ПЕСНЯ МАЛЕНЬКОЙ ЗВЕРЮШИ
Очень смешной сегодня день,
Облака бегут по небу,
Как много больших и маленьких мышей
За своим солнечным сыром.
А под сосной лежат иголки,
Рыжие и приятные для лап.
Здравствуй, белый лесной колокольчик!
Не давай слизняку себя съесть.
Глупый мягкий слизняк,
Ешь лучше что-нибудь другое.
Вот тебе мягкая травка,
Она очень свежая и тебе понравится.
(Бедная моя задняя лапа,
Этот сучок был ужасно острый.)
Здравствуйте, толстые бабочки!
Я знаю чудесное место,
Где не летают голодные птицы,
Зато много цветов с нектаром.
Хорошо придумал Господь,
Что для бабочек есть нектар,
А для цветов есть толстые бабочки,
А у них есть мохнатые спинки и лапы,
Которые таскают на себе пыльцу.
(Где-то у меня был пирожок,
Неужели я оставила его дома?)
А потом в цветах получаются семена,
Которые в холодный мартовский день
Можно посадить в горшочек
И смотреть, как росток будет шевелиться,
А потом высунет наружу
Два смешных зеленых уха.
А потом из него вырастет
Ого-го какое огромное!
«Тьфу, зверюшество», — фыркнул зверек, потому что всякое зверюшество казалось ему лицемерием, специально рассчитанным на зверьков. Он думал, что зверюши, оставшись одни, снимают с мордочек благодушные маски и делаются похожи на обыкновенных зверок. И только при появлении зверьков расплываются в улыбке, расчесывают усы и начинают зверюшествовать.
— Какое свинство! — сердито сказал зверек во весь голос, имея в виду не столько зверюшу, сколько башмаки, и колючие ветки под лапами, и тот факт, что капкан на медведя непременно окажется пуст.
И вдруг его облепило что-то живое, шелестящее, разноцветное, щекотное и совершенно закрыло ему весь обзор. Зверек отмахивался, но ничего не помогало.
— Не надо! Ко мне! — закричала маленькая зверюша.
Шелестящее покрывало слетело со зверька и оказалось стаей расшалившихся упитанных бабочек.
— Идемте есть нектар! — позвала их зверюша, и бабочки окружили ее, как дрожащая радуга.
— Можно подумать, они тебя слушаются, — презрительно сказал зверек, негодующе поправляя усы.
— Еще как слушаются, — пискнула зверюша, и бабочки снова облепили его.
— Фу! Фу! Отстаньте! — кричал зверек, размахивая лапами, но бабочки только беззвучно смеялись и качали крыльями.
— Хватит, летите сюда, — скомандовала зверюша, и бабочки чинно расселись вокруг нее на цветах.
— Что ты с ними делаешь? — спросил зверек, уже убежденный. — Дрессируешь?
— Не-а, — помотала головой зверюша. — Я их пасу.
— А что они, без тебя не могут?
— Могут. Но со мной им лучше. Я отгоняю птиц, вожу их на цветочные поляны, присматриваю за ними. А если дождь, увожу их под навес, чтобы крылья не промочили. А они меня любят и слушаются.
— Так они же вредные. У них эти… гусеницы… жрут все подряд.
— И вовсе не все, и потом, мы, зверюшата, специально для гусениц держим в лесу маленькие делянки: для одних сажаем капусту, для других крапиву. Или лопухи. Они там едят, а лес не трогают. И в огороды не лазят. Они знают, что если полезут в лес, там их никто охранять не будет, и сразу птицы съедят.
— Вам что — делать больше нечего?
— Есть чего. Но ведь им тоже надо помогать. Пойдем, здесь недалеко отличная полянка.
Бабочки поднялись в воздух и двинулись за зверюшей, а зверек, не понимая, к кому относится это приглашение, остался стоять на месте. И вдруг он понял, что маленькая зверюша собирается идти прямо через его секретный медвежий капкан.
— Не ходи туда! — закричал зверек, кинувшись со всех лап догонять зверюшу. — Там капкан!
— На зверюшу? — испуганно спросила она.
— Нет, на медведя, — запыхавшись, ответил зверек.
— Ты, дядя зверек, меня так больше не пугай, — надулась зверюша, и зверек стал снимать капкан, ясно понимая, что никакой медведь в него не поймается, а какая-нибудь глупая маленькая зверюша очень даже может.
— Дядя зверек, — сказала зверюша, — как ты думаешь, а будет ли дождь?
— Будет, — ответил зверек, поглядывая на небо. — По закону всеобщей подлости вещей.
— Это что еще за закон? — подозрительно спросила зверюша.
— Его открыли зверьки, — ответил усатый зверек. — Он гласит, что если может произойти что-то ужасное — оно произойдет, а если может произойти что-то прекрасное — его фиг дождешься.
— Какой жестокий закон! — уважительно сказала маленькая зверюша. — И что же, вы по нему живете?
— Приходится, — мрачно ответствовал зверек. — Мир к нам враждебен и вытесняет нас всеми способами. Вся живая и неживая природа норовит сделать нам подляну. Зверьку приходится постоянно быть настороже, чтобы сохраниться.
— Дядя зверек, а вы сейчас, случайно, не пойдете через наш город? — спросила зверюша, которая ничего не поняла в этих торжественных рассуждениях.
— Допустим, пойду, — недовольно ответил зверек. — И что?
— А вы не могли бы найти мою маму и сказать ей, что я к обеду опоздаю? Мы живем на Каштановой улице, дом три, возле него еще два больших каштана. А ворота синие в золотых звездах, вы их сразу увидите. Я просто хочу бабочек под навес увести до того, как дождь начнется. Я здесь им сделала навес из еловых лап, а внутри там травка, цветы, им уютно.
Зверек даже завыл внутри себя от того, что даже каким-то толстым бабочкам делают уютно, а ему, зверьку, никто и никогда.
— Ладно, найду, — нехотя сказал зверек, с тоской представляя себе, как зверюша ждет дочь к обеду, накрывает на стол (всякие дурацкие кружевные салфеточки, расписные чашечки, кастрюльки с вкусным паром над ними), и тут входит он, зверек, никем не званный, и попадает в глупое положение. Да еще с капканом.
— Только ты не очень-то долго с ними возись, — сурово заметил зверек. — Мать-то, поди, заждалась уже.
— Я только их отведу и самый сильный дождь пережду, — затараторила зверюша.
— Ладно, ладно, — ответил зверек и пошел в зверюшливый город.
Он сразу нашел этот дом, потому что Каштановая улица была почти у самого леса, и звезды на воротах горели ярко-преярко. Зверек подергал колокольчик у входа, и ему отворила пушистая, еще молодая и хорошенькая зверюша цвета топленого молока.