на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить




2

С рассвета гудит аэродром.

В воздухе самолет нашей эскадрильи. Летчики, толпясь у командного пункта, внимательно следят за воздушной акробатикой своего нового товарища. Упруго разрезая морозный воздух, он непрерывно, словно кистью на голубом полотне, чертит белые узоры. С минуту они красуются в небе, а потом блекнут и совсем исчезают.

За пилотажем с повышенным интересом наблюдает и командир полка майор Василяка. Но вот самолет оборвал свою металлическую музыку, и Василяка, не сводя с него своих маленьких глаз с постоянным хитроватым прищуром, уверенно, словно он управлял машиной, сказал мне:

— Капитан, смотри! Сейчас Коваленко начнет штопорить.

И действительно, самолет, погасив скорость, свернулся вниз, сделал несколько витков штопора и крутым разворотом взмыл вверх. Потом, приняв горизонтальное положение и как бы накоротке передохнув, снова неторопливо завертелся. В управлении машиной не чувствовалось той молодцеватой резвости, которая свойственна опытным летчикам-истребителям. Многие фигуры получались вялыми и даже какими-то тяжелыми, аляповатыми.

Смотреть на такую работу — удовольствия мало. Даже временами испытываешь какую-то досаду, и порой руки и ноги невольно двигаются, как бы желая помочь летчику.

А он упорно повторяет одну фигуру за другой. Сколько он сделал переворотов, петель Нестерова, бочек, виражей, боевых разворотов… — трудно счесть. Командиру полка, старому инструктору, привыкшему иметь дело с горячей озорной молодежью, видимо, надоело это нудное зрелище:

— Ты определил ему время в зоне, как положено?

— Нет.

Василяка недовольно хмыкнул.

— Зря! Этот может с утра и до вечера кордебалетить.

Владимир Степанович перестал следить за пилотажем. Он деловито расправил под ремнем складки своего черного реглана, чуть отодвинул назад пистолет, висевший у него сбоку, и доверительно спросил:

— Как думаешь, получится из него что-нибудь путное или нет? Ему ведь уже тридцать четыре года. По возрасту самый старый летчик в полку. Может, поздно из него делать истребителя. Человека просто можем ни за грош угробить. У него жена, дочь…

Я уже имел определенное мнение о Коваленко, но задумался.

Летчик-истребитель именно делается, но делается не в тридцать четыре года, в 17 — 20 лет. И обязательно только тогда, когда юноша полюбит эту профессию. Летать на самолете можно и до пятидесяти и более лет. А вот в тридцать четыре года только еще научиться летать на истребителе и быть хорошим рядовым воздушным бойцом — трудно. По крайней мере никто в полку не мог привести такого примера.

Для истребителя (речь идет о таких летчиках, кто истребляет врага, а не просто летает), как и для спортсмена, существует возрастной предел. Правда, среди советских летчиков есть несколько человек и под тридцать пять лет, сбивших много фашистских самолетов. Однако они летают на истребителях с молодых лет и сейчас являются большими командирами.

Коваленко — рядовой, а теперь много молодежи, уже освоившей самолеты, так стоит ли, действительно, с ним возиться? Допустим, научим его хорошо летать на боевом «яке», пошлем в бой — и он погибнет…

Василяка снова спросил:

— Конечно, мы формально ни в чем не будем виноваты. А морально?

У Алексея Порфирьевича Коваленко была трудная жизнь. Перед войной он окончил без отрыва от производства аэроклуб. Началась война — попросился на фронт. Не отпустили. Но того, кто сам хочет на фронт, не могут долго задержать. В армии окончил военно-политические курсы, и ему присвоили звание политрука. После настойчивых просьб его послали на учебу в запасной истребительный полк. Но там сказали, что для истребителя он не подходит: стар.

Тогда он «дезертировал» из тыла на фронт. На фронте попал на глаза внимательному человеку — командиру нашего 5-го истребительного авиационного корпуса генералу Д. П. Галуневу. Тот направил его к нам в полк: попробуйте, поучите, из него должен выйти истребитель.

Василяка предложил мне заняться Коваленко. Я всегда имел дело с профессиональными военными летчиками. Этот же — сугубо гражданский человек. Только война заставила его стать военным. Он выбрал самую беспокойную профессию в авиации — истребителя. И уверен, что будет истребителем. Ну как такому не помочь!

Уверенность в себе и настойчивость — главные условия успеха в любом деле. Люди, не верящие в свои силы, не могут побеждать Такие в тяжелые минуты способны только на отчаянность, которая, как и трусость, спутник поражения, А что касается возраста — у Алексея богатырское здоровье и сила. Они в содружестве с его напористым и рассудительным характером компенсируют задор молодости.

Я полетал с Коваленко на учебном истребителе и выпустил самостоятельно в полет на боевом. Теперь изредка, когда в небе не было жарких боев, он летал на фронт. И все же за него пока болит душа. А Василяка напоминанием о жене и дочери Коваленко усилил эту боль. И я заколебался. Не лучше ли его отставить от полетов на истребителе и предложить перейти в бомбардировочную или штурмовую авиацию? Там не требуется такой виртуозности в пилотировании, как у нас.

Летчик закончил тренировку в зоне и пошел на аэродром.

— Посмотрим, как сядет, — не без надежды сказал я командиру полка.

«Як» приземлился хорошо. Вернее — отлично, но когда летчик неважно пилотировал, замечательная посадка блекнет.

Коваленко рулил по аэродрому неторопливо, но споро. К нам подошел тоже не спеша, с хозяйской, деловитой независимостью, словно он и не является нашим учеником. Высокий, стройный, сейчас в меховом комбинезоне и шлемофоне, он выглядел грузным, неуклюжим. Сосредоточенное, чуть угрюмое широкое лицо раскраснелось и было потным. По нему нельзя было определить: доволен он полетом или нет. Лицо говорило только об одном — летчик много потрудился.

— Товарищ майор, — глуховатым басом обратился Коваленко к Василяке, — разрешите доложить командиру эскадрильи о выполнении задания.

— Разрешаю, — с официальной подчеркнутостью произнес командир полка, оценивающе глядя на летчика.

— Не устал? — спросил я, когда выслушал Коваленко.

— Нет. Разрешите еще слетать?

— На сегодня хватит. При пилотаже большие перегрузки. К ним нужно привыкать постепенно, а то можно надорваться. Между прочим, у тебя стало получаться значительно лучше. Сдвиги есть.

Обычно на такие одобрительные слова летчик отвечает довольной улыбкой. Коваленко же удивленно насторожился и твердо заявил:

— Сдвиги есть. Но в пилотаже тренироваться нужно еще много.

— А что, по-вашему, является главным для истребителя? Стрельба или пилотаж? — спросил его Василяка.

— Высший пилотаж, — не задумываясь, ответил летчик. И я с ним был согласен. Для него сейчас это основа. Но командир полка бросил на меня осуждающий взгляд и, отпустив Коваленко, упрекнул:

— Это твоя работа. Какой же из него получится истребитель, если он не понимает, что главное в нашем деле — воздушная стрельба. Ну, научишь летать, а кто за него будет сбивать самолеты?

Техника пилотирования — основа, на которой зреет мастерство истребителя. И не зря сейчас, когда наш полк получил короткую передышку от боев, а пришедшее пополнение летчиков еще как следует не освоило самолет, нам приказали летать только на пилотаж, строем и на учебные воздушные бои. Учить стрелять таких летчиков — это же равно, что заставлять бегать малыша раньше, чем он будет уверенно ходить. Нам даже не разрешили пои/тно отрабатывать стрельбы по конусу. Это отвлекло би от овладения техникой пилотирования.

Другого выхода у нас не было. Война не ждет. У врага тоже молодежь приходит из школ с неважной подготовкой. А летчику, хорошо освоившему самолет, не представляет особой трудности научиться стрелять прямо в бою по противнику. Мы, «старики», сейчас имеем возможность нашу молодежь надежно прикрывать в бою. Теперь мы хозяева неба. Поэтому я решительно заявил:

— — Стрельба — последняя, высшая ступень подготовки…

— Нет! Стрельба — главное! — перебил Василяка. — Машина, пилотаж, летчик… — все для огня.

Я пожимал Владимира Степановича. Работая инструктором в школе, где курсанты только знакомятся со стрельбой по воздушным целям, он сам не мог хорошо освоить этот вид боевой подготовки. Иногда людям то, чего они не сумели достичь по своей специальности, кажется очень сложным Поэтому мне сейчас не хотелось говорить с командиром: полка о том, что является главным в профессии летчика-истребителя, и я спросил:

— Какое ваше окончательное решение о Коваленко?

— Коваленко, Коваленко, — недовольно проворчал Василяка и, махнув рукой, развалистой походкой, сутулясь, словно под тяжестью, грузно зашагал на КП.



предыдущая глава | Под нами Берлин | cледующая глава