ЧЕМ ПОРАДУЕШЬ, ХОЗЯИН?

Размышляя над печальными последствиями собственной дури и недальновидности, я не заметил, как прошло несколько часов и световая полоса от фундаментной отдушины полностью растворилась в наступившей темноте. Подогретость организма — единственное положительное следствие встречи с Чебаковым — тоже сошла на нет. Сырость и вечерний, точнее уже ночной, холод стали ощущаться нешуточно. Именно из-за этого меня оставили досада и злость

— плохие советчики в серьезных делах. Появились более спокойные и трезвые мысли. Правда, ничего утешительного в них не было. Наоборот, чем дольше я сидел, тем больше сомневался в том, что угодил к ФСБ. Ведь если они хотели выдернуть что-то из меня, то должны были уже начать разговор. Конечно, для улучшения эмоционального настроя, может, мне и следовало посидеть в гостях у крыс, но не столько же времени, в конце концов?! Кроме того, если чекисты затеяли какую-то маленькую игру в бадминтон, где мне отводится роль воланчика, то пора набирать очки, пока на поле не вышел Чудо-юдо. То есть нажимать, допрашивать, капать на мозги. Интенсивнее разрабатывать, одним словом. А они тянут, будто позабыли, что сцапали меня средь бела дня и в людном месте. Даже Игорь или Лосенок могли видеть, как меня увозили. Вмешаться, правда, не смогли, но наверняка имели возможность запомнить машину, ее номер и, частично, рожи похитителей. А также сообщить «службе быта» ЦТМО. Неизвестно, достаточно ли хвостиков попадет в ее руки, но в том, что Чудо-юдо начнет искать меня не с пустого места, можно не сомневаться. При его-то связях в конторе он очень быстро все узнает. Само собой разумеется, если тут, в Москве, за два года не слишком многое изменилось.

То, что меня не заперли в Лефортове, а утащили хрен знает куда, сомневаться в фээсбэшном «следе» не заставляло. В любом официальном заведении такого рода Чудо-юдо нашел бы меня через четверть часа. Городские конспиративные «точки» он «прозванивал» бы гораздо дольше, а загородные — не менее двух суток. Поэтому товарищи чекисты, учитывая эти обстоятельства, и решили утащить меня в такое место, которое ни по каким конторским ведомостям не проходит. Это не могло дать гарантии, что товарищ Баринов-старший туда не доберется, но давало более солидный запас времени.

Но если ты хотел выиграть время, на хрена его теперь тянуть? Вот это и смущало. Кроме того, я вдруг подумал: а с чего это ФСБ надумала хватать меня в «Олимпийце»?

Отрешившись от всяких самобичевательных рассуждений по поводу дури и расслабухи, проявленных мной перед похищением, я стал не спеша прокручивать память в обратную сторону. И вот тут-то допер своим скудным умишком, что ни

ФСБ, и никакая другая казенная контора здесь ни при чем. Начнем с того, что проще всего было меня прибрать, не выпуская из аэропорта. Придраться к паспорту, отвести в какое-нибудь помещение с двумя дверцами, в одну ввести, предложив сопровождающим лицам немного подождать, а через другую вывести и, скоренько усадив в машину, доставить куда следует. Однако мне дали возможность отправиться в «Олимпиец», хотя туда я вполне мог и не поехать. Прижать где-нибудь на дороге тоже было удобнее, чем хватать на площадке, где было не меньше полудесятка свидетелей. Тем более что мы могли бы и не выходить на перекур, во всяком случае, загодя планировать захват на такой момент, при двух перечисленных возможностях взять меня в более удобной обстановке, никто бы не стал. Даже в том гипотетическом случае, если бы Игорь Чебаков и Лосенок вдруг заделались гнусными суками и специально заманили меня в «Олимпиец», чтобы подставить операм.

Такая идейка меня сгоряча кусанула. Лосенка я, конечно, зря приплел, слишком уж надежный мужичок. Да и не дурак, хорошо понимает, что, подставив меня, заполучит для себя и своего семейства массу неприятностей. Он и сейчас-то небось боится, что его Чудо-юдо в измене заподозрит. К тому же Лосенок повез меня в «Олимпиец» только после моих уговоров.

Игорь вызывал больше подозрений. Хоть и стоял под крышей Чуда-юда, за ним водилась любовь к самодеятельности. Пожалуй, не меньшая, чем у моего братца Мишки. Пользовался, поросенок, тем, что его сестры были самыми толковыми и усердными сотрудницами Сергея Сергеевича. При определенных благоприятных обстоятельствах — это было личное мнение самого Чуда-юда! — он мог «сойти с рельсов» и пойти на подлянку. Вообще-то в наших кругах такая характеристика равна приговору к вышке. Любого другого, не дожидаясь, когда готовность к заподлянке выльется в конкретное деяние, от греха подальше вывели бы из дела. Пожалуй, даже через кочегарку. Но желание не огорчать невесток способствовало тому, что Чудо-юдо продолжал курировать Чебакова, милостиво позволяя ему жить под плотным и неусыпным контролем.

Но тем не менее, даже если вообразить, будто. Игорь сумел проявить чудеса конспирации и навести какие-то контакты, не попавшие в поле зрения наших эсбэшников, не боясь при этом, что его вычислят и оприходуют, слишком уж хлипким выглядел план «заманить и взять». И для чекистов, и для ментов, и для разных негосударственных контор. Потому что такой план летел под откос от одного-единственного «нет», которое я вполне мог бы сказать Игорю, если б был чуточку собраннее. Уж заманивать, так не простым «Пойдем, выпьем!», а чем покруче. Чем-то таким, от чего я никак не смог бы отказаться. По правде сказать, найти «что-то такое» было трудно. То, что я загорелся мыслью встретиться и поговорить за жизнь, было чистой случайностью. Даже если б Игорь сообщил мне, что есть возможность переспать с Мадонной или Чиччолиной, я б, наверно, не заторопился. И перспектива хапнуть денежный куш на какой-нибудь авантюре была для меня не более привлекательна, чем выпивка в хорошей компании.

В общем, не стоило подозревать Чебакова. Я ему ничем не насолил. Был, правда, случай, когда он возомнил себя заступником за честь сестер и порывался набить мне морду. Этот порыв закончился для него фингалом под глазом и небольшим вывихом челюсти. Но после того, как сестер Чебаковых официально выдали замуж за братьев Бариновых, инцидент был исчерпан и забыт. Во всяком случае, выгоды от того, что Зинка и Ленка стали Бариновыми, вполне компенсировали для Игоря и фингал, и вывих.

После того, как я отвел обвинения от старых друзей, все на какое-то время стало совсем непонятно, но тут же прояснилось. Как все гениальное, эта догадка была совсем простая.

А что, если граждане, которые меня так задешево сцапали, вообще не представляли себе, с кем имели дело? Очень может быть, увидели человека в приличном костюмчике и решили, что у него, наверно, деньжата водятся. Помимо того, что в карманах найдется, он и выкуп кое-какой за себя заплатить сумеет.

И вообще у таких ухарей вся идея могла развернуться уже по ходу дела. Увидели, что я отпустил охрану, оставив только Лосенка. Подслушали наш разговор и узнали мою фамилию, имя и отчество. Единственное, что у них было придумано загодя, — ксивы ФСБ. Почти безотказно. Громадное большинство народу удостоверений нынешних чекистов в глаза не видело. При обилии частных типографий соорудить липовые корочки не проблема. Задержись вместо меня Игорь — увезли бы его. Хотя, конечно, тут были его сослуживцы, охранники, и они б шефа так просто не отпустили.

Неприятно было сознавать, что оказался в роли элементарного лоха, но что делать. Теперь следовало подумать, что может прокрутиться в самом ближайшем будущем.

В кармане у меня от щедрот Чуда-юда лежало сто долларов и тысяч двести рублями. При костюме, который по первому прикиду смотрелся на три «лимона», это немного. Наверно, оттого главные устремления похитителей были направлены на выкуп. Сейчас, пока я сидел в подполе, отгоняя от себя наглых крыс, добры молодцы, должно быть, решали, какую назначить сумму за мое освобождение и как ее получить, чтоб при этом самим благополучно смыться. Вот на эти теоретические вопросы они сейчас и изводили драгоценное время.

О том, что похитители проводят производственное совещание, я знал наверняка. Дача была не настолько большая, чтобы звуки голосов не доносились в подпол из комнаты. Но, конечно, они лишь изредка орали во весь голос, и понять, по какому поводу было произнесено то или иное матерное выражение — а иных громко не произносили, — я не мог. Остальное время говорили полушепотом. Если б Чудо-юдо мог установить со мной связь и усилить слух… Включил бы ту самую РНС — «руководящую и направляющую силу», — и я бы уже сейчас примерно знал, что день грядущий (или хотя бы ночь грядущая) мне готовит. Впрочем, он небось сейчас был в полной уверенности, что со мной все в порядке. Или просто занят переговорами — они могли и весь день продлиться. Иначе давно бы глянул на трофейный «джикейский» индикатор и обнаружил, что я нахожусь не там, где нужно. Так что пока на него надежда была слабая. Следовало самому думать.

Можно было сказать со стопроцентной уверенностью: ребята не московские.

Почему так уверенно? Да потому, что московские брали бы в заложники того, кого хорошо знают. Человека, с которого можно прилично слупить и самим не нарваться на проблемы. Москвичам не надо спешить, можно как следует все обсмотреть, обдумать и просчитать. Прежде всего — сумму. Если у потенциального клиента нет хотя бы сотни тысяч баксов и нет друзей, у которых он бы мог их занять ради своей жизни и свободы, — не фига корячиться. И брать желательно человека с неполадками по части налогов — чтоб его родня не побежала милицию звать, по следам которой налоговая полиция наехать может. Ну и, конечно, надо знать, стоит ли гражданин под чьей-то «крышей» или так, сам перебивается. Понятно, того, кто сам перебивается, можно брать без особых волнений. С «покрытым» надо, естественно, обходиться аккуратно, даже отступиться от него, если нет возможности договориться с патронирующей организацией. Особенно, если фирма солидная и строгая, а клиент у нее на хорошем счету. Возможности для договора имеются, если существуют товарищеские отношения и взаимное понимание. Например, если кандидат в похищенные нерегулярно оплачивает услуги «крыши» и утаивает реальные доходы не только от налоговой службы, но и от родных бандитов. Такого следует похищать исключительно в воспитательных целях и делиться по коэффициенту трудового участия (КТУ).

Так или иначе, москвичи провели бы достаточный объем подготовительной работы, а потому ни при каких обстоятельствах не стали заниматься киднеппингом, имея в виду разборки с Чудом-юдом. Самоубийц и мазохистов в их среде не наблюдалось.

В общем, у меня сложилось впечатление, что те, кто меня уволок, все прикидки делали в последний момент и понятия не имели, кто я. Выбрали они меня только по одной причине: одет был нормально, по-западному, чисто выбрит

— Хрюшка уговорила незадолго до посадки соскрести эмиратскую щетину. Ну, наверно, еще и потому, что приехал в «Олимпиец» с охраной и на джипе, общался там с Игоряшей, который выглядел еще более богатеньким. Ясно: если у меня не найдется, то друг заплатит. Вот и вся логика, простая и серая, как русская провинция. Сделать-то сделали, а теперь задумались. Вот и спорят, кретины, каким образом требовать выкупа, чтоб не засветиться и не подставиться. Нормальные люди о таких вещах загодя беспокоятся, но нормальные люди и не будут хватать неведомо кого лишь потому, что тот приехал на «Чероки» с шофером и охраной, был прилично одет и курил в компании такого же прилично одетого человека? Да еще потому, что сумели подслушать мою фамилию, имя и отчество. Идиотизм! Такую шпану надо поганой метлой гнать из рядов криминальных структур!

Очень трудно представить себя на месте таких обормотов, но мне пришлось напрячь последнюю извилину, чтобы вообразить себе логику их мыслей.

Конечно, послать кого-то к Игорю — единственному потенциальному Плательщику выкупа, которого они знают, — они, при всей своей дурости, не решатся. Все-таки какой-то интеллект у этих козлов есть, раз они сумели меня хотя бы на часок убедить в своей принадлежности к славному чекистскому племени» И надеяться на то, что они сдуру отправят к Чебакову какого-то посла, не стоило. Им еще надо будет найти дорожку к нему, а затем гробы и белые тапочки станут для них предметами первой необходимости. Посланцу крепко сядет на хвост СБ ЦТМО, а там полно профессионалов, работавших в «семерке» Комитета. Провинциалы об этом не знают, но все-таки, наверно, не рискнут испытывать судьбу. Значительно проще заставить меня написать письмишко без обратного адреса, указать жесткий срок, подобрать местечко, достаточно удаленное от цивилизации, но в то же время такое, чтоб нельзя было поставить в кусты Засадный полк, как сделал мой тезка на Куликовом поле.

Потом, надо думать, гости столицы рассчитывают взять собранную для них сумму и тихо слинять в какой-либо теплый район земного шара, под сень пальм.

В общем, мне стало ясно, что жизнь дала трещину. Самое опасное теперь — если оболтусы перепугаются. Могут со страху зарезать и сбежать, не дождавшись выкупа. Холодно стало, очень холодно. И физически, и морально. Отчетливо представилось, что эти недоделки и убить как следует не сумеют. Истыкают ножиком и бросят в подвале еще живым. После чего мне придется несколько часов помирать, а крысы, почуяв свежатинку, начнут меня помаленьку хавать…

Только я успел об этом подумать, как у меня над головой загрохотала передвигаемая мебель, со скрипом открылась деревянная крышка люка. Меня высветили фонарем и опустили лестницу.

— Вылазь, зема! — произнес тот, кто представлялся мне как «майор Агафонов». Обращение показывало, что граждане не собираются пудрить мне мозги и прекращают игру в чекистов.

Они ловко и без лишней грубости выдернули меня из подвала. Даже пиджак не порвали. Мне б его очень жалко было.

— Не замерзли, Дмитрий Сергеич? — осведомился «Агафонов». — У нас есть, чем погреть, Луза?

— Утюгом или паяльником? — пробасил жлобина, который, как мне помнилось, сидел за рулем авто, на котором меня сюда привезли. — Может, сигареткой?

Точно таким же инструментарием и мы пользовались. Правда, начинали не с этого.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил я. — Вполне обойдусь. Мне вашего душевного тепла хватило. Не замерзну. Разве вот наручники немного холодят.

— Ничего, — сказал «Агафонов», — потерпишь. Недолго осталось.

— Мне один покойник рассказывал, — осклабился Луза, — что ему в морге совсем не холодно было.

— Стало быть, у тебя пропуск на тот свет уже имеется? — спросил я. — Раз с покойниками общаешься…

Замечание прозвучало странновато. Луза недоуменно поморгал, соображая, надо ли мне бить по морде или нет. Потом решил, что не надо. Спасибо и на том.

— Не будем о грустном, — вежливо произнес «Агафонов». — У нас, корефан, деловое предложение есть. Может, не очень в масть, но это не мы такие, это жизнь такая. Сразу выслушаешь или тебя сначала подготовить нужно?

— Нет, зачем же время тянуть? — Никакая подготовка мне была не нужна. Тем более с применением всяких там утюгов, паяльников и сигареток в ладонь. — Я ж так понимаю, что вы меня Звонить я решил прямо домой. В конце концов, пора бы уже доложить, что жив и пока здоров.

Длинные гудки длились почти минуту. Неужели никого нет? Время-то позднее, десятый час уже. Но нет, трубку сняли, и я услышал голосок Кольки:

— Але!

— Колюха! Привет! — позвал я с преувеличенной бодростью в голосе.

— Папка! — восторженно пискнул поросенок. — Ты чего не приезжаешь? А то тетка Танька приехала и врет, что она теперь наша мамка. Катька от нее к тете Зине убежала. А я остался.

— Ладно, — перебил я, — позови кого-нибудь из взрослых. Лучше тетю Таню или тетю Зину.

— Они на работу ушли. Там один дядька заболел и его лечить надо. Тут бабушка есть. А ты когда приедешь?

— Не знаю, как освобожусь, наверно, — сказал я и повесил трубку. Не так, совсем не так мне хотелось поговорить с сынишкой, но куда ж денешься от чертовых обстоятельств? Пришлось набрать номер лаборатории.

Ответил голос Хрюшки, но не нынешней, а прежней. То есть, Зинки.

— Слушаю.

— Зина, это я, узнаешь?

— Откуда ты?

— Условно говоря, из гостей. Но хозяева ужас какие радушные. Говорят, не отпустят, пока миллион баксов не заплачу.

— Это серьезно?

— А что, тебе Игорь еще не звонил?

— Он сказал, что тебя вроде бы арестовали. Наша СБ уже связалась со всеми конторами, но никто из них тебя не задерживал.

— Так и есть. Это, извиняюсь, частники.

— А ты нас не разыгрываешь? Игоряшка пьяный, Юрка тоже не как стеклышко… — Зинуля меня удивила, но ответить ей я не успел — трубку выдернули из моих рук. Сделал это сам «Агафонов», я за нее не цеплялся, отдал спокойно.

— Алло! Привет, девушка! Вас Зина зовут, да? Очень приятно. А меня Витя. Жалко, что времени мало, а то бы поболтали. Вы Диме кем доводитесь? Как это «считайте, что женой»? Мне надо точно знать. А, сестра жены, понятно. Так вот, Зиночка, передайте своей сестре, что если она не хочет овдоветь раньше времени, то пусть наберет один миллион баксов новыми сотенными купюрами, упакует в чемодан и подъедет на вашем «Чероки» — можно даже с шофером — на Волгоградский проспект. Свернете на Ташкентскую улицу. Там, сразу за поворотом, небольшой бульварчик. Остановитесь где-нибудь поблизости. Номер вашего джипа мы знаем, не перепутаем. Встреча должна состояться через три дня, не позже. Если привезете все завтра — получите Диму целехоньким. Послезавтра — будем возвращать с синяками. Если проканителитесь до крайнего срока — ему придется пару недель в Склифосовском полежать. На четвертый день можете его в поминание записывать. Думайте. Завтра днем позвоню, если будете готовы — назначу точное время встречи. «Майор» закрыл крышку телефона.

— Ну что, все слышал, гражданин Баринов?

— Слухом не обижен. Мне все ясно.

— Как ты думаешь, постараются они до завтра насобирать?

— Не знаю. Наверно, постараются. Хотя как они это сделают — ума не приложу.

— А ты подумай, может, подскажешь им что-нибудь толковое. Что продать, у кого одолжить. Мы ведь все условия честно исполним. Если завтра встречи не будет — маленько побьем. Послезавтра — уже больно и даже ногами. Поэтому насчет двух недель у Склифа я сказал прикидочно — может, и пару месяцев валяться придется. И вообще всю оставшуюся жизнь работать на лекарства. Насчет остального — тоже не шутим. Если у тебя родня такая неповоротливая — пусть похороны оплачивает. Но ты-то сам тоже кумекать должен…

С улицы — окна, напоминаю, были закрыты ставнями — послышался шум приближающегося автомобиля.

— Хозяин едет, похоже, — прислушался «Агафонов». — Налим, глянь на всякий пожарный.

Один из парней, сидевших на диване, встал, выдернул из-под ветровки «пушку» — «тэтэшник», по-моему, — и вышел. Урчание мотора приблизилось, через щель в ставнях по рваным обоям на стенах побежали полосы света от фар. Потом мотор заглушили, свет погас, послышалось хлопанье дверцы.

— Ну как? — спросил незнакомый, но очень уверенный в себе голос.

— Работаем… — отозвался Налим.

Прошуршали шаги по траве, проскрипели по крыльцу, протопали по полу. «Агафонов» повернулся в сторону вошедших. Куртка на нем была распахнута, и при свечном пламени я разглядел, что подплечная кобура у лжемайора выпятилась вперед намного больше, чем нужно. Рукоять какой-то тяжелой «пушечки» — «глок-17», не иначе — оказалась доступна моему обозрению. Более того, буквально на расстоянии вытянутой руки. Соблазн был велик, но я не рискнул, хотя голова «Агафонова» была повернута не в мою сторону, а Луза вряд ли успел бы со своей точки цапнуть меня за локоть.

— Привет честной компании! — сказал некий весьма облезлый и помятый гражданин, которого Налим почтительно пропустил вперед. Звякнуло бутылочное стекло, вошедший поставил на стол пластиковый пакет, загруженный, поди-ка, закуской и выпивкой.

— Привет-привет, — отозвался «Агафонов». — Чем порадуешь, хозяин?

— Да вот, бутылочку «Привета» взял и так, по мелочи — колбаски, сырку, соленых огурцов, консервы кой-какие. А вышло — за сто тысяч… Обалдеть, ей-богу!

Внешность мужичка мне ничего не говорила. Я его сто лет не видал и на будущее с ним встреч не планировал. Однако, когда он начал выкладывать на

стол снедь, взгляд его уперся в меня. И чем больше он приглядывался, тем шире становились у него зенки. Глазки, поначалу совсем узенькие, распахивались, и в них Проглядывало очень неприятное для меня выражение испуга и ненависти. Наконец, когда разгрузка была закончена, дачевладелец — не зря ж его «Агафонов» хозяином назвал — наставил на меня грязный палец и сипло спросил у «майора»:

— Ты знаешь, кого взял?

— «Нового», как заказывали… — пробормотал «Агафонов».

— Удила ты грешный, бля! — просипел хозяин.

— В чем дело, блин? — рыпнулся на своем месте Луза.

— А в том… — Мужик одним движением свинтил пробку с бутылки «Привета» и, плеснув из нее сто граммов в залапанный сальными пальцами большой граненый стакан, единым духом перелил себе в глотку. Занюхав рукавом пойло, он интенсивно выматерился, а потом произнес:

— Я вас, козлов, на кого наводил? На этого?

— Да этот сам в руки шел, — борзо огрызнулся «майор». — Два года по Европам таскался, клифт один три «лимона» стоит…

Продолжить перечисление моих достоинств «Агафонову» помешала длинная очередь матюков, посыпавшаяся из глотки хозяина дачи.

— Вы, халявщики траханные, с дури на большую контору наехали! За этого мальца вас под землей найдут, поняли?! Во дела-то! На час одних оставить нельзя! Оглоеды, блин! Ой, бля, связался я с чуханами! Гнать вас надо было, а я пожалел!

— Дядь Сань, — оторопело пробормотал Луза, — чо за контора-то?

— А хрен его знает, — ответил хозяин, — только теперь надо срочно думать, как из всего этого вылазить… Звонили к нему уже?

— Ага, — озабоченно сказал «майор», — прямо перед тем, как ты пришел.

— Совсем хорошо, — дядя Саня сердито плюнул в угол. — Чего теперь делать

— ума не приложу! Отпустишь живым — через два часа всех нас покрошат, замочишь — через сутки живьем сожгут.

— За сутки далеко уйти можно, — помечтал Луза.

— Пришей язык! — рявкнул «майор». — Без сопливых разберемся! Куда уходить-то? Дома нас ждут? Ждут! Один с топором и двое с носилками. А все ты, падла! Кто в казино полез? «Я фартовый, систему знаю!»

— А чо, не знал, что ли? Четыре кона на двадцать тысяч сняли! Это ты завелся: «Игранем пятый на все фишки!» Вот и сыграл, позорник!

Обозленный Луза привстал, явно готовый в азарте двинуть по мозгам своему командиру. Находиться между этими суровыми ребятами было небезопасно, и я подумал, что пора сказать слово:

— Не ссорьтесь, господа. Если вы меня сейчас нормально и без синяков

довезете до ближайшей станции метро — пока оно еще не закрыто, — то даю честное пионерское — ни хрена вам не будет.

— То-то и оно, что ни хрена! — прошипел «Агафонов». — Нам бабки нужны, понял? Иначе нам от своих кранты придут.

— Только не говори, что ты миллион баксов в казино просадил, — сказал я уверенно, хотя в казино в отличие от братца Миши практически не бывал и не знал доподлинно, сколько там проиграть можно. — У вас в тундре такие бабки еще не водятся.

— Ты жить хочешь? — заорал Луза, вскакивая с места с явным намерением нанести мне телесные повреждения. Но очень вовремя вмешался дядя Саня:

— Сядь на место, шпана! Твой номер шышнадцатый!

— А хрена ли он тундрой обзывается? Москва гребаная! — прорычал Луза, но все-таки приземлил свой зад обратно на ящик.

— Короче, Дима, — придав голосу деловой тон, сказал «Агафонов». — Нам терять нечего. Хрен с тобой — насчет «лимона» в «зелени» мы переборщили. Сколько ты можешь дать сразу и без проблем?

— Я ж говорил: двести пятьдесят. Но это раньше было. Сейчас вы сами все изменили. Ребята уже вычислили, где я. Радиотелефон, между прочим, запеленгован. Так что спокойнее будет, если вы с этой дачи уедете, а меня тихо и бесплатно отпустите.

Насчет того, что телефон запеленгован, я сам придумал. Да и вообще все, что говорилось в моей краткой речи, было блефом, который ничем конкретным не подкреплялся.

— Артист! — саркастически произнес дядя Саня. — Ищи дурачков, Барин! Они-то, допустим (он показал на иногородних гостей), и рванут когти. А мне-то здесь жить. Мне только-только за полтинник перевалило, я еще и баб иметь могу. Это что ж я, совсем сявка, чтоб поверить, будто твой пахан мне амнистию выпишет?

— Я ж сказал: если мирно разойдемся, ни к кому претензий не будет. Даже за пиджак испачканный и за крыс в подвале.

— Знаем, это ты тут, пока тебе решка светит, нежный и добрый. А как придешь к своим волкам, зубки казать станешь. Это ж, мужики, беспредельная контора. Мне деваться некуда — они меня в любом бомжатнике найдут.

— Какие тебе гарантии нужны? — спросил я. — На фиг ты кому нужен с этой дрюшлой дачкой! Делать нам больше нечего, кроме как с тобой разбираться, тем более, что вы меня еще и пальцем не трогали. Так, подурачились, можно считать, пошутили. Кстати, если у вас какие проблемы по денежной части, могу уладить. И даже место могу в нашей системе подыскать.

— Банком заведовать поставишь? — сыронизировал «майор».

— Для банка у вас образования не хватит, но соответственно квалификации работенка найдется. Здоровье еще есть, не все пропили, может, и пригодитесь.

— Сладко поешь… — прошипел дядя Саня. — А вы небось и уши развесили? В печке он вам работу найдет, на должности Дров!

— Не капай на мозги, старый! — оборвал его «Агафонов». — Сам-то что предложишь? Мочить? А потом, через сутки — в печку?

— Почему? — Этот гадский дядя аж просиял, видимо, клюнутый в свои проспиртованные мозги некой гениальной идеей. — Надо так замочить, чтоб на нас не подумали, вот что…

— Во вумный, а? — прогудел Луза. — Да за подставу знаешь что бывает?

— Сейчас много чего бывает, все понятия побоку, если перо у горла, — просипел дачевладелец. — Западло не западло — шкуренка своя теплее, понял? Тут, через два забора от меня, один корефан кантуется. Алкаш, московскую прописку пропил, а дачу еще нет. Знаю точно, у него какие-то чурки маячат. Барыжит он на них или просто товар притыривает — не знаю. Если мы этого, — вредный дядя показал на меня пальцем, — тихарем отведем туда и уроем, а потом в ментуру через какого-нибудь чудика стукнем, то жмура точно на чурок запишут. А ихняя контора, — опять палец в мою сторону, — в ментовке свояков до хрена имеет. Пока с чурками разберутся — до нас дело не дойдет.

Дядя Саня довольно хохотнул, и хотя весь его расклад при более тщательном рассмотрении выглядел очень и очень наивно, для моей судьбы он чуть было не сыграл роковую роль. Луза, только что опасавшийся, что придется нести ответственность за «подставу», отчего-то резко поменял мнение. Да и в глазках у «Агафонова» засветилось что-то обещающее мне свидание с тем светом в самое ближайшее время. Вряд ли они на чужом дворе применят что-то стреляющее, даже с глушаком. Скорее всего зажмут оральник и поколют перышком. А это у них выйдет не с первого раза, то есть будет очень больно.

До меня дошло, что дальнейшие переговоры могут представлять серьезную опасность для моего здоровья. Промедление было буквально смерти подобно. Если б я прождал еще пару секунд, то «майор» и Луза сцапали бы меня за локти, закрутили руки назад, завалили животом на стол и защелкнули браслетки. Они тут же на столе лежали. Тогда со мной можно было делать все, что нарисовала бы больная фантазия этих ублюдков.

Но я этой пары секунд ждать не стал.

Резко схватил бутылку со свечкой правой рукой, а левой вертанул на ребро столешницу, отгородив ею тех, кто сидел на диване. Дальше все поехало на автопилоте, где разума и расчета было процентов сорок, а остальное делали наглость, внезапность, везение.

То, что, отпрыгивая от опрокинутого стола с бутылкой в руке, я невзначай потушил свечку о морду подавшегося вперед Лузы, было чистым везением. Детина взвыл от боли — по-моему, фитилек ему даже в глаз угодил — и шатнулся назад, запнувшись за ящик, на котором сидел. Бу-бух! — и он уже дрыгался в темноте у меня за спиной. В этот момент бутылка, перехваченная мной за горлышко и огарок свечки, обрушилась на башку «майора». Дзынь-ля-ля! Товарищ «Агафонов» полетел со своего ящика на пол, причем в хорошо вырубленном состоянии, потому что я, нырнув на него сверху, не почуял сопротивления, когда выдергивал у него из-под мышки «глок-17». Сделал я это левой рукой, поскольку в правой сжимал горлышко от разбитой бутылки — очень пригодную для ближнего боя колючую «розочку». Нырок был еще и спасителен для меня, ибо Налим или его товарищ, отбросив с ног столешницу и выдернув «пушку», располосовал тьму вспышками выстрелов: бах! бах! Как ни странно, эти выстрелы принесли мне только пользу. Гнусный дядя Саня, выдернув выкидуху из кармана, ринулся было на помощь «Агафонову» и вполне мог бы засадить мне перо под лопатку, но подвернулся под пулю. Это уж было не везение, а целая удача!

— Уй-я-а-а! — завыл он, скорчился и свалился куда-то в темноту.

Чуя, что «Агафонов» может очухаться, я с размаху ткнул его «розочкой» в шею, ощутил, как на кисть руки брызнуло горячее и липкое — кровянка, естественно! — после чего перекатился на спину, обеими руками ухватив рукоять пистолета.

Хорошо, что у «майора» был именно «глок-17», а не «Макаров», «стечкин» или «ТТ», которые в темноте не враз снимешь с предохранителя. У «глока» проще: нажал раз на крючок — снял с предохранителя, нажал другой — он уже стреляет.

Я очень вовремя успел произвести эти нажатия. Луза, вскочивший на ноги и пинком отшвырнувший с дороги злополучный ящик, а затем и покинутый мной трухлявый стул, уже нависал надо мной, когда пуля в упор долбанула его под ребра. Самое место, если без броника. Выстрелив в громилу, я не пожалел еще трех пуль, чтоб заставить Налима и того, которого мне так и не представили, шарахнуться за диван и прижаться к полу. Воспользовавшись этим, я сиганул через половину комнаты к двери, выскочил в сени. Бах! Бах! — вслед дважды долбанули из «ТТ», щепки посыпались мне на макушку с притолоки. Не жалея трехлимонного — по оценкам Лузы — костюмчика, я рыбкой вылетел с крылечка, сгруппировавшись и повалившись на бок где-то в районе поленницы. Слава Богу, что не долетел и не впаялся лбом в дрова, не напоролся ни на какой сучок, колышек или на лезвие топора, прислоненного к козлам.

Именно в эти козлы угодила следующая пуля, наугад посланная из сеней. Мне не захотелось дожидаться, пока Налим сможет прицелиться, и я еще пару раз бабахнул по смутно различимому дверному проему. На дворе было светлее, чем в доме, потому что на некоторых соседних дачах светились огоньки, да и за забором в конце улицы болтался какой-то тусклый фонарь. Поэтому я сумел увидеть, как нечто бесформенное выпадает из дверного проема и скатывается с крыльца. Разглядывать не стал, потому что мне надо было успеть перескочить от поленницы к «Волге» похитителей, а потом — к хозяйскому «Запорожцу». От «Запорожца» до ворот было всего два шага, и я, изобразив нечто среднее между «перекидным» и «фосбюри», перемахнул через полутораметровые створочки, приземлившись боком на шлак. Хозяин, сооружая, переезд через кювет, положил туда цементную трубу, а сверху засыпал шлаком. Хорошо, что у него не хватило средств асфальт положить, но все равно не очень мягко.

Впрочем, бежать мне эта спортивная травма не помешала. Я дунул вдоль по улице, под лай переполошившихся от стрельбы собак. В том, что на территории поселка не найдется ни одного отважного, кто пойдет разбираться в причинах стрельбы, сомневаться не приходилось. Да и народу по осени тут мало. Картошку уже давно выкопали, капусту срубили.

Бояться надо было только пули в спину, а потому скорость, скорость, скорость!