Глава 2

В этот же день я потерял связь с Сашей. Я звонил ей в гостиничный номер, в Москву. Помня обещание вернуться раньше, каждые полчаса тревожил номер телефона ее квартиры в Тернове. Сейчас мое ментальное состояние было сродни тому, когда я ехал с Рольфом в поезде. Глупая, ненужная, бесчувственная качка, когда не хочется ничего делать. Голова не работает, организм замер. За два дня до того, как пес выздоровел, и за час до прихода с работы Алексея Холкина я набрал номер служебного телефона Пащенко.

– Антон?! Черт тебя побери! Куда пропал?! Я же сказал – сразу дай знать о себе!..

Далее шло длинное, изысканное, идиоматическое выражение.

Когда он иссяк и я почувствовал, что он приготовился к новому штурму, теперь уже – информационному, я вмешался:

– Вадим, у меня слишком много проблем. И все они начинаются с фамилии «Пащенко». Я признаюсь честно: кроме того, что меня подставил Лукин, я совершенно ничего не понимаю. У меня на руках едва не умер Рольф. Возвратиться мне в Тернов, Вадим? Или еще какую умную вещь подскажешь? С двойными билетами, с потерей удостоверения? Что происходит, друг?

На другом конце связи послышался вздох. То ли облегчения, то ли обреченности. Расстояние ретушировало оттенки чувств. Однако пауза была. А по сему – темна вода в облацех! Оставалось выяснить, что из того, о чем я размышлял, – правда, а что – паранойя. Хотя паранойей мне казалось все.

– АНТОН, ОТДАЙ ЧЁРТОВУ СОБАКУ.

Вадим, Вадим…

За долгие годы дружбы мы научились понимать друг друга с полуслова. С полужеста. А ты – так откровенно… «Отдай чертову собаку». И этот вздох… Дальше можешь ничего не говорить. Ты в курсе всего, Вадим.

Я повесил трубку. Теперь, без Пащенко, мне трудней во сто крат. Я предан вокруг. Всего одна ложка сахара заставила засахариться и встать колом, превратиться в неудобоваримое месиво то, что нарабатывалось годами. Взаимопонимание и дружба.

Почувствовав себя в западне, мой мозг стал совершать диковинные, многомиллионные операции в секунду. Передо мной поплыла кухня Холкина. Информация выбрасывалась на экран моего сознания телеграммными выкладками.

Первое. В розыск меня не выставят, потому что я не допрошен по убийству официально.

Второе. Меня «повели» сразу после моего отъезда из Тернова.

И тут.

Черт меня побери…

Почему я раньше не сказал себе эту фразу: «МЕНЯ ПОВЕЛИ СРАЗУ ПОСЛЕ ОТЪЕЗДА ИЗ ТЕРНОВА»?!

Может быть, я ее и говорил, но она прозвучала для меня ясно только сейчас!

Если бы меня «сдал» прокурор, то меня на вокзале Новосибирска не искали бы через некоторое время, а уже встречали бы вместе с собакой! У тех, кто меня искал, произошел «прокол» на направлении, обратном столице Сибири. Поэтому меня стали искать в направлении обратном. Это Вадим «увел» меня от них…

Убедиться в том, что происходит на самом деле, можно было лишь одним способом.

– Извини, Рольф. Сегодняшняя прогулка будет без тебя.

У меня был второй комплект ключей от квартиры, так что за проникновение к себе домой Алексея можно было не беспокоиться. Придавливая позывы совести за неблаговидный поступок, я разыскал у него в шкафу кусок эластичного бинта. Что-то мне подсказывало, что он мне сегодня обязательно пригодится. Как и дубинка Виолетты Штефаниц. Я разве не говорил, что не выбросил ее?

Мишу из «железки» долго искать не пришлось. Гораздо больше времени я потратил на то, чтобы добраться до железнодорожного вокзала. Сейчас главное – не столкнуться с Йети или с кем-нибудь из его джаз-банды. Не хватало только их дружеского – «Судья, ты куда пропал?!». Эта рок-группа мне понадобится чуть позже.

Вот и Миша. Та же нестираная рубашка, те же измятые погоны с тремя желтыми лычками. Судя по всему – зубы у него здоровые, ибо только такими можно наесть такое лицо. О лицо Миши можно ломать бейсбольные биты. Моя дубинка во внутреннем кармане куртки шептала мне: «Антон Палыч, может, уйдем, а?». Уйти я не мог. Стремление к истине, свойственное судьям, помноженное на любознательность бывшего следователя прокуратуры, мешало мне вернуться.

Миша курсировал по вокзалу, как бригантина со сломанной астролябией. Повторяя его путь в десятке метров позади, я чувствовал себя полным идиотом. «Железный» Миша выпил на халяву у стойки закусочной уже три стакана чая и, втихаря за углом, бутылку пива. После этой гремучей смеси я ждал момента истины. Но молодой сержантский организм продолжал стойко держаться. Он пережевал еще два пирожка с капустой и направился на улицу. Если он и сейчас не пойдет в туалет, то это не российский милиционер, а киборг. Однако, вопреки мнению о том, что все воспитанные люди должны оправлять естественные надобности в соответствующих для этого местах, сержант Миша, на ходу прикладываясь свободной от дубинки рукой к ширинке, стал сворачивать за угол вокзала.

Я терпеливо ждал, любуясь картиной. Вот он, символ вокзального милиционера – сержант Миша, прогнувшийся к стене. Могучая, обтянутая в засаленную форму фигура защитника закона, стремящаяся одной рукой удержать два предмета. Вторым предметом было резиновое изделие ПР-73. Молодой человек был настолько увлечен прогоном через свой организм чая с пивом, что вряд ли чувствовал, как позади него на кисть своей правой руки наматывает бинт хорошо знакомый ему мужик. Я не зря употребил термин «чувствует». Человек, ведущий борьбу с криминалом, не слышит, а чувствует. Особенно это относится к чувству собственной опасности. Это у него на уровне подсознания. Миша с криминалом не боролся. Судя по его спокойным водящим движениям, он был очень далеко от этого места. Я ждал. Ждал, потому что прекрасно знал – в такие мгновения человека даже змея не жалит. Хотя имел полное право прямо сейчас вдолбить его бестолковый лоб в серую стену вокзала. И выиграл бы на этом в два раза. Но я ждал.

В студенческие годы я боксировал в среднем весе. После института похудел, потом набрал лишнего жирка, но сейчас уверен – остался в том же весе. Мише я проигрывал килограммов пятнадцать веса и лет десять жизни. Еще при первой встрече я заметил на правой стороне его измятой куртки два почетных знака. «Участник боевых действий» и «Кандидат в мастера спорта». С Чечней все ясно, а вот с «кандидатом»…

Сложив внизу живота руки, я оценил окончание процесса у стены. Год назад я купил утюг «филипс». Прочитав там одну из функций «отсекатель капель», рассмеялся. Сейчас я хорошо понимаю, о чем шла речь. Утюг нужно хорошо встряхнуть…

Миша повернулся ко мне лицом в тот момент, когда застегивал последнюю пуговицу форменного гульфика…

У меня получилось даже лучше, чем я рассчитывал. Перворазрядником я был целых десять лет назад, но талант, как видно, не пропьешь. Мой первый тренер всегда говорил: «Струге, если есть такая возможность, то бей в подбородок». Я не понимал, зачем бить в подбородок, если можно ударить в глаз. Сиреневый закат на минуту обеспечен. На что мой первый тренер возразил: «После удара в подбородок обеспечен не только сиреневый закат, но и сиреневый рассвет». Дважды я это испытал на ринге.

Сейчас это испытал Миша. Не знаю, в каком виде он был «кандидатом» и в каком теперь уже не скоро станет мастером. Мой прямой правый в его подбородок с переносом центра тяжести всего тела можно было записывать на видеопленку для школьного учебника бокса.

– Судья Струге… – шептал я, подтаскивая за плечи Мишу к входу во владения Йети. – Если бы жить тебе не хотелось, ты бы это делал? Ох, Лукин, ну, Лукин…

Где-то на полдороге к «царству Аида» сержант пришел в себя. И сразу потянулся ко мне своими полуметровыми клешнями…

Остаток пути я проволок его без проблем. Вот этот ящик, на котором меня угощали какой-то брагой, десяток рваных матрацев и… И эта вонь. Раздирающая ноздри и легкие вонь. А ведь здесь живут люди. По своему строению совершенно идентичные мне и Мише.

С пояса горе-коррупционера я снял наручники и намертво пристегнул его к металлической скобе на стене. Это на время. Сержанта я здесь не оставлю. Форма есть форма. И какой бы ублюдок ее ни носил, я ее уважаю. Форма не виновна в том, что ее носит подонок по имени Миша. Он очень быстро пришел в себя. Не понадобилось ни минералки, ни ваты. Судя по всему, мой кандидат был не из шахматистов.

– Миша… – Я присел перед ним на корточки. – Есть два варианта. Один – хороший, второй – плохой. Какой выбираешь?

Миша выбрал второй.

– Ты – труп, сука. Я порву тебя…

– Придется встать в очередь, – вздохнул я. – Понимаешь, парень, ситуация складывается так, что от твоих ответов зависит – будешь ты здоров или нет.

– Ты же судья! – усмехнулся сержант. – Тебе этого делать нельзя-я-я.

– Понимаешь ли, Миша… Я на самом деле – СУДЬЯ. Ты слышал когда-нибудь такое выражение: «Спокойно зри на правых и виновных, Не ведая ни жалости, ни гнева»? Нет? Это из пушкинского «Бориса Годунова». Это мой девиз. Я вырезал его складным ножом на торце столешницы своего судейского стола. Когда какой-нибудь подонок, типа тебя, меня заводит и мне очень хочется встать и задушить его, я опускаю взгляд и читаю эту фразу до тех пор, пока СНОВА НЕ СТАНОВЛЮСЬ СУДЬЕЙ. После этого продолжаю. Сейчас этого стола здесь нет. Ты понимаешь – о чем это я? Итак, кто тебя просил меня найти?

– Пошел ты…

– Да что же это такое?! – со злостью и разочарованием выдавил я. – Ты что, не понял, КТО – Я, ты, козленыш?! Я здесь тоже судья!

Чувствуя, что мной овладевает гнев, я пытался успокоиться, но перед моими глазами снова и снова вставал, как живой, Сергеич – ни в чем не повинный старшина милиции Шилков. У него остались жена, двое детей и собачка. На кой черт им сейчас оды начальника ГУВД – «Был отличным милиционером, свято и честно берег честь сотрудника милиции…»?! Жена потеряла мужа, а дети – отца. Мать моя, и этот подонок помогает им!

Я потом очень стыдился этого своего поступка. После 1996 года, когда все «проголосовали сердцем», настала новая жизнь, я своей первой жене всегда внушал: «Говори с людьми так, чтобы у тебя потом вставал сам собой вопрос – а достаточно ли тактично я с ними обошлась?». То есть – борись за себя. Она эту истину не приняла, потому как была увлечена новаторством в мире зарабатывания денег. Бог с ней, я всегда желал ей счастья. Но дело не в этом. Когда я остыл, а Миша стал соображать элементарные истины, он выдал:

– Мне за тебя давали сто баксов. За то, чтобы сообщил…

Далее он мне рассказал, что некий дядька, если верить Мише – из Городского УВД Тернова, представившийся Ступицыным, позвонил в Железнодорожное РОВД города Новосибирска замначальнику уголовного розыска.

– Попову, Попову он позвонил. – Миша свободной рукой размазывал кровавые сопли. – Они со Ступицыным земляки, с Орловщины.

– Плевать. Дальше!

– А Попов сказал мне, что если я хочу хорошо заработать, то должен на вокзале или прилегающей территории найти…

Дальше я услышал полностью свое имя, отчество, фамилию и должность. Приятно знать, что тебя знают во всей стране.

– Все?

– Абсолютно.

Отстегивая Мишу от скобы, я поучал его, как заботливый отец:

– Мишенька, сейчас я тебя отпущу. И ты должен сделать так, чтобы я тебя никогда в жизни больше не увидел. Но тебя должен ровно через два часа увидеть Попов, которому ты сообщишь, что я с какой-то четвероногой скотиной убыл в город Тернов. Помешать мне ты не смог. Короче говоря, отмазку найдешь сам. Судя по тебе, ты мастер на такие дела.

Поднимаясь по крутой лестнице на свежий воздух и чувствуя за своей спиной свистящее дыхание из сломанного Мишиного носа, я не удержался, чтобы не спросить:

– Миша, а ты «кандидат в мастера» по какому виду-то?

– По дзюдо…

Модный спорт. Далеко пойдет.