ДЕВЯТЬ

Построить нечто таких масштабов — уже само по себе впечатляющее достижение, подумала она. Но ведь эта штука не уникальна, она даже ничем не выделяется среди себе подобных, кораблей того же класса. Вот это ее действительно поразило.

Эта штука даже с натяжкой не могла претендовать на зачисление в категорию крупнейших кораблей.

А вот это уже ошеломляло по-настоящему.

Она отказывалась поверить, что эта машина способна стремительно, в мгновение ока перемещаться в пространстве, скрытом от ее взора, да и от всех остальных чувств. Это не укладывалось у нее в голове.

Она сидела на краю рукотворной скалы, беспечно болтая ногами над тысячеметровой бездной, и наблюдала за летавшими в ней машинами. Вверху, внизу, позади, повсюду суетливо, гудя и жужжа, носились флайеры всех форм, размеров и расцветок, достаточно разнообразных, чтобы это само по себе исключало их уникальность; некоторые были так миниатюрны, что в них мог перемещаться только один пассажир, будь то мужчина, женщина или ребенок. Летательные аппараты больших размеров передвигались с неспешной грацией и выглядели каждый по-своему, так что в глазах пестрело и рябило с непривычки, точно она заблудилась в лесу, где росли только мачты, вымпелы, кубрики и рубки управления. Но чем крупнее были эти суда, тем заметнее проявлялась в их обличье своеобразная унификация, стандартизация, что ли. Корабли дрейфовали на ласковых ветрах, созданных огромными установками климат-контроля. Что же до устройств, действительно достойных, на ее вкус, называться звездолетами, то они передвигались еще неторопливей и величественней и, кроме того, казались более сдержанными, если не в формах корпусов, то по крайней мере в их отделке, и часто появлялись в сопровождении эскорта из нескольких меньших судов-прилипал, походивших на корабли-матки так же, как обломки твердой породы — на целую скалу.

Перед ней простирался каньон длиной километров пятьдесят. Его прямые и острые, как будто отполированные лазером, края кое-где визуально сглаживались многоцветной массой вьющихся, ниспадающих и парящих в воздухе лиственных растений, как если бы с вершины каждой из двух высоченных скальных стен низвергались внезапно схваченные льдом бесчисленные яркие водопады. Стены каньона были усеяны щелями, пещерками и проемами головокружительно разнообразных форм, по большей части ярко освещенными изнутри; к ним подлетали или из них выныривали многочисленные летательные и космические аппараты. И вся эта оплетавшая колоссальные эскарпы^[118] каньона сеть ангаров и причалов, ошеломляющая сложностью и согласованностью работы, представляла собой не более чем крохотную деталь поверхности исполинского судна.

На дне каньона располагалась травянистая равнина, по которой то здесь, то там бежали извилистые ручейки, устремляясь в затянутые туманом просторы за много километров от этого места. Наверху, за тонкими бледными облачными слоями, находилась ослепительная беловато-желтая полоса, дарившая свет и тепло, то есть заменявшая на корабле солнце. Пока она смотрела, туман наполз на полосу и затянул ее. Но по внутрикорабельному времени стоял полдень, и даже не видя, она знала, что полоса сейчас должна находиться почти точно над головой.

За ее спиной, в тенистом парке, раскинутом у подножия не очень высокой стены, на самом верхнем жилом уровне корабля, неспешно прогуливались люди, шумели фонтаны и ручьи, а если прислушаться как следует — колыхались на ветру кроны высоких деревьев на мягко круглившихся холмах. Были там и странные полупрозрачные вертикальные полосы, раза в два-три превосходившие длиной самые высокие деревья. Каждая полоса оканчивалась темным яйцевидным наростом, размером примерно с крону среднего дерева в парке. Дюжины этих странных, почти прозрачных растений реяли на ветру, как огромные водоросли.

Ледедже и Сенсия сидели, прислонившись к низкой каменной стене, на уступе сложенной темно-красным камнем скалы, выглядевшей в точности как настоящая.

Глянув прямо вниз, Ледедже увидела бы в пяти или шести метрах от себя что-то вроде тончайших волокон, сплетавшихся в готовую подхватить ее, если она вдруг свалится с обрыва, неразрушимую сеть. Ей подумалось, что выглядит эта страховка не слишком надежно, однако, соглашаясь на предложение Сенсии посидеть тут, она уже была внутренне готова во всем доверять спутнице.

В десяти метрах справа в пропасть обрушивался бурный поток. Но ему суждено было пролететь в вихре белесых брызг лишь полсотни метров, прежде чем какая-то хитрая штуковина из похожего на стекло материала, формой больше всего напоминавшая половинку гигантского перевернутого дном вверх конуса, улавливала воду и перенаправляла в прозрачную трубу, достигавшую дна долины. Ледедже сразу полегчало, когда она увидела эту конструкцию. Среди неисчислимого разнообразия экзотических, головоломно сложных или попросту непонятных вещей, которые ей довелось увидеть на борту, обнаружилось хоть что-то знакомое, почти родное. Одним из артефактов высокофункциональной магии всесистемника оказался водопровод.

Таков был всесистемник Культуры Смысл апатичной маеты в анахоретовых фантазиях, корабль, пославший своего аватара Сенсию приветствовать ее, когда она впервые осознала себя в его почти беспредельном информационном субстрате.

Рядом с ней сидела другая версия Сенсии, низкорослая, тонкокостная, быстрая в движениях, бронзовокожая и одетая более чем легко. Если предыдущее виденное ею воплощение корабля правильнее было бы назвать аватоидом, то это уже была сама аватар. Она привела сюда Ледедже, чтобы та могла составить примерное представление об истинных размерах корабля, который она представляла. В некотором смысле она сама была этим кораблем.

Вскорости им предстояло ступить на борт одного из тех маломестных корабликов, с мелодичным жужжанием скользивших, паривших и проносившихся вокруг. Очевидно, затем, чтобы та часть сознания Ледедже, которой еще удавалось сохранять остатки самообладания при мысли об истинных размерах корабля, на котором она очутилась — судна, казавшегося механическими джунглями, лабиринтом без входа и выхода, — смогла благополучно воссоединиться с теми частями, которые это самообладание уже потеряли.

Ледедже отвела взгляд от того, что простиралось за краем уступа, и уставилась на свои кисти рук и ладони.

Ну что ж, они дали ей новое тело, ревоплотили, как у них было принято называть такую процедуру. Переписали ее душу, самую суть ее естества, в новом теле, которому от роду было меньше часа. Она с облегчением узнала, что телом этим никто раньше не пользовался, и оно никогда никому не принадлежало (ей почему-то взбрело в голову, что тела эти взяты от людей, совершивших столь ужасные злодеяния, что даже личностям их не позволили оставаться в ранее обжитых мозгах и бесцеремонно оттуда стерли, дабы освободить места для новых владельцев).

Она внимательно рассматривала тонкие, почти невидимые волоски на внутренней стороне кисти и вглядывалась в поры золотисто-коричневой кожи. Тело относилось к панчеловеческому типу, хотя его пришлось подвергнуть довольно основательной модификации, чтобы придать сходство с сичультианским. Еще раз пытливо вглядевшись в поры и волоски, она вдруг заподозрила, что теперь ее зрение лучше, чем в прежней жизни. Детализация изображения, которую обеспечили ей новые глаза, была так высока, что у нее голова кружилась. Она подумала, не может ли быть так, что все это время ей врали, и на самом деле она по-прежнему пребывает в Виртуальной Реальности, где в таком зуммировании картинки до предела доступного разрешения не было ничего необычного.

Она опять перевела взор и уставилась в пространство, сфокусировав глаза на ошеломляющем пейзаже, простиравшемся на километры вокруг. Конечно, это окружение могло быть симулированным. Смоделировать такой огромный корабль в мельчайших деталях, легче, нежели построить такую махину на самом деле. Несомненно также, что существам, способным сконструировать такой корабль, без труда доступны и вычислительные ресурсы, достаточные для создания сколь угодно правдоподобной симуляции всего, что она могла бы видеть, слышать, обонять и чувствовать.

Все это могло быть подделкой с самого начала и оставаться ею всегда, разве нет?

Стоит ли принять все это на веру и оставить сомнения только потому, что нет никакого способа их проверить? Если имитация во всех деталях отвечает оригиналу, о какой разнице между ними вообще можно говорить? Пока не появится убедительное доказательство противоположного, придется считать все вокруг реальным и пользоваться преимуществами, предоставляемыми такой точкой зрения.

Я ревоплощена, подумала она. Оболочка — наше все, с легкой иронией сказала ей Сенсия там, в Виртуальности. Разум, полностью оторвавшийся от своих корней, от физического тела или по крайней мере памяти о нем, — существо странное, ограниченное в своих возможностях и в чем-то почти извращенное. А форма, которую предпочитает разум для воплощения, оказывает заметное обратное воздействие на личность.

Она открыла глаза и обнаружила, что лежит на кровати, внешне похожей на снежную гору, на ощупь мягче птичьего пуха, а по повадкам — напоминавшей рой чрезвычайно послушных и неизменно доброжелательных насекомых. Белое, как снег, ложе согревало ее кожу, а ткань, казалось, не была прикрыта никаким покрывалом, и все же отдельные составляющие конструкции, пребывавшие как будто в свободном полете, упорно ускользали от ее пытливого взгляда и тонкого нюха, и не было способа извлечь их наружу из недр кровати и пространства, во всех направлениях на несколько сантиметров облекавшего ее облаченное в ночнушку новое тело.

Кровать стояла посреди скромно обставленной комнаты размерами три на четыре метра с одним окном во всю стену, выходившим на озаренный ярким светом балкон. Там стояли два стула, и на одном из них сидела Сенсия. Аватар еще несколько мгновений любовалась видом, открывавшимся с балкона, прежде чем с приветливой улыбкой обернуться к ней.

— Добро пожаловать в мир живых! — сказала она, помахав рукой. — Одевайтесь, а потом мы позавтракаем и пойдем гулять.

А сейчас они сидели здесь, и Ледедже пыталась уместить в голове то, что открылось ее взору.

Она снова посмотрела на свои руки. На ней были пурпурно-фиолетовые брюки, подвернутые до лодыжек, и тонкий, но непрозрачный топик того же цвета с закатанными до локтей рукавами. Она подумала, что выглядит превосходно — во всех отношениях. Среднестатистический человек Культуры (она уже видела несколько сотен таких, когда они проходили мимо, но для пришельцев извне, если такие встречались, у нее внимания уже не хватало) ростом не превосходил сичультианца, но был значительно хуже сложен: ноги слишком короткие, спина слишком длинная и худая, как у истощенца, живот и ягодицы неприятно плоские, плечи и шея, будто переломанные. Она сама, вероятно, выглядела в их глазах горбатой, пузатой и толстозадой, но это не имело никакого значения. Самой себе она казалась вполне правильной, да что там — почти совершенной. И, да, красивой. Такой, какой было ей суждено стать от рождения, какой она была и осталась, пронизывали ее тело до мозга костей закодированные на клеточном уровне татуировки или нет.

В ее облике было не больше ложной скромности, чем во внешности Сенсии — и в обличье самого корабля.

Ледедже подняла взгляд.

— Я думала, у меня будут какие-нибудь татуировки, — обратилась она к Сенсии.

— Татуировки? — переспросила аватар. — Это легко. Но мы можем сделать кое-что получше, чем просто изукрасить вашу кожу постоянными узорами, если только вы не хотите именно этого.

— А что вы можете сделать?

— А вот, взгляните. — Сенсия махнула рукой, и прямо перед ней появились реявшие над тысячеметровой пропастью изображения людей Культуры, чьи тела — по крайней мере, кожу — украшали татуировки даже более замысловатые, чем те, что она когда-то носила сама. Были там татуировки, сиявшие, как солнце, слабо поблескивавшие, как звезды, или отражавшие свет, татуировки, способные двигаться, татуировки, испускавшие лазерные лучи и формировавшие в их сплетении реалистичные или позаимствованные из голограмм структуры, проникавшие, казалось, под поверхность самой кожи, и татуировки, которые уже нельзя было считать работами, даже очень мастерскими — это были настоящие произведения искусства, развернутые во времени, представления и спектакли.

— Выбирайте, — сказала Сенсия.

Ледедже покивала.

— Непременно.

Она снова уставилась вдаль. Позади прошли несколько человек, направлявшихся к дальней оконечности низкой каменной стены. Они говорили на марейне, языке Культуры. Хотя Ледедже теперь не только сама говорила на нем, но и могла, пусть и не без некоторых усилий, поддерживать беседу, единственным языком, слова которого являлись ей на ум без стеснения и промедления, оставался учтиво-вежливый сичультианский, и сейчас они с Сенсией разговаривали именно на нем.

— Вы знаете, что я бы хотела вернуться на Сичульт, — сказала она.

— Это немудрено, — кивнула Сенсия.

— Когда мне позволят туда отправиться?

— Да хоть завтра.

Она повернулась и посмотрела на бронзовокожую собеседницу. Тело Сенсии выглядело нарочито искусственным, будто она была сделана из металла, а не из плоти и костей. Ледедже подозревала, что это так специально.

Оттенок ее собственной кожи не слишком отличался от цвета кожи аватара, издалека они и вовсе казались принадлежавшими к одной и той же расе. Но ее кожа и при внимательном рассмотрении показалась бы естественной как сичультианцу, так и, похоже, кому угодно из этой пестрой толпы чудаков-весельчаков.

— А это и вправду возможно?

— По крайней мере, вы могли бы отправиться в путь. Мы на некотором расстоянии от вашего мира. Путешествие потребует времени.

— Как долго?..

Сенсия передернула плечами.

— Не могу сказать точно, много факторов. Может быть, несколько десятков дней, но во всяком случае меньше сотни. Надеюсь, что так.

Странный жест, которым сопровождались эти слова, Ледедже истолковала как знак сожаления или извинения.

— Но я не смогу подбросить вас туда, эта планета слишком удалена от моих обычных маршрутов. Если быть точной, то мы сейчас удаляемся по касательной от сектора космоса, контролируемого Установлением.

— О... — Ледедже как-то не задумывалась об этом. — Тогда мне следует поторопиться.

— Я поговорю с кораблями. Посмотрим, может, кто заинтересуется, — сказала Сенсия. — Но у меня есть условие.

— Условие? — Она подумала, какой платы от нее могут потребовать, коль скоро все же настало время платить по счетам.

— Позвольте мне поговорить с вами откровенно, — сказала Сенсия с мимолетной улыбкой.

— Пожалуйста, — кивнула она.

— Мы — я — подозреваем, что, когда вы вернетесь на Сичульт, все ваши мысли будут только об убийстве.

Ледедже сперва ничего не ответила, но потом до нее медленно дошло, что, чем дольше будет продолжаться это молчание, тем большую убедительность оно придаст словам аватара.

— Почему вы так думаете? — поинтересовалась она, тщательно подделываясь под дружелюбный, но суховатый тон Сенсии.

— Да бросьте вы, Ледедже, — сказала аватар ворчливо. — Я тут кое-что раскопала. Этот человек убил вас. — Она помахала рукой в воздухе. — Не то чтобы хладнокровно, но — вы были беспомощны, бессильны оказать ему какое-то сопротивление. Больше того, этот человек полностью контролировал все стороны вашей жизни, он заполучил вас в собственность еще прежде, чем вы появились на свет, принудив вашу семью к подписанию кабального договора и пометив вас татуировками, как неземельную собственность, как банкноту высокого номинала, которую могли бы эмиттировать специально для него. Вы были его рабыней. Вы пытались сбежать, он охотился на вас, загонял, как дикого зверя, и в конечном счете, когда вы попали к нему в руки и попытались воспротивиться, он убил вас. Теперь вы свободны, понимаете вы это или нет? Вы больше не принадлежите ему. Вы очищены от татуировок, по которым все могли опознать вас, и можете вернуться обратно, не возбудив ни в ком встречном никаких подозрений. Вернуться туда, где он продолжает жить своей привычной жизнью, по всей вероятности, и не подозревая, что вы на самом деле не умерли.

Сенсия полностью оборотилась к Ледедже — повернула не только голову, но плечи и всю верхнюю половину туловища, так что теперь девушка уже не могла притворяться, будто это движение ускользнуло от ее внимания. Ледедже тоже повернулась ей навстречу, но не так решительно. Сенсия, продолжая улыбаться, понизила голос и сказала уже не так порывисто:

— Деточка моя, вы бы не были человеком, гуманоидом, панчеловеком, сичультианкой или невесть кем еще, если бы вы не лелеяли мечты о мести.

Ледедже дала ей договорить, но отреагировала далеко не сразу. Это больше, много больше, хотелось ей сказать, это больше, чем месть, это не просто возмездие...

Но она не могла себе этого позволить.

Она отвернулась и посмотрела вдаль.

— Каково же ваше условие? — спросила она.

— У нас есть эскадроны, — сказала Сенсия, пожав плечами.

— У вас что? — Она, конечно, слышала о дронах, так в Культуре называли роботов. Правда, эти роботы в большинстве случаев напоминали чемоданчики и сумки. Вдалеке — у самого горизонта, почти в тумане, — парили какие-то серебристые штуковины. Вполне возможно, это и были дроны. Но она понятия не имела, что может означать приставка эска.

— Это... такие машины, которые не дают человеку совершать неблаговидные поступки, — сообщила Сенсия. — Они — ну, просто сопровождают его. Везде. — Она снова пожала плечами. — Как эскорт. Если эта штука решает, что ее подопечный замыслил какой-нибудь... нежелательный поступок, например собрался кого-то избить или даже убить, ну и все такое, она не дает ему этого сделать. Предотвращает злодеяние. И все.

— Останавливает его? Как?

Сенсия рассмеялась.

— Сперва она прикрикнет на него. Попытается убедить его отказаться от своих намерений. Но если человек будет настаивать, она применит какие-нибудь методы физического воздействия; отведет в сторону ствол ружья или примет на себя удар, предназначенный другому человеку. Если же человек будет повторять свои попытки, она его просто вырубит. Безболезненно. Никакого вреда это не причинит, кроме непродолжительной потери сознания, зато...

— Кто это решает? Какой суд выносит такое решение? — перебила Ледедже. Ее вдруг бросило в жар. Она подумала, что ее новая, сравнительно бледная, кожа лица запросто может разрумяниться.

— Я, Ледедже, — тихо, с неизменной полуулыбкой, которую Ледедже могла видеть боковым зрением, ответила Сенсия. — Я и есть этот суд.

— По какому праву?

Ей показалось, что аватар с трудом сдерживает смех.

— По такому праву, что я — часть Культуры и как таковая обладаю возможностью проконсультироваться с остальными элементами Культуры, прежде всего Разумами, по вашему вопросу. Беспрепятственно и безотлагательно, коль скоро я наделена такой способностью. Окончательное решение было...

— Так вон оно что, — горько сказала Ледедже. — Даже в Культуре ничего не меняется. Чья сила, того и правда.

Ее вдруг пробил озноб, и она принялась подчеркнуто неторопливо одергивать рукава.

— Интеллектуальная сила, если точнее, — вежливо ответила Сенсия. — Я хотела бы заметить, что мое решение приставить к вам эскадрона в конечном счете зиждется на тех же побуждениях, какие руководили бы любым морально ответственным существом, машиной или человеком, располагай оно теми же фактами, что и я, и теми же возможностями их проанализировать. Я также считаю своим моральным долгом оповестить вас, что вы вольны как угодно распорядиться информацией обо всем, что с вами случилось. Никто не запрещает вам разглашать эту историю. Более того, я уверена, что многие новостные службы немедля ухватятся за нее, причем не только специализированные, но и более крупные, ведь вы представляете сравнительно экзотическую для нас расу и происходите из мест, где наше присутствие до самого последнего времени оставалось весьма ограниченным. Вы можете представлять интерес для всех, кто специализируется в областях права и дипломатических отношений, для тех, кто следит за соблюдением нашей юрисдикции, для тех, кто занят изучением поведенческой психологии... — Она снова пожала плечами. — Возможно, даже среди любителей философии найдутся те, кому будет интересна ваша история. Вы, без сомнения, отыщете того, кто разъяснит ваше дело и озвучит приговор по нему.

— Куда я могу подать апелляцию? Кому?

— Вы можете представить ее суду хорошо информированной публики, — сказала аватар. — Это Культура, детка. Здесь это суд последней инстанции. Если мне докажут, что я ошиблась, и даже в том случае, если я буду по-прежнему уверена, что поступаю правильно, но при этом найдется хоть кто-то, чье мнение разойдется с моим, — я отменю свое решение приставить к вам дрона-стражника. Отменю не без колебаний и не без опасений. Но я это сделаю. Я Разум корабля, и в своих решениях я прежде всего опираюсь на суждения других Разумов моего уровня, а если их недостаточно, прибегаю к услугам остальных Разумов, затем искусственных интеллектов, людей, дронов и иных мыслящих существ. Правда, в ситуации, которая связана с ущемлением прав человека, я склонна буду наделить большим, чем обычно, весом голоса людей. Описанная процедура может показаться вам сложной и запутанной, однако, смею вас уверить, у нас накопилось множество подробно разобранных прецедентов, на основе которых разработаны хорошо зарекомендовавшие себя методики разрешения подобных споров, используемые повсеместно.

Сенсия подалась вперед и в упор посмотрела на Ледедже, пытаясь заставить ее обменяться взглядами, но Ледедже удалось увернуться.

— Ледедже, я не хотела бы, чтоб у вас осталось впечатление, будто мы намерены тянуть резину. Вся процедура осуществляется исключительно оперативно. Существа вроде вас, привыкшие к судебному крючкотворству и долгим разбирательствам, могут даже счесть ее чрезмерно неформальной. Вам нет нужды оставаться у меня на борту на все время, пока идет слушание дела. Вы можете отправляться в путь и следить за ходом процесса по дороге. Да, я понимаю, что процесс этот кажется неформальным и несерьезным. Но, поверьте, разбирательство будет максимально скрупулезным, предельно тщательным. Откровенно говоря, вероятность вынесения неправомерного вердикта гораздо ниже, чем в случае, если бы дело слушалось в любом обычном суде у вас на родине. Если вы хотите улететь, так и поступайте. Отбывайте в любое удобное вам время. Это ваше право. Лично я не думаю, что в вашем случае эскадрон будет отозван, но в таких сложных обстоятельствах, да еще с учетом того факта, что во многих, казалось бы, давно разобранных, хорошо изученных делах вновь и вновь появляются новые свидетельства, способные поколебать устоявшееся решение, нельзя быть уверенной в этом полностью.

Ледедже задумалась над услышанным.

— А... кому известно, что я воскресла из мертвых?

— Сейчас это остается между нами. Впрочем, мне пока не удалось разыскать Я так считаю, это я, корабль, который, как мы подозреваем, и заронил вам в мозг семя нейросетевого кружева.

Когда Сенсия упомянула нейросеть, Ледедже непроизвольно потянулась рукой к затылку и осознала это движение, лишь уже совершив его.

Кончики ее пальцев пробежали по мягким коротко стриженным волосам, покрывавшим голову ее нового тела, нашаривая контуры черепа.

Ей предложили обзавестись новой нейросетью взамен утраченной, как только она пришла в себя в новом теле. Она отказалась, но до сих пор сама не знала, почему. Как бы там ни было, нейросетевое кружево было легко и просто установить... попозже, пусть даже ему требовалось некоторое время, чтобы разрастись и сделаться полнофункциональным. Со старой нейросетью ведь именно так и было.

— А что случилось с этим кораблем? — спросила она. Ей внезапно припомнился Химерансе, сидящий в освещенном слабым светом кресле у нее в спальне. Она вспомнила даже слова, с которыми он тихо обратился к ней десять лет назад.

— Что случилось?.. — Сенсию, казалось, удивил этот вопрос. — Скорее всего, он ушел в отшельники. Или просто слоняется где-то без цели и причины, странствует по Галактике; может статься, охваченный каким-то новым безумным увлечением, как это у него в обычае. Все, что ему для этого нужно, так это прекратить уведомлять людей о своем местопребывании и исчезнуть с экранов. Корабли иногда так поступают. Особенно старые корабли. — Она фыркнула. — А что уж говорить о кораблях столь почтенного возраста, что в их послужном списке числится Идиранская война. Они очень, очень часто становятся Эксцентриками.

— А приставляют ли к ним эскадронов? — она вложила в эту фразу столько сарказма, сколько смогла.

— Иногда. Если они ведут себя особенно странно. Или в том случае, если размеры корабля особенно значительны.

Сенсия наклонилась к ней и тихо сказала:

— Однажды такой же корабль, как я, стал Эксцентриком или, по крайней мере, начал вести себя подобным образом. Но дело вот в чем... вы вообще себе можете это представить?

Она с деланным ужасом резко откинулась назад.

— Можете вы себе вообразить, как у эдакой махины в критической ситуации едет крыша? Как она съезжает с катушек? Понимаете, она просто разнесла в пыль приставленного к ней эскадрона.

— И как все закончилось?

— Ну, — пожала плечами Сенсия, — не слишком плохо. Могло быть лучше, могло быть хуже. Могло быть совсем скверно. По-разному могло быть. Так-то.

Ледедже снова задумалась. На этот раз она думала дольше.

— Тогда мне, вероятно, стоит просто смириться с вашим решением.

Она повернула голову к аватару и мягко улыбнулась ей.

— Не то чтобы я признаю необходимость такого решения, но я... подчиняюсь ему.

Сенсия едва заметно нахмурилась, на ее лице появилось смущенное выражение.

— Но вам стоит знать, — продолжила Ледедже, тщательно следя за своим голосом, — что человека, который меня убил, просто не могут привлечь к ответственности. Он вне законов и вне наказаний. Он умеет очаровывать людей и подчинять их своей воле. Он чрезвычайно могущественный человек. И он — само зло. Он предельно себялюбив и своеволен, а занимаемое им в обществе положение наделяет его практически абсолютной властью. Он может все. Он способен отвертеться от любого рода ответственности за свои деяния. Он заслужил смерть. Ущерб, который он причинил мне лично, не имеет никакого значения в свете того, что убить Джойлера Вепперса — казнить его, если хотите, — вещь абсолютно оправданная с моральной точки зрения. Его нужно уничтожить. Если я, как вы изволили сказать, вернусь домой с мечтами об убийстве в сердце, а вы вознамеритесь его защищать, то ваш выбор будет настолько далек от верного, что вы, боюсь, бессильны себе это даже представить.

— Я понимаю, каково вам, Ледедже, — ответила аватар.

— Это вряд ли.

— По крайней мере, я превосходно представляю себе, что стоит за вашими словами. Это вы хоть можете принять? Но, находясь на таком удалении от этого человека, я не мню себя вправе выносить о нем моральный вердикт.

— А разве Культура никогда-никогда не вмешивается в дела других цивилизаций? — едко спросила Ледедже.

Этим, в общем, и исчерпывались немногочисленные доступные ей на Сичульте сведения о Культуре. Согласно общему мнению, Культуру населяли слабые женоподобные мужчины и неестественно агрессивные, чтобы не сказать воинствующе-вульгарные, женщины (конкретные детали рассказов менялись в зависимости от того, какой именно аспект жизни в Культуре представлялся сичультианским журналистам или завсегдатаям высших сфер наиболее шокирующим, достойным презрения или извращенным), они не пользовались деньгами и находились в подчинении у огромных роботов-кораблей, любимым занятием которых было влезать в дела иных цивилизаций.

Ледедже почувствовала, как на глаза наворачиваются злые слезы. Как ни пыталась она их сдержать, ничего не вышло.

— Меткое замечание, — признала Сенсия, — мы и впрямь постоянно вмешиваемся в их дела. Но очень осторожно, в согласии с предварительно разработанной программой действий, и наши замыслы всегда преследуют такую стратегическую цель, что их реализация пойдет только во благо обществу, в жизнь которого мы вмешались. — Сенсия на миг запнулась. — Ну, в большинстве случаев. Я не хочу сказать, что нам всегда все удается. Временами случаются и досадные ошибки.

Она оглянулась на Ледедже.

— Но они лишь учат нас осторожности. И, безусловно, мы должны быть вдвойне осторожны, имея дело с человеком такого масштаба, человеком, который пользуется в родном обществе такой известностью и влиянием, контролируя при этом большую часть производительных мощностей вашей циви...

Ледедже едва сдерживала рыдания.

— Вы хотите сказать, что проклятые деньги защитят его даже здесь?!!

— Мне жаль, — ответила аватар, — но такова реальная ситуация. Мы не лезем в ваши дела. Он человек иного мира, и у меня не больше оснований строить заговоры для покушения на его жизнь, чем на чью-то еще. Более того, поскольку он сосредоточил в своих руках власть над всем вашим обществом, все, что с ним случится, возымеет куда большие последствия, чем если бы это стряслось с кем-то другим. Было бы неблагоразумно не принимать во внимание все эти осложняющие обстоятельства, даже если бы я и разделяла ваше стремление убить его.

— Да разве я в состоянии покушаться на него? — презрительно фыркнула Ледедже и отвернулась. — Сами посудите. Я вам кто, наемный убийца-профессионал? Я могла бы с ним покончить, если бы мне чуточку повезло, но у меня нет навыков, нужных, чтобы подобраться к нему извне. Единственное мое преимущество заключается в том, что я несколько лучше всех прочих осведомлена о внутреннем устройстве его поместий и домов, а также о распорядке его жизни и о людях его ближнего круга.

Она подняла руку и внимательно осмотрела ее с тыльной и внешней сторон.

— Ах да, у меня другая внешность, и это действительно несколько увеличивает мои шансы подобраться к нему вплотную!

— Полагаю, он хорошо защищен, — сказала Сенсия и, помедлив мгновение, добавила: — Да, так и есть. Ваши новостные службы обычно изображают его в сопровождении двоих клонов-телохранителей, этих Зей.

Ледедже хотела было обмолвиться о Джаскене и о том, что именно он стоит на последней линии обороны Вепперса, но, поразмыслив, решила смолчать.

Она снова презрительно фыркнула и шумно высморкалась в ладошку.

— Вам нет нужды возвращаться туда, Ледедже, — участливо сказала Сенсия. — Вы могли бы остаться здесь и начать новую жизнь в Культуре.

Ледедже утерла слезы низом ладони.

— Знаете ли вы, о чем я мечтала все эти годы? — спросила она, метнув быстрый взгляд в сторону Сенсии. На лице аватара был написан вежливый интерес.

— За все эти годы, долгие годы, которые я провела, строя планы побега и иногда совершая неудачные попытки, меня никто никогда не спросил, куда, собственно, я каждый раз пыталась убежать.

Она одарила аватара тонкой, почти насмешливой улыбкой. Спутница казалась по-настоящему удивленной.

— Никто меня об этом не спрашивал, потому что никому это не приходило в голову, — сказала Ледедже, — но если бы все-таки пришло, я бы им ответила: в Культуру. Ибо я слышала, что им удалось вырваться из-под железной пяты тирании и ничем не ограниченной личной власти, что все здесь равны, мужчины и женщины, а деньги ничего не стоят, ибо никто не более богат и не более беден, чем другой.

— Но ведь теперь вы попали туда, куда стремились? — сказала Сенсия скорее утвердительно. В голосе аватара проскользнула досада.

— Еще бы, я попала туда, куда стремилась, и что же я обнаружила? — Она несколько раз глубоко вздохнула. — Оказывается, Джойлер Вепперс все еще может чувствовать себя в безопасности благодаря деньгам и власти. И я поняла, что мне надо вернуться домой, потому что именно там мой дом, нравится он мне или нет. И мне надо как-то с этим примириться.

Она послала Сенсии острый взгляд.

— И я должна вернуться. Вы меня отпускаете?

— Да.

Ледедже коротко кивнула и уставилась в пространство.

Некоторое время обе женщины молчали. Потом Сенсия сказала:

— Вы знаете, эскадроны могут быть вполне полезными спутниками. Веселыми, разговорчивыми, любознательными, послушными вашей воле. Они могут не только служить вам, но и охранять вас... пока вы не попытаетесь причинить кому-то боль или лишить жизни. Я обещаю, что выберу вам хорошего компаньона.

— Я уверена, что мы поладим, — ответила Ледедже.

Она раздумывала над тем, насколько трудно будет оторваться от преследования эскадрона.

Или убить его, если потребуется.

Йиме Нсоквай стояла в главной комнате своей квартиры, вздернув подбородок, тесно сдвинув ноги, слегка отклонившись назад и закинув руки за голову. Она была одета по форме: длинные темно-серые сапоги, серые брюки, легкая блузка и простой серый жакетик с высоким тесным воротничком. Комм-терминал в форме старинной авторучки лежал в нагрудном кармашке жакета, а в мочке левого уха висел замаскированный под серьгу терминал резервного копирования личности. Волосы девушки были уложены в очень аккуратную прическу.

— Приветствую вас, госпожа Нсоквай.

— И вам доброго дня.

— Вы кажетесь такой... целеустремленной. Может, вам лучше посидеть на дорожку?

— Я лучше постою.

— Хорошо, — аватар ОКК Бодхисаттва, ДССК возник перед нею только что, вероятно, совершив мгновенное Перемещение, но не забыл за полчаса предупредить о своем визите звонком, так что у нее осталось достаточно времени, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Аватар принял обличье старомодно выглядевшего дрона примерно метровой длины, вдвое меньшего диаметра и вчетверо меньшей ширины. Он парил в воздухе перед девушкой на уровне глаз.

— Думается, мы можем обойтись без обычных любезностей, — сказал аватар.

— Я была бы не против, — согласилась Йиме.

— Вижу... Что ж, вы готовы?

Йиме согнула ноги в коленях, подхватила с пола маленькую сумку и, пристроив ее на ступне, снова выпрямилась.

— Теперь — вполне, — сказала она.

— Тогда начнем.

Аватар и женщина исчезли внутри двух серебристых эллипсоидов — аппараты проявились за считанные секунды до того и тут же вновь исчезли, не так быстро, чтобы раздались два ожидавшихся громоподобных воздушных хлопка, но все же достаточно проворно, чтобы листья близстоявших растений всколыхнулись, точно от внезапного порыва ветра.

Прин очнулся от долгого и ужасающе реалистичного кошмара, в котором он снова попал в Преисподнюю, и обнаружил, что невидящим взором смотрит на прикованную к больничной койке возлюбленную. Чей лежала без движения, только иногда моргала. Он скорчился на своей койке и глядел на нее. Она была примерно в метре от него и тоже смотрела ему в лицо, время от времени поднимая и опуская веки.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Понять, кто он, где он, что это за существо на него смотрит. Сперва он осознал, что находится в каком-то медицинском учреждении. Потом он ощутил расположение и следом — особую привязанность к женщине, лежавшей напротив. И, наконец, вспомнил, как совершил нечто исключительно важное, имевшее ужасные последствия.

Ад. Он попал в Ад. Они вместе были в Преисподней. Они с Чей.

Они отправились туда, задавшись целью доказать ее существование. Доказать, что это часть реальности, а не миф и не вздорная выдумка; подлая, извращенная пародия на Послежизнь, место неизбывной жестокости, зверств, немыслимых и недопустимых в любом обществе, претендующем на цивилизованность.

Они намеревались собрать неопровержимые улики и бросить вызов всем, кого устраивала подобная практика, кто желал видеть, как Преисподняя — все Преисподние — пребывают вовеки: государству, правительству, политикам, тузам бизнеса, всем, чьи интересы пересекались в этом деле.

Им удалось вернуться в Реальность. Им обоим.

Он едва мог говорить. Он лежал на больничной койке, такой же, как у Чей. Место, в котором он находился, было похоже на клинику. Ту самую клинику, из которой они отбыли с миссией в Ад.

Врачи перенесли их личности в электронную, фотонную или кто знает какую еще форму (Прина не интересовали технические детали процедуры) и отправили их туда вместе.

Он слышал слабое попискивание и видел некоторые из медицинских приборов и коммуникационных устройств, расставленных вокруг.

— Прин, ты вернулся! — сказал голос. Он узнал его. Во всяком случае, он почувствовал, что должен знать обладателя голоса. Голос был мужской.

Говоривший вошел в его поле зрения, и Прин узнал в нем Иркуна. Итак, обладателя голоса звали Иркун. Он был тем властелином медицинской аппаратуры и коммуникаторов, который руководил переброской их личностей, их душ, если угодно, через коммуникационную сеть в место, где та соединялась с вычислительными субстратами Преисподней, а затем в саму Преисподнюю. Ну и обратно, само собой разумеется. Так ведь? Это обстоятельство имело существенное значение. Им надо было вернуться во что бы то ни стало. Для этого их снабдили соответствующими патчами и прошивками, которые следовало запустить в нужное время в нужном месте. Тогда они смогли бы вернуться.

В Виртуальной Реальности эти дополнительные фрагменты кода имели вид шипов на шейной веревке. Они наделяли носителя обликом одного из самых могущественных и привилегированных демонов Преисподней и давали шанс на возвращение из виртуального мира в базовую Реальность. Этот шанс можно было использовать только однажды.

Он вспомнил сиявшие призрачно-голубым светом ворота и долину, где высились эти штуки, в форме иксов. На них были нанизаны разлагающиеся тела.

Сиявшие голубым ворота, отчаяние, с которым он прошел через них, крепко прижав к своей груди Чей...

Прошел... кувыркнувшись в воздухе так, чтобы пройти первым. Она должна была пройти сразу вслед за ним. В его объятиях. Если бы это удалось.

— У тебя получилось! — заявил Иркун, торжествующе хлопая хоботами друг о друга.

Он был в форме врача: белый жилет, копыта в маленьких, тоже белых, пинетках, хвост аккуратно собран и перевязан подколотой ленточкой.

— Ты сделал это, ты вернулся! А Чей, что...

Иркун обернулся, чтобы посмотреть на нее. Чей продолжала смотреть прямо перед собой. Прин сначала решил, что она смотрит на него. Теперь он понял, что ошибся. Она ни на кого не смотрела, строго говоря. Она медленно моргнула, потом еще раз. В точности так, как за пару мгновений до этого.

— ... случилось? Она шла за тобой? — закончил Иркун изменившимся голосом, быстро считав показания датчиков и коммуникаторов вокруг ее постели. Он вытащил планшетник и начал что-то быстро отстукивать на нем. Хоботопальцы танцевали над иконками, символами и числами.

— Она?.. — начал он и, вдруг замолчав, перестал стучать по виртуальной клавиатуре.

Он посмотрел на Прина. Вид у Иркуна был совершенно убитый.

Иркун, чей, койка, на которой она лежала, и вся маленькая больничная палата, расположенная в плавучем доме недалеко от берега лагуны мелководного моря, куда-то поплыли и стали нечеткими. Прин подумал, что у него что-то случилось со зрением. Затем он понял, что плачет.

Между Прином и Иркуном лежали еще трое павулианцев. Вместе они и составляли ядро команды. Они постарались обойтись услугами как можно меньшего числа специалистов, чтобы Гееннисты ничего не пронюхали.

Они лежали на кушетках на палубе, глядя через лагуну на дюны. Повернувшись в противоположном направлении, можно было увидеть бескрайнюю морскую гладь. В ней отражался яростный, ослепительный закат. Черные птицы летали над отражением светила, поднимались и проносились на фоне частично затянутого облаками неба, перелетая от сгущения облачности к разрыву и к новому нагромождению стреловидных туч. Никаких других лодок или плавучих домов в пределах видимости заметно не было. Плавучее жилище, в котором поселились они сами, выглядело достаточно невинно, чтобы не возбуждать подозрений. На самом деле дом был битком набит суперсовременной техникой, а от его основания через лагуну и дюны к массиву спутниковых антенн в ближайшем городе тянулся тщательно замаскированный многокилометровый оптический кабель.

Прин находился в сознании уже в общей сложности полдня. Требовалось срочно решить, что делать дальше и как поступить с Чей.

— Если мы оставим ее в таком состоянии, то личности без труда удастся воссоединить, как только она вернется, — сказал Биат, психотехник.

— Даже если та личность окажется безумна? — уточнил Прин.

— И даже в этом случае, — заверил Биат таким тоном, будто это было невесть какое достижение.

— Итак, у нас есть совершенно здоровый разум в спящем режиме. Предположим, что мы пытаемся реинтегрировать его с обезумевшей версией той же личности. Кто победит? — спросила Йолерре, главный программист проекта. Йолерре разработала кодошипы, позволившие им ускользнуть из Преисподней.

— Новая личность всегда записывается поверх старой, — пожал плечами Биат. — Это нормально.

— А если мы разбудим ее, и...? — начал Прин.

— Если мы разбудим ее, она проснется в точности такой же, какой была в момент перехода, — сказал Сульте. Он руководил всей операцией. Раньше Сульте работал на правительство и обеспечил их нужными связями, а также предоставил неоценимую информацию о коммуникационных сетях. — Но чем дольше она пробудет в сознании перед реинтеграцией, живя обычной жизнью, тем тяжелее будет совместить две личности: ту, что сейчас лежит здесь в отключке и не имеет ни малейшего понятия о том, что творится в Преисподней, и виртуальный Аналог. Где бы ни она там ни была, она всего нахлебалась.

Он посмотрел на Биата. Тот кивком подтвердил его предположения.

— Нельзя исключать, что вторжение виртуальной личности сведет ее с ума, — заметил Иркун. — Это в лучшем случае.

Он помолчал.

— Это лечится, — добавил он. — Есть методики.

— А эти методики когда-либо испытывались на личности, прошедшей через все ужасы Преисподней? — спросила Йолерре.

Иркун покачал головой и шумно втянул воздух.

— Сколько должно пройти времени, чтобы реинтеграция стала невозможна? — спросил Прин.

— В худшем случае осложнения возникнут уже спустя считанные часы, — сообщил Биат. — У нас есть несколько дней, ну, может, неделя. Но не больше. Перезапись — жесткая операция, она может ввергнуть ее в перманентную кататонию. Единственным гуманным выходом может стать постепенное добавление информации о Преисподней к базовой личности.

Он помотал головой.

— Нет, нет, более вероятно, что согласования с ее продолжающейся личностью добиться не удастся. Она просто отвергнет эти воспоминания и преобразует их в кошмарные сны.

— А вы уверены, что она не выскочит оттуда с минуты на минуту? — спросил Иркун у Прина.

Иркун не расставался с планшетником, закрепленным на подставке перед ним. На устройство оперативно передавались данные о состоянии лежавшей всего в паре метров — в палате — Чей.

Прин покачал головой.

— Уверен, — сказал он. — Шансов почти нет. Она позабыла об экстренном коде, забыла, как он выглядит и для чего нужен, забыла, как вы снаряжали нас в путь; что еще страшнее, она взялась отрицать существование любой объективной Реальности. Эти ублюдки, сторожевые демоны, уже почти настигли нас, когда я прошел через портал. Фактор замедления времени таков, что, если ей не удалось проскользнуть за мной спустя несколько ударов сердца, она будет отсутствовать здесь... в течение долгих месяцев.

Он снова заплакал.

Остальные переглянулись и придвинулись к нему поближе, издавая успокаивающие звуки. Те, кто был ближе всех, дружно потянулись к нему хоботами.

Он отстранился и оглядел присутствующих.

— Нам стоит разбудить ее, — сказал он решительно.

— Что случится, если мы все же ее вернем? — спросила Йолерре.

— Ей может быть предоставлена определенная форма существования в Виртуальности, — ответил Сульте. — Ведь, — он посмотрел на Биата, — гораздо легче будет лечить ее там, чем здесь, разве нет?

Биат кивнул.

— Я ставлю вопрос на голосование? — спросил Иркун.

— Полагаю, что выбор за Прином, — возразил Сульте. Остальные покивали и зашумели, соглашаясь.

Йолерре опять сделала порывистое движение, намереваясь ласково погладить его одним хоботом.

— Ты сможешь вернуть ее, Прин, — сказала она убеждающе. — Сможешь. Я знаю.

— Нет, — ответил Прин. Он не смотрел на нее. — Не смогу.

Когда следующим утром они разбудили Чей, его уже не было.

Он не желал ее видеть.

Он не хотел бросать невольную узницу Преисподней, которую любил всей душой, ради этой, которая никогда туда не спускалась, какой бы эта последняя ни была здоровой, совершенной и целостной.

Конечно, когда та версия Чей, которая никогда не была в Аду, узнает о его решении, она будет несказанно огорчена и станет теряться в догадках, почему он так с нею обошелся. Но не ей теперь было ему рассказывать, что такое жестокость и ущерб. Он видел все это в Аду. Тот, кем он стал, не мог бы притворяться, что все, случившееся там, было понарошку.

Он изменился навсегда.

Комнату, где Ледедже впервые проснулась в новом теле и увидела сидящую на балконе Сенсию, отдали девушке в распоряжение на все время, пока она остается на борту корабля. Они немного полетали по кораблю на маленьком, почти бесшумном суденышке (всесистемник не уставал впечатлять и поражать ее, и чувство это усиливалось с каждым коридором, который они оставляли позади, с каждым углом, за который поворачивали), а потом Сенсия высадила Ледедже недалеко от ее нового пристанища, где один из многокилометровых внутренних коридоров упирался в маленькую долину, на склонах которой располагались жилые помещения, дала девушке большое серебряное кольцо тонкой работы — на самом деле это был терминал, с его помощью можно было связываться с кораблем — и оставила наедине с собой, искать собственную дорогу обратно в комнату и приводить свои мысли в подобие порядка. Сенсия обещала являться по первому зову, и видно было, что ей и впрямь доставляет удовольствие роль гидессы, компаньонки — или любая другая, какую Ледедже сочла бы нужным ей поручить. Впрочем, сказала она, Ледедже наверняка нужен отдых, ну или просто свободное время.

Ледедже надела кольцо на самый длинный палец, и оно пришлось как раз впору.

Кольцо умело работать в режиме голосового навигатора и помогло ей найти обратный путь в комнату. Одна из стен могла превращаться в экран. Устройство это предоставляло, насколько она могла судить, неограниченный доступ к тому, что на корабле заменяло сичультианскую инфосферу.

Она села перед ним и начала задавать вопросы.

— Добро пожаловать на борт, — сказал дрон, представлявший Бодхисаттву. — Могу я помочь вам донести багаж?

Йиме кивнула.

Аватар не стал брать у нее сумку — та просто исчезла у Йиме из рук, при этом что-то коротко кольнуло пальцы. Она переступила с ноги на ногу и от неожиданности даже пошатнулась, когда одна сторона тела внезапно перестала удерживать вес другой сумки, отчего девушка на миг потеряла равновесие.

— Багаж в вашей каюте, — доложил аватар.

— Спасибо, — поблагодарила Йиме и посмотрела вниз.

Она стояла... ни на чем.

Это ничто на ощупь представлялось очень твердым и прочным, но зрение продолжало ее обманывать; под ногами, казалось, были только звезды, и по сторонам тоже: смутно знакомые узоры брызг, завитков и вихрей. Сверху нависал отполированный до блеска темный потолок, отражавший все это сиявшее под ногами великолепие. Подняв глаза, она увидела своего призрачно-бледного зеркального двойника, стоявшего вниз головой. Постепенно она стала различать созвездия хабитата Диньол-Хэй, служившего ей прежде домом. Они отбыли из ее квартиры, когда день уже клонился к вечеру, однако, судя по расположению звезд, не просто переместились в другую область орбиталища, а удалились от него на довольно существенное расстояние. Она осталась довольна тем, как быстро сумела прийти к такому выводу.

— Нужно ли вам время, чтобы отдохнуть, освежиться, привести себя в порядок, акклиматизи... — начал было дрон.

— Нет, — оборвала его Йиме. Она стояла на том же месте, но позволила себе расставить ноги пошире. — Давайте сразу к делу.

— Хорошо, — сказал Бодхисаттва. — Попрошу вашего предельного внимания.

Предельного внимания. Йиме такая формулировка, можно сказать, уязвила.

Впрочем, это же Квиетус, известный простотой нравов, строгостью распорядка и не столь явным, но безусловно ощутимым аскетизмом. Если бы ей изначально не пришелся по нраву квиетистский^[119] канон, она бы в жизни туда не напросилась.

Ходили злобные, но неистребимые слухи, что учреждение так называемых специальных агентств, недавно отпочковавшихся от секции Контакта, преследовало единственную цель — обеспечить занятостью тех, кто питал пылкие и тщетные чаяния пополнить ряды сотрудников Особых Обстоятельств.

Контакт был частью Культуры, отвечавшей в той или иной степени за любое взаимодействие Культуры с тем, что Культурой не было — от исследования новых звездных систем до обустройства взаимоотношений с паноптикумом цивилизаций самого различного уровня, от примитивных, не сподобившихся даже учредить всемирное правительство или построить захудалый космический лифт, до дливших дни свои в элегантной праздности, но потенциально весьма могущественных Старших Рас и даже вконец оторвавшихся от реальности Сублимированных — везде, где только ни ширились слухи либо отыскивались малейшие следы этих экзотических существ.

Особые Обстоятельства, если без обиняков, представляли разведывательное крыло Контакта.

В исполинской структуре Контакта всегда находилось место специализированным организациям более низкого уровня. Особые Обстоятельства были просто самой известной из них и, что необычно, от самого момента своего учреждения пользовались полноценной автономией. Основная причина этого была проста: к сфере компетенции Особых Обстоятельств относились среди прочего вещи, от которых в ужасе шарахались даже те сотрудники Контакта, для которых само пребывание в рядах организации составляло предмет немалой гордости.

Но с течением времени, в особенности за последние полтысячи лет, Контакт претерпел организационные перестройки и усовершенствования, следствием которых и стало создание трех новых специальных подразделений. Одним из них и была секция Квиетус.

Квиетистская служба — или, как ее называли в обиходе, Квиетус — занималась мертвыми.

Численное превосходство мертвых над живыми в Галактике той эпохи было весьма значительным, если учесть всех индивидов, существующих во всем многообразии Послежизней, созданных различными цивилизациями за многие тысячелетия. К превеликому облегчению, мертвецы обычно предпочитали заниматься своими делами и держались от базовой Реальности подальше, выказывая лишь очень малый интерес ко всему творившемуся там и всем, для кого эта самая Реальность по-прежнему была домом, ристалищем и источником сырья. Но уже сама по себе неуклонно возраставшая численность легиона мертвых становилась источником довольно серьезных проблем, возникавших снова и снова и настоятельно требовавших немедленного разрешения. Квиетус имел дело с определенной категорией усопших — эти, с технической точки зрения, перешли на иной план бытия, но временами вели себя не слишком тихо^[120].

Как правило, деятельность эта носила юридический характер, иногда сводилась к простому уточнению формулировок. В большинстве культур основное отличие живой виртуальной личности, иногда находившейся в Виртуальности лишь на время замены реального тела, от мертвой виртуальной личности состояло в том, что последняя не имела права распоряжаться имуществом или иным видом собственности за пределами личного симулированного жизненного пространства. Некоторые мертвецы относились к этому правилу с возмущением, и такая реакция не могла, пожалуй, считаться странной или неестественной. Тогда возникали проблемы, которые Квиетус наловчился устранять.

Секция Квиетус была не очень велика, если судить по численности кораблей и сотрудников, но обладала исключительными правами доступа к мертвецам-на-сохранении — экспертам и экспертным системам, отнюдь не всегда панчеловеческого происхождения. Эксперты помогали секции улаживать споры, выходя на время из ждущего режима или прерывая полное развлечений посмертное существование, ибо все они некогда оставили инструкции, позволявшие приводить их в рабочее состояние, если возникает настоятельная потребность в их услугах.

В Особых Обстоятельствах сотрудникам Квиетуса присвоили обидное прозвище «душеприказчики». Впрочем, это не мешало двум организациям поддерживать определенные связи. Квиетус, в свою очередь, считал себя более прогрессивной и специализированной структурой, чем «родственники», значительно превосходившие их числом и возрастом. Однако большинство сотрудников Квиетуса, по крайней мере принадлежавшие к панчеловеческому типу, считали любые контакты с ОО делом зазорным и старались их всячески избегать.

Кое-кто даже позволял себе смотреть на ОО свысока: дескать, Квиетус выше и чище этих, у него особое призвание. Эти мысли естественным образом отражались в их поведении, облике, распорядке дня и даже манере одеваться.

Корабли Квиетуса, поступая на службу, прибавляли к именам специальную аббревиатуру ДССК — Действительный Сотрудник Секции Квиетус — и выбирали себе монохромное обличье, либо сверкающе-белое, либо непроницаемо-черное.

Они даже перемещались на малой скорости, тихо и незаметно, подстраивая конфигурацию силовых полей так, чтобы вносить как можно меньше беспорядка в структуры подпространственной энергетической сверхрешетки^[121] и ее трехмерной версии, пронизывавшей реальное пространство. Обычные корабли Культуры придерживались иного подхода, стремясь либо к максимальной энергоэффективности, либо попросту выжимая из «строптивой кобылки» все, что «та» могла дать.

Сходным образом оперативникам Квиетуса, как людям, так и представителям других форм биологической жизни, вменялось в обязанность в рабочее время вести себя спокойно, рассуждать трезво и одеваться строго.

В рядах этого подразделения Контакта и числилась Йиме.

Попрошу вашего предельного внимания. Ну-ну.

Вместо ответа Йиме просто склонила голову.

Внезапно звезды окружили ее со всех сторон. Дрон, дальние светила под ее ногами и все отражения куда-то подевались.

— Рупринское скопление, рукав 1-1, окраинная зона, — прозвучал голос корабля. Он шел отовсюду кругом.

Окраинная зона рукава 1-1 располагалась менее чем в трех сотнях световых лет от того региона космоса, где вокруг звезды Этчильбиет кружился хабитат Диньол-Хэй. По галактическим меркам, это было все равно что в соседнюю комнату перейти.

— Эти звезды, — продолжил корабль, и несколько дюжин солнц медленно переменили естественные цвета на зеленый, — находятся в сфере распространения небольшой цивилизации, именуемой Сичультианским Установлением. Это общество стоит на промежуточном уровне развития между Четвертым и Пятым по общепринятой шкале. — Одно светило вспыхнуло ярче остальных, затем блеск его несколько ослабел. — Корни его здесь. Система Квайн, планета Сичульт, где зародился и эволюционировал биологический вид панчеловеческого типа, называемый сичультианцами. — Появилась пара панчеловеческих существ; они стояли где-то за пределами звездного шара, окружавшего Йиме. Девушка отметила любопытные физические пропорции и предположила, что вид этот двуполый. Как мужская, так и женская особи показались ей немного странными, но сходные ощущения вызвала бы у этих существ и она сама. Цвет кожи, пока она смотрела на них, успел измениться от темного к бледному и вновь к темному, с переходом через желтый, красный и оливковый варианты.

Обнаженные существа пропали, уступив место одному одетому. Это был высокий мужчина крепкого телосложения, голову его венчала грива роскошных светлых волос.

— Это Джойлер Вепперс, — представил его корабль, — самый богатый человек во всей этой цивилизации, с некоторым отрывом от преследователей по этому показателю. Он также является и самым могущественным человеком во всей своей цивилизации, хотя не занимает никаких официальных постов. Влиянию этому он обязан своим деньгам и связям, а не политической должности.

Картинка звездного скопления с выкрашенными в неестественно зеленый цвет светилами и изображение высокого светловолосого мужчины пропали. Остались уже ранее показанные ей звезды, составлявшие сферу влияния Сичультии. Ярче остальных по-прежнему сияла звезда Квайн.

— Госпожа Нсоквай, — обратился к ней корабль, — известно ли вам о затяжном, ведущемся в данный момент состязании за Послежизни, объединяемые под названием Преисподних?

— Да, — сказала Йиме.

Состязание было бы самым точным термином для конфликта, всецело развернувшегося в Виртуальной Реальности, коль скоро его возможные последствия выходили за пределы обычных ограничений виртуальных битв. Тем не менее сторонние наблюдатели предпочитали называть его просто Войной в Небесах. Конфликт этот продолжался уже без малого три десятилетия без всякого видимого результата. Ей доводилось недавно слышать отчеты, сулившие ему скорый и однозначный конец, но с тех пор, как состязание началось, такие отчеты появлялись чуть ли не каждую сотню стандартных дней, поэтому девушка не обратила на них особого внимания. Многие утратили интерес к военным сводкам еще раньше.

— Отлично, — продолжал корабль. — Господин Вепперс контролирует значительную долю производственных мощностей Сичультианского Установления и, среди прочего, обладает доступом вот к этому объекту.

Теперь призывно сверкнула звездочка почти на границе сферы владычества Установления. Масштаб картинки переключился головокружительным скачком, и она увидела окольцованную планету — газовый гигант. Между серовато-коричневыми полярными пространствами планеты насчитывалось семь горизонтальных полос, окрашенных в различные оттенки желтого, красного и коричневого.

— Это, — сказал корабль, и все экваториальное кольцо на миг вспыхнуло зеленым, — искусственная планетарная туманность Цунгариальского Диска вокруг планеты Ражир в системе звезды Цунг. Диск состоит более чем из трехсот миллионов отдельных орбитальных поселений и — преимущественно — производственных площадок, называемых обычно фабрикаторами. Диск был заброшен около двух миллионов лет назад цивилизацией мейёрнов, впоследствии достигшей состояния Сублимации^[122]. Вскоре после исчезновения создателей Диска объект перешел под галактический протекторат. Это была вынужденная мера, связанная с хаотической и принимавшей опасный размах войной за чрезвычайно многочисленные и весьма совершенные в технологическом плане производственные площадки, служившие для постройки кораблей и оружейных систем. Конфликт был в значительной степени спровоцирован самими этими устройствами, которых мейёрны безответственно, возможно, из вящего озорства, но скорей злонамеренно оставили без присмотра. В столкновение оказались вовлечены такие цивилизации, как хрептазилы и йельвы.

Корабль не удосужился продемонстрировать ей какие-либо картинки, имевшие отношение к мейёрнам, хрептазилам либо йельвам. Поскольку Йиме в жизни о них не слышала, следовало полагать, что эти существа либо давно вымерли, либо не представляют для них интереса.

— Вскоре после Идиранского конфликта, — сообщил Бодхисаттва, — опека над Цунгариальским Диском, честь которой передавалась ранее по длинной цепочке высокоразвитых доверенных цивилизаций Восьмого уровня, была поручена Культуре. Однако шестьсот лет назад, после Челгрианской катастрофы^[123], право это было отобрано у Культуры в рамках того, что фактически было программой военных репараций. Контроль над Диском перешел к Науптрианской Реликварии^[124] и их младшим клиентам-партнерам из ГФКФ.

А вот о Науптрианской Реликварии и ГФКФ ей точно доводилось слышать. Как и Культура, Реликвария была цивилизацией Восьмого уровня, равной ей в технологическом отношении. Науптрианцы, бывшие первоначально видом гигантских шерстистых сумчатых рукокрылых верхолазов, на протяжении последних тысячелетий общались с внешним миром исключительно через свои механизмы: конструкторские суда, соответствовавшие всесистемникам Культуры, корабли меньших размеров, все еще способные к перемещению в космосе, меньшие независимые космофильные единицы и, наконец, машины размерами примерно с метр каждая, отдаленно напоминавшие дронов, но не имевшие никакой стандартной модели: каждая создавалась по уникальному проекту или, во всяком случае, была близка к этому. Реликвария распространила свое присутствие и на меньшие масштабы, вплоть до сантиметрового и миллиметрового, где обитали наделенные коллективным разумом скопища нанороботов.

Покрытые густой шерстью сумчатые верхолазы никуда не делись, они просто осели на родных планетах и орбиталищах, проводя жизнь, как им хотелось, пока машины представляли их в галактическом сообществе. По общему мнению, Реликвария уже катилась по наклонной плоскости (ну или, простите, поднималась) к Сублимации, а отношения ее с Культурой были не то чтобы прохладными, но скорее формально-вежливыми, чем дружественными, главным образом из-за свойственного науптрианцам извращенного пристрастия к пыткам и наказаниям провинившихся в посмертных виртуальных пространствах.

Если говорить начистоту, то они просто ловили от этого кайф.

Культура, хотя и была всецело на стороне Альтруистов, в виртуальном конфликте не принимала активного участия, а вот науптрианцы включились в него с превеликой охотой, оказав активную поддержку Гееннистам.

Что до Гезептиан-Фардезильской Культурной Федерации, сокращенно ГФКФ, то это была цивилизация Седьмого уровня, построенная существами пангуманоидного типа, росточком ниже среднего и довольно хрупкими, но в целом, по общему мнению, отличавшимися известной физической красотой. У них были удлиненные головы и большие уши, и они находились в достаточно странных взаимоотношениях с Культурой. Они, можно сказать, признались ей в любви и даже изменили имя своей цивилизации в подражание Культуре, но при этом не упускали возможности лишний раз покритиковать своих кумиров и даже становились подчас на сторону противников Культуры. Возможно, им просто хотелось втихаря доставить Культуре настолько серьезные неудобства, чтобы та спустилась до уровня, на котором их собственные усилия по устранению означенных неудобств могли бы принести Культуре неоценимую пользу, а там, глядишь, и до благодарности недалеко.

Упоминание о Челе тоже было, по мнению Йиме, как нельзя более кстати. Пока на репутации Культуры не появилось это трудновыводимое пятно, людям, казалось, и дела особого не было до Послежизней. А вот после этого у них редко находилась иная тема для болтовни.

— Структурные компоненты Цунгариальского Диска, — возобновил рассказ корабль, — все это время были покрыты слоем замерзших атмосферных газов и не могли служить ничем иным, кроме музея или мавзолея. На протяжении нескольких последних десятилетий Сичультия расширила свое присутствие в этом регионе и получила право на ограниченный, весьма низкоуровневый доступ к Диску. В частности, корпорация «Веприн», управляемая Джойлером Вепперсом, смогла, хотя и под пристальным надзором Науптрианской Реликварии и ГФКФ, использовать некоторые орбитальные заводы для постройки торговых и экспедиционных кораблей. Вепперс и Сичультия долгое время добивались расширения своего контроля над Диском и его производственными площадками, чтобы ускорить военную, коммерческую и общецивилизационную экспансию. Сейчас они близки к этой цели, поскольку отношения между ГФКФ и Реликварией изменились, чтобы не сказать — охладели. Причина этого состоит в следующем: ГФКФ также обладает частичным доступом к производственным мощностям Диска и в среднесрочной перспективе намерена использовать их для достижения следующего уровня цивилизационного развития, причем повторная активация некоторых промплощадок Диска позволит им держать эти попытки в большей тайне, чем без оных; в то же время Науптрианская Реликвария, занимая активную позицию поддержки Гееннистов, стремится к скорейшему завершению конфликта Гееннистов и Альтруистов в пользу своих клевретов и готова использовать для этого все доступные ресурсы. Если результат будет отвечать их ожиданиям, то в долгосрочной перспективе они намерены объединить все Послежизни со своей собственной сетью и даже виртуальными пространствами прочих Сублимированных — все это, конечно, в предположении, что они сами за указанный период не претерпят Сублимации. Хотя мало кто верит, что такое возможно совершить, это, кажется, нимало не останавливает их на пути к намеченной цели.

— Но почему же Реликвария, поддерживая Гееннистов, так щепетильно относится к управлению Диском? — поинтересовалась Йиме.

— Потому что производственные либо вычислительные мощности Диска могут сыграть решающую роль на стадии, когда конфликт выплеснется в базовую Реальность.

— Выплеснется в базовую?.. — Йиме не поверила своим ушам. Состязания — виртуальные войны — начинали именно с тем, чтобы удержать людей от военного разрешения своих споров в Реальности.

— Конфликт Гееннистов и Альтруистов близится к завершению, — сказал корабль, — и Гееннисты ближе к победе.

Для Культуры это будет позором, подумала Йиме. Хотя Культура стояла над схваткой, ни у кого не оставалось особенных сомнений, кому именно она желает победы.

Все началось в самый неподходящий момент: когда была развязана война, Культура как раз проходила через очередной из циклически повторявшихся приступов политики демонстративного невмешательства в чужие дела. Слишком много было на Восьмом уровне Вовлеченных цивилизаций, чьи интересы требовали во что бы то ни стало втянуть Культуру в Войну в Небесах, чтобы она могла себе такое позволить, не рискуя выглядеть бесцеремонным наглецом и даже прямым агрессором.

Как-то так получилось, что общественное мнение всегда склонялось к мысли, будто Гееннисты обречены проиграть войну, кто бы в ней ни участвовал; чем больше размышляли обо всем этом Старшие Расы и Вовлеченные, тем очевиднее для них становилась омерзительная сущность самой идеи сконструировать посмертную Виртуальную Реальность для пыток. Идея эта была омерзительной, варварской, бессмысленной; да наконец, она просто устарела. И конечно же, состязание за дальнейшую судьбу Преисподних, как ожидалось, должно было развиваться по тому же сценарию, что и этот медленный, но верный сдвиг общественного мнения. Нерадостная перспектива ненароком вляпаться в конфликт сама по себе заставляла граждан Культуры держаться от него подальше и уделять ему как можно меньше внимания. В конце концов, разве исход войны не предопределен?

Чтобы виртуальная война имела смысл, люди должны были смириться с этим исходом, каким бы он ни оказался. В частности, проигравшей стороне полагалось смириться с ходом вещей, не проливать ненужных слез, публично принести записанные в Военной Конвенции торжественные обещания дальнейшего невмешательства и жить себе да поживать как ни в чем ни бывало.

Все также сходились во мнении, что, вмешайся Культура в конфликт, у Альтруистов появится великолепный предлог поступить именно так...

Если они потерпят поражение.

— Альтруисты, — заметил корабль, — первыми отважились на хакерский взлом управляющих систем и субстратов противника. Оппоненты из фракции Гееннистов ответили тем же. Кроме этого, Альтруисты также попытались взломать и некоторые виртуальные пространства самих Преисподних, намереваясь, по всей видимости, либо полностью уничтожить весь этот сегмент Виртуальности, либо освободить заточенные там души. Различные противонаправленные хакерские атаки участников конфликта почти все оказались бесплодными. Успешные же вмешательства привели лишь к несущественным потерям каждой из сторон, поскольку большая часть атак вовремя выявлялась и обезвреживалась атакуемой стороной. Это повлекло за собой многочисленные судебные и арбитражные разбирательства, но все они в настоящее время еще не завершены. Если какое-то из них и будет успешно рассмотрено, эффект от него окажется недолгим. Каждая сторона предвидела юридические и дипломатические споры, в которые могла быть втянута, и провела соответствующую подготовку. Тем не менее в некоторых не вполне достоверных или бездоказательных отчетах есть сведения о том, что управление несколькими главными Преисподними осуществляется не оттуда, откуда это было бы естественно, то есть не из сфер влияния сконструировавших эти пространства цивилизаций, но с территории заброшенных промплощадок Цунгариальского Диска или еще из какого-то неизвестного региона Сичультианского Установления. Основная трудность здесь такова: если война перебросится в базовую Реальность, Цунгариальский Диск, а в особенности погребенные в его недрах, дотоле пребывавшие в режиме гибернации фабрикаторы и скрытые субстраты, понесет значительный ущерб. После этого крупномасштабное военное столкновение в базовой Реальности станет практически неминуемым.

Таким образом, Сичультианское Установление окажется в центре конфликта, далеко выходящего за любые мыслимые пределы его цивилизационного уровня. Признано целесообразным провести немедленное исчерпывающее расследование ситуации чрезвычайной важности, неконтролируемое развитие которой может привести к масштабному конфликту в базовой Реальности с участием по крайней мере нескольких Вовлеченных цивилизаций Высшего уровня. Учитывая исключительное влияние, которым пользуется господин Вепперс в Сичультианском Установлении, его позиция по вышеуказанным вопросам приобретает особую важность.

Йиме обдумывала услышанное.

— Какое касательство ко всему этому можем иметь мы — секция Квиетус?

— Это сложно объяснить, — сказал корабль.

— Да уж наверное.

— Если коротко, на это есть две причины.

— Не могу даже предположить, какие, — заметила Йиме.

— Вот первая из них.

Появилось изображение существа панчеловеческого типа — сичультианца, как догадалась Йиме по странноватым физическим пропорциям.

— Гм, — протянула она.

Это была женщина, лысая или наголо остриженная, одетая в короткое платье без рукавов, открывавшее взору наблюдателя исключительно затейливую и сложную многоцветную татуировку, которая украшала всю ее чернильно-темную кожу. Она улыбалась.

Йиме пригляделась внимательнее и различила дополнительные татуировки на зубах и белках глаз сичультианской женщины. У двух обнаженных представителей этого вида, которых ей показывали прежде, таких татуировок не было, но это ведь обобщенные изображения, составленные справочной системой по запросу. А эта женщина, как и ранее продемонстрированный девушке Вепперс, была индивидом.

— Сичультианка? — уточнила она.

— Да.

— Эти узоры на ее теле искусственного происхождения.

— Именно.

— Они... настоящие?

— Настоящие и постоянные. Они продолжаются и внутри ее тела. Она принадлежала к Инталиям, это одна из прослоек сичультианского общества. Их тела полностью покрывают такими татуировками. Первоначально это считалось родом искусства, а впоследствии приобрело оттенок наказания, особенно в делах, касающихся частной задолженности гражданских лиц.

Йиме покивала.

Какая странная штука, подумалось ей.

— Ее зовут Ледедже Юбрек, — сообщил корабль.

Она принадлежала к Инталиям, сказал он, но затем продолжил уже в настоящем времени: Ее зовут... Йиме это тотчас подметила. Ей показалось, что она начинает соображать, к чему клонит корабль.

— Госпожа Юбрек умерла в неустановленное время — от пяти до десяти дней назад — в Убруатере, столице Сичульта, планеты, с которой началась космическая экспансия Сичультианского Установления, — сказал корабль. — По всей вероятности, смерть ее носила насильственный характер. Если это предположение справедливо, то вероятным убийцей госпожи Юбрек является Джойлер Вепперс или кто-то из его подчиненных, возможно — непосредственных. У сичультианцев, насколько нам известно, нет даже ограниченного доступа к технологиям перезаписи ментальных состояний или так называемым «душехранительницам». Однако у нас есть неподтвержденные пока сведения о том, что госпожа Юбрек была возвращена к жизни: ее личность каким-то образом уцелела после смерти и была воплощена в новом теле на борту всесистемника Смысл апатичной маеты в анахоретовых фантазиях.

— О, вот как? А он что, пролетал поблизости?

— Он был не то чтобы поблизости. Если точнее, он находился на расстоянии трех с половиной тысяч световых лет от ближайшей территории, контролируемой Сичультианским Установлением. Ни один корабль и вообще ни одно существо, как-либо связанное с этим всесистемником, на тот момент не подлетали к этим территориям ближе, чем на девятьсот световых лет. Ни сам корабль, ни какое бы то ни было лицо, вступавшее с ним в то или иное взаимодействие, никогда не имели никаких зарегистрированных контактов с Сичультианским Установлением.

— Это загадка.

— Но между этими вроде бы разрозненными фактами есть одна возможная связь.

— Да?

— Вскоре мы остановимся на ней подробнее. Бросается в глаза следующее очевидное обстоятельство: коль скоро госпожа Юбрек, как мы можем судить, намерена вернуться в Сичультианское Установление, воплощенная в совершенно новом теле — все еще сичультианском, но, судя по тому, что нам известно, мужского пола, — сделать это она может только с одной целью: жестокой мести господину Вепперсу за то, что он ранее с ней сделал. Вполне возможно, что результатом этой мести станет смерть самого господина Вепперса.

— И что прикажете делать? Остановить ее или помочь?

— Обстоятельства складываются так, что вам достаточно будет найти ее и держать под определенным контролем. После этого вы получите дальнейшие распоряжения.

— Она и есть наш предлог? — спросила Йиме.

— Что вы имеете в виду, госпожа Нсоквай?

— Эта девушка, которую воскресили из мертвых. Она — наш повод вмешаться?

— Обстоятельства ее воскрешения — один из поводов вмешаться. Но я не уверен, что характеристика их как «предлога» для чего бы то ни было окажется полезной, — голос корабля стал ледяным. — Весь конфликт, который мы с вами обсуждали, непосредственно касается судеб мертвых. А это, как известно, и есть поле деятельности секции Квиетус.

— Но разве степень участия ОО во всем этом не выше? — усомнилась Йиме. — Я хотела сказать — разве не ОО расписали весь этот сценарий?

Йиме ожидала немедленного ответа, однако его не последовало. Она решилась продолжить:

— Все, что вы мне рассказали, наводит на мысль, что в Галактике назревает крупномасштабный конфликт с участием нескольких равных в технологическом отношении Вовлеченных цивилизаций, а нам надо погасить его, пока он не перешел в стадию чего-то там связанного с кораблями и оружием массового уничтожения. Не думаю, что есть ситуация, где вмешательство ОО было бы более целесообразным.

— Интересное наблюдение.

— Так что, ОО во всем этом замешаны?

— Мы не располагаем подобной информацией.

— Кто такие мы в контексте нашей беседы?

— Позвольте мне перефразировать предыдущую реплику. Я не располагаю подобной информацией.

Это не слишком прояснило ситуацию. Квиетус отличался довольно простой организационной структурой, теоретически даже на уровне отдельных кораблей все Разумы могли иметь равно свободный доступ к информации и равный вес при ее обсуждении. Конечно, на практике выделялась определенная иерархия обязанностей и ответственности, распорядителей и исполнителей, стратегов и тактиков: некоторые Разумы занимались преимущественно планированием, а другие главным образом претворяли их планы в жизнь.

— Следует ли поставить ОО в известность о происходящем? — спросила она.

— Я не сомневаюсь, что обсуждение этого вопроса уже началось. Моя же задача — обеспечить вам проезд к месту назначения и снабдить первоначальными инструкциями. Вам же, госпожа Нсоквай, надлежит пройти инструктаж и затем, если у вас, конечно, не возникнет возражений, приступить к исполнению возложенной на вас задачи.

— Я понимаю, — кивнула Йиме. Так вот о чем ей хотели поведать. — А каково же второе осложняющее обстоятельство, о котором ранее шла речь?

Изображение сичультианки исчезло, сменившись уже знакомой девушке картинкой коричнево-желто-красного газового гиганта, окруженного искусственным кольцом.

— Приблизительно двести восемь тысяч лет назад, — сказал корабль, — пребывавшие в гибернации фабрикаторы Цунгариальского Диска испытали частичное воздействие со стороны остатков Гегемонизирующего Роя, которым случилось найти там укрытие. Были приняты обычные меры на случай вспышки Гегемон-Роения, а Рой — уничтожен совместными усилиями нескольких цивилизаций, ответственных за эту область пространства. Считалось, что поверхностная инфекция была успешно устранена из компонентов Диска. Но до настоящего времени вспышки такой инфекции продолжаются, правда, с нерегулярными промежутками. Поскольку Культура обладает опытом быстрого и эффективного устранения подобных явлений, ограниченное присутствие нашего контингента на Диске допускается даже сейчас, когда мандат на опеку над Диском у нас отнят. Правда, это разрешение касается только малочисленной специализированной организации.

Йиме понимающе кивнула.

— Служба борьбы с вредителями?

— Да, разумеется. Специалисты Культуры, размещенные на Диске, представляют секцию Рестория^[125].

Рестория также была частью Контакта и занималась устранением последствий вспышек Гегемонизирующего Роения. Вспышки эти имели место в тех случаях, когда — по неосторожности или чьему-то злому умыслу — самовоспроизводящиеся организмы выходили из-под контроля разработчиков и принимались превращать всю доступную им материю в ничто иное, как мириады копий самих себя. Проблема эта была так же стара, как сама жизнь в Галактике, и гегемон-рои, по-видимому, тоже. Больше того, иногда их считали просто еще одной, вполне законнорожденной, пусть даже исполненной чрезмерного энтузиазма, галактической формой жизни.

Сторонники этой точки зрения полагали, что любая галактическая цивилизация, даже мучительно вежливая, всемерно сочувствующая и филигранно сложная, есть не более чем гегемон-рой, по крайней мере если рассматривать ее в демографическом аспекте. С равным успехом высокоразвитые цивилизации можно было принять за хранителей равновесия между диким и утонченным, сложным и примитивным, которые заботились, чтобы в Галактике всегда оставалось свободное место, где могла бы развиться новая форма разумной жизни, а когда эта форма обретет полноту самосознания, — присматривали за тем диким, неисследованным и захватывающе интересным, на что новичкам было бы нелишне полюбоваться. В этой многовековой борьбе принимали участие — силами Рестории — и специалисты Культуры. Неофициально — так же часто, как и официальным именем — их называли Службой Борьбы с Вредителями, поскольку основная функция экспертов Рестории состояла в том, чтобы взять рой под контроль, исправить нарушения в его структуре, а если все методы мягкого воздействия окажутся бессильны — уничтожить.

Квиетус и Рестория часто сотрудничали друг с другом — неизменно как равные и на условиях взаимоуважения.

Отношение специалистов Рестории к своим обязанностям, а следовательно, и общая манера вести себя, было не таким щепетильным, как у квиетистов. Так ведь и проводили они большую часть своего рабочего времени, гоняясь то за одним Роем, то за другим, а не судача с уважаемыми мертвецами о возвышенном. Деятельность их была с необходимостью ближе к флибустьерскому пиратству, нежели к заранее условленному благородному поединку.

— Миссия сотрудников Рестории на Цунгариальском Диске получила предупреждение о возможных последствиях применения и участия фабрикаторов в вероятном конфликте, буде он все же переместится в базовую Реальность, и заблаговременно попросила у нас любой помощи, которая не привлекала бы излишнего внимания к делам этой миссии на Диске. Мы гордимся счастливой возможностью оказать им такое содействие, и активами секции в предстоящем сотрудничестве выступаем, среди прочего, мы с вами. Следует учесть, что ситуация может выйти из-под контроля совершенно неожиданно. Попросила ли Рестория об аналогичном содействии секцию Особых Обстоятельств, нам неизвестно. Также целесообразно заметить, что активность зараженных фабрикаторов Цунгариальского Диска в последние несколько десятилетий пошла на убыль. Есть надежда, что нам не придется включать этот фактор в наши расчеты.

Поверхностной инфекцией, или «Роем дилетантов», в обиходе называли проявления остаточной активности Гегемон-Роя, подвергнутого согласованному прижиганию. Обычно время жизни такой инфекции не слишком сильно отличалось от времени жизни самого Роя, и постепенно она сама собой сходила на нет. Если даже какая-то битовая гниль и не перешла в спящее состояние, уровень ее активности был столь низок, что ее вряд ли стоило опасаться, хотя, строго говоря, окончательной уверенности в этом никто не мог себе позволить. С другой стороны, мысленный образ такой инфекции, схоронившейся под конденсированными слоями атмосферных газов где-то внутри нескольких сот миллионов заброшенных промплощадок, вызывал у Йиме невольную дрожь. И действительно, это была одна из тех мыслей, что неизменно лишали специалистов Рестории спокойного сна.

Изображение огромного газового гиганта и сверкающего искусственного кольца, надетого на планету, в полной тишине медленно вращалось перед Йиме.

— А какова же возможная связь между перечисленными ранее фактами? — спросила девушка.

— Такую возможную связь между всесистемником Смысл апатичной маеты в анахоретовых фантазиях и Сичультианским Установлением представляет... вот этот корабль.

Картинка окольцованного газового гиганта растаяла, и на ее месте появилось небольшое, но достаточно четкое изображение ограниченного наступательного корабля класса «Хулиган». Больше всего он напоминал здоровенный вытянутый в длину болт, там и сям усаженный какими-то шайбами, гайками, сальниками и фланцами чуть смазанных форм.

— Это бывший ОНК Я так считаю, это я, а в настоящее время — один из Затворников Культуры, — сообщил корабль. — Судно это было построено всесистемником Смысл апатичной маеты в анахоретовых фантазиях вскоре после завершения Идиранского конфликта и до сих пор, как принято считать, поддерживает определенные — нерегулярные — контакты со своим создателем. Это самопровозглашенный Эксцентрик-Перипатетик^[126], праздношатающийся путешественник, корабль-бродяга, одним словом. Последние более или менее достоверные сведения о нем получены восемь лет назад, когда он объявил, что намерен отправиться в некое уединенное прибежище. Считается также, что за два года до того этот корабль побывал в Сичультианском Установлении. Это дает нам некоторые основания подозревать, что именно он и есть то самое связующее звено между вышеупомянутой цивилизацией и Смыслом апатичной маеты в анахоретовых фантазиях. Есть данные, что Я так считаю, это я коллекционирует образы странных и экзотических живых существ или технических устройств. Следовательно, он мог выбрать Ледедже Юбрек объектом для съемки подобного образа.

— Очевидно, этот... образ... воспроизводит оригинал крайне подробно.

— Да, это так.

— И образ, снятый с Ледедже Юбрек, на десять лет моложе той женщины, что умерла. Воскреснув, она вряд ли вообще поняла, что ее убили.

— Стоит полагать, что ей уже рассказали, как все было.

Йиме кивнула.

— Скорее всего.

— Мы считаем, что местонахождение корабля Я так считаю, это я может быть установлено с достаточной степенью точности, — в голосе корабля проскользнула неуверенно-осторожная нотка.

— В самом деле? И где же он?

— Он сейчас на борту всесистемника Полное внутреннее отражение.

— А этот-то где?

— Неизвестно. Это один из Забытых Кораблей.

— Из каких?

— А-а, вы не знаете...