Глава 10
– Вот видишь, она так и не может меня простить! И молчит, и молчит целый день... С ума сойти можно!
При этих словах мужа Андромаха, с преувеличенным старанием начищавшая закопченный глиняный горшок, обернулась через плечо и сердито бросила:
– О чем же прикажешь говорить, муж мой? Все, что происходит сейчас, и без слов понятно, а о прошлом ты, как я теперь поняла, не хочешь разговаривать со мной... Ты мне ничего не рассказывал, и я не дерзаю спрашивать!
– Я рассказывал тебе все, все, что со мной было, чуть ли не со дня рождения! – воскликнул Гектор. – А если я о чем-то умолчал, то только о том, что могло бы тебя огорчить!
– И как часто в твоей жизни бывало что-то, что теперь бы меня огорчило? – уже совсем резко спросила молодая женщина и вновь принялась яростно скоблить горшок, все ниже опуская голову, лишь бы мужчины не видели, что она плачет.
– И вот так третий день подряд! – с отчаянием воскликнул Гектор, бросая на Ахилла почти умоляющий взгляд – Скажи ей, прошу тебя, что мы с тобой об этом говорили и что я объяснял тебе, почему не мог...
– Да хватит тебе, наконец! – не выдержал Ахилл. – В чем ты оправдываешься?! Что в двадцать семь лет, или сколько тебе тогда было... что ты в этом возрасте женился, не сохранив до того целомудрия?! Гектор, но это же безумие!
– Ты это Андромахе скажи... – мрачно произнес троянец, в досаде обламывая уже десятый или двадцатый корешок на стене грота и кидая его в слабо тлеющий очаг.
– А по-моему, – усмехнулся Ахилл, – все дело только в том, что у вас в Трое женщинам слишком много позволено. И они до того привыкли делать то, что им угодно, что решили даже судить своих мужей. Так вам и надо!
Андромаха бросила на него быстрый взгляд и опустила глаза, понимая, что раздражение Пелида вызвано на самом деле вовсе не ею и не словами Гектора. Но Гектор, которого размолвка с женой привела в самое мрачное расположение духа, воспринял слова базилевса как обиду.
– Много позволено? Ты так считаешь? – его голос задрожал от негодования. – Может быть. Но наши женщины до сих пор не убегали от своих мужей с заезжими красавцами!
Ахилл вздрогнул, отбросил в сторону лук, на котором перетягивал тетиву, и проговорил глухо и резко:
– Этого не случалось, потому что во всех прочих землях мужчины чтут хозяев, у которых гостят, благодарны им за гостеприимство и не соблазняют чужих жен! В моей земле ни один мужчина не станет красть жену у принявшего его в свой дом человека. Этого не сделает даже последний рыбак, не то что царский сын!
Краска, залившая лицо Пелида, и его грозно сверкнувшие глаза испугали Андромаху, которая уже отчаянно жалела, что стала причиной этой столь внезапной ссоры. Она хотела бы вмешаться, но не могла придумать, как это сделать. А Гектор, тоже раздраженный и распалившийся, не смог вовремя остановиться.
– А в нашей земле мужчины сами отвечают на обиды, а не тащат за собой всех окрестных царей, чтобы посчитаться с обидчиком! Удобнее всего прикрыть свое бесчестие бесчестным поступком женщины!
– Бесчестие?! – крикнул Ахилл, вскакивая так, что его голова почти коснулась свода лесного грота. – Ты сказал «бесчестие»? Да?! Это в Трое так принято – называть подлость своих бесчестием чужих?!
Его лицо исказилось, стало страшным, каким бывало в мгновения битвы, и Андромаха, вскрикнув от испуга, бросилась между ним и Гектором, как будто она смогла бы остановить Ахилла... Но уже в следующее мгновение Пелид перевел дыхание, резко отвернулся, потом вновь посмотрел на своего пленника и проговорил совершенно другим тоном и голосом:
– Прости меня, Гектор! Я тебя оскорбил. При том глупо и незаслуженно.
Это было так не похоже на прежнего Ахилла, что Гектор сначала не нашел, что ответить, только в изумлении смотрел на залитое краской лицо мирмидонца. Потом тихо произнес:
– И ты меня прости. Я гнусно воспользовался тем, что ты не можешь мне ответить. Ты же никогда не ударишь раненого...
– Ударить? Да мне и в голову не пришло! Просто мы оба не в себе... А посмотри-ка, как Андромаха кинулась тебя защищать! Вот тебе и ответ, простила или нет.
И он, отвернувшись, вышел из грота.
Гектор посмотрел на жену, все еще испуганно замершую в изголовье его ложа, и тихо попросил:
– Помоги мне подняться.
– А тебе можно вставать? – прошептала она. – Еще вчера было плохо.
– А сегодня хорошо. Помоги. А то ведь я и сам встану.
Подавляя головокружение, он вышел из грота и огляделся. Ахилл сидел на другом конце поляны, привалившись к одному из валунов, и что-то чертил сучком на земле. Гектор подошел к нему и, стискивая зубы от напряжения, опустился рядом.
– Что с тобой? – спросил он.
– Ничего. Все в порядке, – глухо ответил базилевс. – А ты как?
– Лучше. Куда лучше.
Ахилл искоса глянул на него.
– Я так и не спросил, зачем тебя понесло в рощу? Ты в самом деле кинулся меня спасать?
Гектор смутился.
– Ну... Я знаю Пентесилею. Когда Андромаха вышла из грота, потом вернулась и сказала мне, что идет бой ахейцев с амазонками, я понял, что будет поединок. Не знаю, как у меня хватило сил столько пройти. И как случилось, что я пришел именно туда, куда надо было.
– Спасибо, – голос Ахилла совсем потух и стал вновь очень спокойным. – Сегодня она уехала.
Они помолчали, и вдруг Пелид, не выдержав, сжал виски ладонями и застонал.
– Мне больно, Гектор! – воскликнул он, и в голосе его прозвучали детская беспомощность и обида. – Мне больно, и я ничего не могу с этим поделать. Эта женщина будто что-то вырезала у меня в груди... У меня никогда не было такой боли. Что мне делать?
Гектор положил руку на плечо базилевса.
– Это пройдет, – сказал он тихо.
– Нет, – покачал головой Ахилл. – Не пройдет. Я знаю.
– Пройдет так или иначе. Завоюй ее, раз она тебе так нужна.
– Ее нет. Она уехала.
– Она может вернуться. Или ты, когда будет заключен мир, можешь поехать в Темискиру.
– Что толку, Гектор? Она любит тебя.
Троянец засмеялся.
– Она не может любить меня, Ахилл. Она рождена любить победителя. А я побежден.
– Но я хотел бы, – прошептал Пелид, – чтобы она полюбила не «великого Ахилла», не победителя, а меня, просто меня! Мою душу, мою суть.
– Неужели не понимаешь? – в голосе Гектора было такое тепло, что герою поневоле стало легче. – Это же и есть твоя суть. Ты по сути победитель. Ты даже себя победил. Пентесилея поймет это, в конце концов…
Некоторое время они молчали. Лес качался и шумел от налетевшего ветра.
– Знаешь, Гектор, – сказал вдруг Ахилл совершенно другим, ровным и спокойным голосом, – я думаю, вам с Андромахой пора возвращаться в Трою.
Гектор вздрогнул.
– Ты... отпускаешь меня? А переговоры?
– Для переговоров и перемирия будет, пожалуй, лучше, чтобы ты находился в Трое. Приам мне сказал, что его братец Анхис снова устраивает какие-то козни... Вчера Агамемнон обронил, что власть Приама может пошатнуться, потому что не имеет твердой опоры, и как тогда вести переговоры? А Одиссей прямо сказал, что был бы уверен в заключении мира, если бы за Приамом по-прежнему стоял Гектор, но Гектора-то, мол, нет, и от пэтому он сомневается. Словом, нужно, чтобы ты был там.
Троянец задумался.
– Но если я появлюсь в Трое, это тут же станет всем известно. И что ты тогда скажешь Атридам и всем остальным?
Базилевс пожал плечами.
– Скажу правду и расскажу, как все было. Они будут в бешенстве, но сделать уже ничего не смогут.
Наступило молчание.
– Я понимаю, – сказал, наконец, Гектор. – Но мне бы не хотелось тебя оставлять, пока тебе так трудно, Ахилл.
– Я справлюсь, – коротко сказал Пелид – и вдруг тихо рассмеялся.
– Ты что? – удивленно спросил Гектор.
– Мне пришло в голову... Еще два дня назад, когда ты, зеленый от боли, еле держась на ногах, притащился спасать меня от Пентесилеи… Я подумал, что так боялся за меня и так обо мне заботился только один человек на свете. Понимаешь, кто? Да, мой Патрокл... Почти забавно, да?
– Вот что, Ахилл... – Гектор снова взял его за плечо и, когда тот обернулся, твердо посмотрел ему в глаза. – Ты окончательно решил меня отпустить? Уже никаких сомнений?
– Я же сказал тебе! Сегодня к ночи ты будешь в Трое.
– Если так, я должен тебе рассказать, как это было. Как было на самом деле.
– Что? – не понял Ахилл.
– Как погиб Патрокл.
– Я же и так знаю.
– Не знаешь. Ахейцы были далеко. Только Менелай и двое-трое его воинов были на небольшом расстоянии, но они... Словом, выслушай меня, прошу тебя! Для меня это очень важно.
– Говори. Слушаю… – голос Пелида звучал глухо.
– Ты знаешь, тебе это говорили наверняка, что, когда твой друг появился на поле боя в твоих доспехах, я принял его за тебя. Все наши воины кричали: «Ахилл! Ахилл!» и беспорядочно отступали. Я тоже отступил, видя, что вот-вот останусь один и что ахейцы наступают следом за тем, кого я считал тобой... Он бросился меня преследовать. Его кони были резвее моих, и вот мы оказались почти у самых Скейских ворот. Я остановился, понимая, что он может ворваться за мною в город. Он был совсем близко, и вот тут я разглядел его лицо. Шлем был надвинут, но и под его выступом я сразу увидел, что меня преследует вовсе не Ахилл, а Патрокл! Помню, я чуть не закричал от бешенства! От кого я бежал?! Я крикнул ему, чтобы он поворачивал назад, что я его узнал, и если он не оставит меня в покое, то поплатится за свою самонадеянность. Он засмеялся: «Что же, выходит, ты и меня боишься, Гектор? И ты – самый отважный из всех троянцев?! Остальные, значит, бегают от женщин и грудных детей?!» Он нарочно выводил меня из себя, но я не хотел с ним драться.
– Почему? – спросил Ахилл.
Гектор усмехнулся.
– Только из осторожности. Я понимал, что, если убью его, мне придется драться с тобой... В душе я, быть может, иногда об этом и мечтал... Но я же не сумасшедший. За эти годы я, как и все, понял, что поединок с Ахиллом – это смерть, а от меня слишком многое зависело. От меня зависело самое существование Трои... Словом, я искренне хотел, чтобы Патрокл повернул колесницу. Вместо этого он двинулся прямо на меня. Я крикнул ему: «Стой, или погибнешь!» И вот тут он снова засмеялся и ответил: «Я знаю, Гектор, что не мне тягаться с тобой. Но я здесь вместо Ахилла. И уж коль скоро я осмелился надеть на себя его доспехи, я не имею права отступить! Остальное решит судьба!» В его отваге было что-то совершенно детское, незащищенное... Я почувствовал, что не хочу его убивать! Но он уже бросил копье.
Мой возничий Кебрион прикрыл меня собой и упал мертвый. Это было напрасно: мои доспехи и щит вполне могли выдержать. Тут подкатил на своей колеснице Менелай и с ним еще несколько его воинов, и мне пришлось вступить в бой за тело Кебриона, лучшего из троянских колесничих. Я отбросил назад Менелая, но на меня снова налетел Патрокл. Мое копье было далеко, я обнажил меч, и мы сшиблись друг с другом... И вот тут мне захотелось проверить, так ли крепки Ахилловы доспехи, как о них говорят. Я ударил прямо в середину нагрудника. Он выдержал. Меч скользнул вниз, и как раз в этот момент Патрокл снова рванулся вперед, и лезвие моего меча вошло ему в бок. Он согнулся, отступил... Кровь из раны брызнула во все стороны, попала мне на грудь, в лицо... Патрокл зашатался, его лицо стало серым от боли, он пытался вновь замахнуться, но рука не слушалась его. Я сказал тогда: «Ну что, с тебя довольно? Кажется я тебе доказал, что и в доспехах Ахилла ты двадцать раз не Ахилл! Убирайся, или я тебя добью!»
В это время на помощь мне спешил от Скейских ворот Эвфорб, один из наших храбрейших воинов. Эвфорб увидел меня в крови, увидел, что Патрокл снова заносит меч... Думаю, он решил, что ранен именно я, и что мне угрожает опасность. Он сбоку напал на Патрокла, и я увидел, как он наносит удар копьем. Копье вошло под правую руку, туда, где нагрудник отставал от тела: твои доспехи неплотно сидели на твоем друге... Наверное, наконечник достал сердце! Патрокл повернулся к Эвфорбу и вонзил свой меч ему в грудь с такой невероятной силой, что пробил легкие доспехи и проткнул его чуть не насквозь! Эвфорб рухнул мне под ноги мертвый. А Патрокл стал медленно оседать на землю... И вдруг сказал: «Вот, Гектор! Все же не ты убил меня! Даже обидно…».
– Боги! – простонал Ахилл, задыхаясь. – Значит не ты?!..
– Не я. Хотя, что там... возможно, и я: рана в боку тоже могла быть смертельной.
– Нет! – крикнул Пелид. – Я видел ее – она не была смертельна, он бы поправился!
– Но все равно, – настаивал Гектор, – я первый его ранил. Эвфорб не справился бы с ним, не будь он едва жив. Я – причина его смерти.
– Причина его смерти – я! – голос Ахилла сорвался и охрип. – Я из-за своей дурацкой гордости не стал участвовать в сражениях, я дал ему доспехи, которые его и погубили – не только потому, что в них ты принял его за меня, но и потому, что они болтались на нем и оставляли уязвимые места... Но... но... почему ты мне не сказал этого раньше?!
– Когда это? – поднял брови Гектор. – Уж не перед поединком ли? И ты бы стал меня слушать?
– Не стал бы! – Ахилл с трудом перевел дыхание. – А... потом?
Гектор покачал головой.
– Потом, когда я был у тебя в плену? Да ведь ты бы мог счесть это просто ложью. Ложью из трусости. Я и так предостаточно осрамился перед тобой, Ахилл. Я и сейчас, может быть, не должен был рассказывать, но... ты стал мне очень-очень дорог, и я не мог больше жить с мыслью о том, что мы никогда не сможем быть настоящими друзьями потому, что между нами кровь Патрокла.
– А зачем ты хотел отрубить ему голову? – тихо спросил Пелид.
– И не думал делать этого! – воскликнул Гектор. – Троянцы никогда такого не делают, вспомни... Я взмахнул мечом только для того, чтобы разрубить застежку плаща – мне было иначе не снять нагрудник, а я торопился. И тут на меня налетел Менелай с воинами и завязался бой.
– Менелай! – вскрикнул Ахилл, и его глаза блеснули прежним недобрым блеском. – Почти все ахейцы были далеко, я помню. Они не могли видеть, как все происходило. Но Менелай... Он-то был рядом. Он видел все! Он не мог не заметить, кто на самом деле нанес удар копьем. Но он сказал мне, что это был ты!
– Ты мне не веришь? – тихо спросил Гектор.
– Абсолютно верю. Я не верю ему. Но для чего он солгал?!
– Мы подняли тучу пыли, – возразил было Гектор и тут же покраснел: – Да нет, ты прав – он все видел. Просто им было нужно, чтобы ты меня убил. Они двенадцать лет пытались и не могли это сделать!
Когда стемнело, Ахилл подкатил к апельсиновой роще на своей колеснице. В лагере удивились, увидав, как он запрягает коней и уезжает, но никто не посмел что-либо спрашивать, а кто что подумал, теперь не имело никакого значения.
– Как удобно! – воскликнул Гектор, довольно легко взбираясь в повозку и устраиваясь на ее дне, на груде заботливо сложенных там овечьих шкур.
На самом деле боевая колесница вовсе не была удобна для езды втроем, при том, что один из ездоков расположился в ней полулежа. Андромахе пришлось встать у другого борта, ухватившись за него руками, а Ахиллу ступить на самую кромку днища, перед медными кольцами, к которым крепилась упряжь.
Луна показалась над горизонтом и покрыла равнину своим мягким светом. Колесница вынеслась из рощи и помчалась по открытому пространству, прямо к Троянской стене, которая возникла впереди неровной чертой и приблизилась, в неверном лунном свете почти черная, со светлым пятном посередине. То сверкали своими мраморными столбами и серебряной обшивкой Скейские ворота...
И вот Пелид натянул поводья и остановил коней на расстоянии шагов в двести от ворот. Сверху, со стены, за ними уже следили караульные, кто-то указывал рукой на непонятных пришельцев, кто-то накладывал стрелу на тетиву лука, не собираясь стрелять, но на всякий случай...
– Отсюда ты дойдешь? – спросил Ахилл, помогая троянцу сойти с повозки.
– Дойду.
– Ну, тогда все. Прощай, Гектор! Когда будет заключен мир, возможно, мы еще сможем увидеться, если ты того захочешь. Прощай, Андромаха!
Она опустила голову, потому что плакала. Молча просунула руку под локоть мужа, чтобы его поддержать, хотя он стоял твердо...
– Идите! – нетерпеливо проговорил базилевс. – Вон, там, на стене, уже волнуются – кто бы это мог быть...
Но Гектор колебался.
– Ты веришь мне, Ахилл? – голос Приамида против воли задрожал. – Нет, я не так спросил... Ты мне доверяешь?
Ахилл улыбнулся, и улыбка выдала все, что так долго скрывалось за невозмутимым выражением лица – усталость, тоску внезапно нахлынувшего одиночества...
– Я доверяю тебе. И ты это знаешь.
– Тогда позволь мне хотя бы как-то отблагодарить тебя за все, что ты сделал для меня и Андромахи. Сегодня ты вернул мне свободу. Но я и не чувствовал себя твоим пленником, разве что в самые первые дни... Я был твоим гостем, Ахилл. И сейчас приглашаю тебя в гости в свой дом. Пойдешь?
– Туда?!
Герой ошеломленно кивнул в сторону Скейских ворот.
– Ты сказал, что доверяешь мне, – Гектор твердо смотрел ему в глаза.
– Тут, скорее, речь о том, доверяешь ли ты мне! Что будет с троянцами, если я войду в эти ворота?
– Когда они узнают, что ты сделал, они будут славить тебя, как бога! Раз ты твердо решил больше не скрывать правды от ахейцев, то пускай ее первыми узнают троянцы. Я честью моей ручаюсь за своих сограждан.
– Я никого не боюсь. Но... но...
– Ты не хочешь увидеть Трою?
– Хочу!
Ахилл сам изумился тому, как поспешно и решительно он ответил. До этого вечера он продолжал думать, что ненавидит этот город... И он пойдет туда без оружия, без доспехов?.. Не безумие ли это!? Но Скейские ворота светились в полутьме и властно звали его войти...
– Я пойду с тобой, Гектор. Садись назад, в колесницу. Не брошу же я моих коней посреди равнины...
– О, боги! Ты пойдешь с нами?! – Андромаха захлопала в ладоши. – Какое счастье! Я просто не могла поверить, что мы расстаемся.
– И я не мог поверить! – сказал Ахилл, трогая коней.