Глава VI
Однажды — это было между тем эпизодом в его жизни, когда он провёл Избранного через Бленды, и окончанием операции, в результате которой оказался в затопленной кальдере, ползая на брюхе в грязи и вырисовывая таким образом знаки — так вот однажды у него возникло желание взять отпуск. Какое-то время он даже подумывал вообще заняться чем-нибудь другим и не работать больше на Культуру. Ему всегда казалось, что идеальный человек должен быть либо солдатом, либо поэтом; большую часть своей жизни посвятив искусству убивать, он твёрдо решил остаток дней отдать поэзии.
Он жил в маленькой деревне, в маленькой сельской стране на маленькой неразвитой и поэтому неторопливой планете, выбрав в качестве жилья хижину в лесу у подножия гор.
Стояло лето, на обочинах троп и по берегам рек росли в изобилии не имевшие названий яркие цветы; высокие деревья гнулись под порывами тёплого летнего ветра, их листья трепетали словно флажки. Вода стекала с вересковых пустошей, холмов, извилистыми ручьями сбегала по грудам камней, такая Же чистая и прозрачная, как воздух в горах.
Он вставал рано утром и уходил на долгие прогулки, забирался на скалы, бегал, восторженно вопя и смеясь без причины, — просто от ощущения простора и свободы — под короткими тенями проносившихся в вышине облаков. И всегда брал с собой записную книжку, где отмечал всё, что представляло для него интерес: прикосновение травинок к его коже, то, как вели себя звери и птицы, постоянно менявшийся цвет неба и гор.
У него были две тетради, в одной из них он вёл дневник; каждый вечер, возвращаясь в одну из комнат хижины, принадлежавшей пожилой паре, — словно составлял докладную для какой-то высшей власти. Другая тетрадь предназначалась для записей, которые он делал более тщательно, вычёркивая некоторые слова, пока не получалось, с его точки зрения, нечто похожее на стихотворение. Именно так, ему казалось, и должна создаваться поэзия.
Он привёз с собой несколько поэтических сборников, и когда выдавалась сырая погода, что случалось крайне редко, оставался в хижине и читал их. Обычно это нагоняло на него сон. У него были также книги о поэтах и поэзии, но они приводили его в ещё большее замешательство. Перечитывая абзац за абзацем, он старался удержать в памяти каждое слово, и в конце концов признавался себе, что ничего не понимает.
Раз в неделю он ходил в деревенскую таверну и там играл с местными жителями, фермерами и пастухами в кегли или кости. В такие дни его тетради оставались нетронутыми. Стараясь поддержать хорошую форму, залезал на деревья; заставлял себя ходить, балансируя, по жердям через глубокие овраги; перебирался через реки, прыгая с камня на камень. Одним из любимых занятий было гонятся за зверями по вересковым пустошам, зная, что никогда не сможет их догнать.
Он избегал общения с людьми, да и встречались они ему во время прогулок крайне редко — за исключением одного мужчины, который запускал воздушных змеев. Если он видел издали шедшую по той же дороге знакомую сухощавую фигуру или замечал в небе над тем холмом, куда он направлялся, красный прямоугольник, трепетавший на ветру, сразу же менял маршрут. Это стало своего рода традицией. Однажды он сидел на холме и увидел рабыню, бегущую через поле. Надсмотрщик догнал её у самой реки. Сверху было хорошо видно, как поднимается и опускается кнут над её спиной, но криков он не слышал — ветер дул в другую сторону. Затем надсмотрщик слез с лошади и склонился над бесчувственным телом… что-то сверкнуло. Он ускакал, а позже пришли стреноженные рабы и унесли женщину.
Вечером, после ужина, когда хозяйка пошла спать, а они с хозяином остались одни, он рассказал старику об увиденном. Тот медленно кивнул, жуя какой-то корень, и сплюнул сок в огонь, потом сказал, что этот надсмотрщик известен своей жестокостью: отрезает языки у рабов, которые пытаются убежать, а затем вешает их вялиться над входом в загон. Они выпили по кружке какого-то пьянящего местного напитка, затем старик рассказал ему сказку.
Шёл однажды человек по дикому лесу и увидел на поляне прекрасные цветы. Он приблизился к ним, привлечённый необычно-сладким ароматом, и увидел среди них спящую девушку. Он присел рядом с красавицей, и та проснулась. Их беседа продолжалась недолго; пьянящий аромат, нежный напевный голос, невинный взгляд околдовали его, последовал страстный поцелуй, другой, третий — а потом они отдались друг другу. А потом случилось вот что. С первого мгновения мужчина заметил, что если смотреть на девушку правым глазом, то она выглядит молодой и красивой. Левый же глаз увидел не столь юную красавицу, причём каждый раз, когда человек закрывал и открывал его, он замечал, что она становится все старше и старше. Мгновения экстаза следовали один за другим почти без перерыва, и мужчина не переставал разглядывать женщину то одним, то другим глазом — это его крайне забавляло. Наконец, он попробовал закрыть и открыть сразу оба глаза. В его объятиях оказался полуистлевший труп, а аромат цветов мгновенно сменился запахом разложения. Дух леса схватил его жизнь и утащил в мир теней.
Он поблагодарил старика за интересную историю и в свою очередь рассказал ему несколько сказок, которые помнил из своего детства. Несколько дней спустя его увлекло преследование забавного маленького зверька; тот поскользнулся на мокрой от росы траве и упал, раскинув лапы. Издав победный крик, он бросился вниз по склону и прыгнул, стараясь приземлиться рядом с тем местом, где лежал зверёк. Напрасно! Собравшись с силами, зверёк пустился прочь и исчез в норе. Что-то шевельнулось у него под ногами, и он сделал шаг в сторону. Гнездо! Разбитая пёстрая скорлупа, из которой вытекала густая жидкость, заливая его сапоги, прутья и мох. Он почувствовал странную боль в сердце. Из травы показалась чёрная головка на извивающейся шее, на него смотрел чёрный глаз, яркий, как камешек на дне ручья. Птица уходила от него, волоча сломанное крыло. Внезапно она замерла на месте, чуть склонила голову, будто рассматривала его, и издала негромкий плачущий звук. Он зашагал прочь, затем остановился, выругался и пошёл следом за птицей. Поймав её, он свернул ей шею и бросил обмякшее тельце на траву.
В тот вечер он не открыл свой дневник и никогда больше не вёл его. А ещё через несколько дней он взял в руки тетрадь со стихами и бросил её в огонь, сказав себе, что никогда не будет поэтом. Он уехал, и о нём никогда больше не слышали в тех краях. Правда, шериф разослал извещение во все города страны о том, что этот чужак подозревается в убийстве, случившемся в ночь после его отъезда. Надсмотрщика нашли в постели связанным, с выражением крайнего ужаса на лице. Его рот и горло были забиты высушенными человеческими языками.