнуты крупнокалиберные пистолеты, а к бёдрам пристёгнуты примитивные, сделанные вручную заточки. Усатый главарь потянул с поясного ремня своё оружие – сверкающий длинный нож с изогнутым вперёд клинком. Он поднял его к своим губам и провёл по лезвию желтоватым языком. По его подбородку потекли капли крови, и он расплылся в улыбке, демонстрируя покрасневшие зубы.

– Ты из церкви смерти, так? – спросил он.

– Да, я из Храма Горя, – подтвердила Роксана, стараясь говорить как можно более безразличным тоном. – Вот почему вы должны оставить меня в покое.

– Уже слишком поздно, пигалица. Догадываюсь, что ты держишь курс к Антиоху, а раз тебе по карману его цены, то у тебя должна быть куча монет. Давай их сюда прямо сейчас, и мы будем к тебе снисходительны. Ну, разве что порежем тебя чуток.

– Я не могу этого сделать, – сказала Роксана.

– Конечно, можешь. Просто сунь руку под эту свою мантию, и давай их сюда. Тебе же самой будет легче, поверь мне. Анил и Мурат не такие добряки, как я, и им уже хочется тебя убить.

– Если вы заберёте мои деньги, вы убьёте двоих детей, – объяснила Роксанна.

Усатый пожал плечами:

– Они не будут первыми. И сомневаюсь, что последними. 

Вожак подал знак бандитам, которые стояли по обе стороны от него, и те бросились к Роксанне. Она развернулась и побежала к концу улицы, крича о помощи, хотя и знала, что на это не откликнется ни один человек. Её одежды схватила было чья-то рука, но Роксанна сумела вывернуться. Но тут ей в плечо ткнулся чей-то кулак, и она споткнулась, хватаясь за стену, чтобы выровняться.

От стены, сложенной из сырцового кирпича, отвалился кусок, и Роксанна вскрикнула, падая на колени. Она обнаружила, что смотрит прямо на обломок кладки со шлемом воина в красно-белой броне. Между её лопатками утвердилась нога и  сильно толкнула Роксанну вперёд. Она врезалась лицом в грунтовую дорогу, и её рот наполнила кровь от прикушенной щеки. Чьи-то грубые руки перевернули её на спину.

Капюшон Роксанны свалился за спину вместе с завязанной узлом банданой, и напавший на неё бандит расплылся в плотоядной щербатой ухмылке.

– Мило, мило! – бросил он. На его заточке блеснул отсвет ближайшего факела.

Вторая пара рук разорвала её одежду, и Роксанна забилась в их хватке.

– Уйдите от меня! – закричала она, но люди Бабу Дхакала не собирались к ней прислушиваться.

– Я ж тебя предупреждал, – поведал ей главарь бандитов едва ли не дружелюбным тоном.

– Нет, – возразила Роксана. – Это я предупреждала тебя!

Головорез, терзавший её пояс, неожиданно забился в конвульсиях, словно его прошило высоковольтным электрическим разрядом. Из-за его зубов повалила кровавая пена, а глаза вскипели в орбитах, превращаясь в липкий пар. Он завопил и скатился с Роксанны, царапая пальцами по своему дымящемуся черепу и дёргаясь так, будто на него набросилась толпа невидимок.

– Что ты сделала? – в ужасе прорычал второй бандит, резво отползая прочь.

Роксанна села и выплюнула сломанный зуб. Её злость и её боль были слишком сильны, чтобы допустить хоть единую мысль о милосердии. Она вперилась взглядом в перепуганного мужчину и снова проделала ту самую вещь, которую, как постоянно твердили ей её домашние учителя, она  не должна была совершать никогда в жизни.

Человек завопил, и из его носа и ушей брызнула яркая красная кровь. Жизнь покинула его в тот же миг, и он сполз по стене, как пьяный. Роксанна, шатаясь, вскарабкалась на ноги, и третий бандит попятился от неё в ужасе.

– Ты бокши^[209]! – выкрикнул он. – Демоническая ведьма!

– Я тебе говорила, чтобы вы оставили меня в покое, – сказала Роксана. – Но ты не стал слушать.

– Я тебя убью! – выкрикнул бандит, потянувшись за своим пистолетом.

Оружие ещё не покинуло его комбинезон, а он уже отшатывался назад, и из каждого отверстия его черепа вытекало скворчащее мозговое вещество. Он молча опрокинулся на бок, и когда его голова ударилась о землю, она вмялась, как сдутый воздушный шарик. 

Задыхающаяся Роксанна опёрлась спиной о стену. Учинённое ей насилие повергло её в ужас. Она поспешно разыскала свою бандану и натянула на голову капюшон, чтобы никто не увидел её лица и не понял, кем она была по своей природе.

Кровь и смерть снова следовали за ней по пятам. Она была той, кого древние мореходы когда-то называли Ионой^[210], и казалось, что куда бы она ни спрячься, её всегда будут окружать злой рок и погибель. Она не собиралась убивать этих людей, но в дело вступил примитивный инстинкт самосохранения, и не в её силах было предотвратить их смерть.

Она увидела эмблемы клана, вытатуированные на руке человека, которого она убила первым, и на неё нахлынуло леденящее осознание того, что она натворила.

Это были люди Бабу Дхакала!

Он потребует расквитаться за их смерть кровью, а Бабу был не из тех, кто привык сдерживаться, верша свою месть. Когда наступит время возмездия, он возьмёт плату в десятикратном размере.

– Трон, что же я наделала? – прошептала она.

Рокасана растворилась в ночи.