5

Капитан Панченко вернулся с обеденного перерыва в добродушном настроении, он что-то весело насвистывал, идя по коридору в сторону своего кабинета, и поигрывал связкой ключей.

А я сидел на той же самой лавке, что и Юра Леонов несколько дней назад.

Юра хотел, чтобы его выслушали. Он хотел, чтобы к нему прислушались.

Возможно, именно на этой лавке и рождалось то самое безудержное отчаяние, что позже заставило парня встать на табурет и дотянуться до крюка под потолком.

— Константин Сергеевич? — Панченко широко улыбнулся, словно встретил старого друга. — Какими судьбами?

— Хотел с вами проконсультироваться… — Я тоже улыбнулся, но про свою-то улыбку я точно знал, что она неискренна. Про улыбку Панченко я мог только догадываться.

— Вот как? — продолжал излучать благодушие и доброжелательность Панченко. Просто какой-то дядя Степа-милиционер. — Ну, с удовольствием, с удовольствием… Проходите, прошу.

Я прошел. Я сел на тот же стул, что и в прошлый раз. Я подождал, пока Панченко повесит пиджак на спинку стула, поправит рубашку и пригладит ладонью ежик темных волос на круглой голове. Когда все процедуры были закончены, Панченко посмотрел на меня и жизнерадостно поинтересовался:

— По какому вопросу вы хотели проконсультироваться? Знаете, нам буквально на днях поставили такую задачу — установить контакты с частными детективными агентствами, провести совместные мероприятия, чтобы поднять профессиональный уровень этих самых агентств…

Так что вы очень кстати, Константин. И я отметил в своем рапорте ваше содействие в расследовании обстоятельства гибели Леонова.

— Значит, программа сотрудничества с частными детективными агентствами у вас выполняется? — вежливо спросил я и этим вопросом очень порадовал Панченко.

— Конечно, — сказал он. — Надеюсь, и в дальнейшем…

— Я пришел по поводу смерти Юрия Леонова, — перебил я, и добродушия на лице Панченко слегка поубавилось. Через несколько секунд он сумел-таки изобразить на своем лице деловито-скорбное выражение.

— Да-да, — сказал он. — Ведь вы как раз ко мне приходили в тот день, когда этот парнишка сидел в коридоре, караулил меня… Да, — последовал тяжелый вздох. — Кто же мог подумать… Вы могли, Константин?

— Нет, — ответил я. — Как раз поэтому я и пришел. Мать Юрия Леонова попросила меня выяснить все об обстоятельствах смерти ее сына.

— Выяснить? — Панченко удивленно развел руками. — А что тут выяснять?

Самоубийство на почве нервного расстройства. Есть заключение медэксперта…

— Насчет нервного расстройства?

— Нет… Насчет самоубийства. То есть никаких телесных повреждений, не связанных с самоубийством, на теле Леонова не было. И матери об этом сообщили, так что пусть она не мутит воду и не загружает вас бессмысленной работой, Константин. — Подведя меня к такому выводу, Панченко вновь улыбнулся, правда, не так широко, как прежде. — Это дело закрыто. Тут нечего выяснять.

— Дело закрыто, — повторил я. — Вероятно, у вас высокий процент раскрываемости преступлений?

— Второе место в городе, — гордо сообщил Панченко. — Но вы же понимаете, Константин Сергеевич, что в случае с Леоновым-младшим даже и расследовать-то было нечего. Трагический случай, бывает и такое. Передайте матери покойного мои соболезнования…

Фраза Орловой о том, что соболезнования — это лишь пустые слова, пришлась бы сейчас как нельзя кстати. Однако я промолчал.

— Надо же, какая трагедия, — сокрушался Панченко. — Сначала муж, потом сын. Бедная женщина! Немудрено, что в голову лезут всякие мысли… Объясните ей, Константин, ладно?

— Постараюсь, — сказал я и сделал вид, что полученные объяснения меня полностью устроили. Я откинулся на спинку стула и весело спросил:

— Кстати, где ваш белобрысый помощник? Мне не хватает его искрометного юмора…

— Вы про Серегу? — засмеялся Панченко — Да, парень еще тот. Ему тоже в голову разные мысли лезут. Как он вас тогда хотел на чистую воду вывести, а?

Неглупый парень этот Серега, но молодой, слишком рьяный, отсюда и все проблемы…

— Передавайте ему привет, — сказал я. — А то как ни приду к вам, его все нет и нет. Гоняете молодежь, да?

— Не без этого, — признался Панченко, чуть потупив взгляд, словно я изобличил его в чем-то постыдном. Он играл в добродушного простого дядю, и его игра была близка к совершенству. Старый трюк — они с белобрысым Серегой составляли пару «хороший милиционер — злой милиционер», чтобы при допросе запуганный «злым» спешил открыться «хорошему». Но это было всего лишь игрой, подобием театра. И как в театре, роль и истинная суть человека не совпадали.

Сомневаюсь, что в нерабочее время Панченко столь же часто улыбался.

Вероятно, мышцам лица давался отдых.

Но беда состояла не в том, что Панченко изображал из себя вечно улыбающегося добряка. Беда была в том, что он поторопился сдать оба дела в архив. И я видел, что никаких сомнений в правильности этого решения он не испытывает. У него имелся стимул — первое место по раскрываемости дел. Я не стал портить ему настроение и говорить еще какие-то слова о гибели отца и сына Леоновых.

Я оставил его сидеть за рабочим столом с улыбкой на губах. Он, вероятно, посчитал, что я внял его доводам.

А может быть, даже записал в какую-нибудь специальную тетрадь пару строчек о проведенной с сотрудником частного детективного агентства беседе по проблемам «координации совместных правоохранительных действий». Все было просто и ясно в кабинете капитана Панченко. Только за пределами кабинета эта ясность почему-то исчезла.

Я бросил взгляд на пустую скамью у стены. Парень был прав: здесь нечего ловить. Точнее, нечего ловить под дверями кабинета Панченко. Но в помещении двенадцатого отделения милиции были и другие места. Там я еще не был.

— Можно вас на минутку? — спросил я, глядя на Серегу сквозь заполнивший курилку табачный дым. — По делу.

— Ну… — удивленно произнес Серега, затянулся напоследок и бросил окурок в урну — Ну, попробуйте.

— Выйдем на улицу, — предложил я.

— Зачем? А тут что, нельзя поговорить? — продолжал он удивляться.

— У меня астма, аллергия на никотин и клаустрофобия, — пояснил я. — Пошли скорее, пока приступ не начался.

— И как это вы работаете с такими болезнями? — Он и вправду был очень молодым, этот Серега. На улицу вслед за мной он все-таки вышел. — А что это вы в отделении делаете?

— Пришел с повинной. Решил признаться во всех своих восемнадцати убийствах.

— Да ну? — недоверчиво спросил Серега. — Врете, поди. Мозги компостируете. Нехорошо. А я за вами потащился…

— Думаешь, я не могу убить кого-нибудь? Скажем, тещу?

— Тещу — это не убийство, — заявил Серега с видом специалиста. — Это самозащита. Сам живу с женой и тещей в однокомнатной квартире.

— Не дают молодым сотрудникам отдельную жилплощадь? — сочувственно спросил я.

— Не дают, — подтвердил Серега.

— Надо продвигаться по службе, — посоветовал я. — Добиваться успехов в борьбе с преступностью.

— Открыл Америку! — фыркнул Серега. — Так что тебя… то есть, вас…

Что вас сюда привело?

— Ты в курсе самоубийства Юрия Леонова?

— Допустим, — осторожно ответил Серега, — только вам-то что? Или вы и с ним перед этим пили всю ночь?

— Угадал. Не так много, как с его отцом, но в кафе мы вместе посидели.

— Ничего себе, — уставился на меня Серега. — Вы это специально делаете?

Выпьете с кем-нибудь, а к утру этот кто-то дает дуба…

— Пойдем, выпьем, — предложил я, — проверим твою теорию.

— Спасибо, на работе не пью, — заявил Серега. — А если серьезно? Что вам нужно?

— У меня сегодня был разговор с матерью Юры Леонова, — сообщил я. — Она не верит, что ее сын покончил самоубийством. Она хочет все проверить.

— Ну и что? Пусть идет к Панченко, он ей покажет бумажки.

— Она была у него. И я у него только что был.

— И что? Он вам показал акт медэкспертизы?

— Серега, — сказал я и посмотрел милиционеру в глаза. — Ты сам знаешь, что из себя представляет Панченко.

— Что вы имеете в виду? — возмутился Серега. " — Что еще за намеки?

— У капитана Панченко есть отдельная квартира, — сказал я. — У него есть капитанские погоны. У него есть ты и другие ребята, чтобы делать черную работу. У него уже есть все, чего он может достичь. Если у него будет хорошая отчетность, он еще и майорские погоны получит. Вот что представляет из себя Панченко. Может быть, он классный мужик, с которым здорово пить водку и ездить на рыбалку. Не знаю, не пил и не ездил. Но капитану Панченко не нужны лишние хлопоты. Самоубийство так самоубийство, сдать в архив и забыть. Так проще, так спокойнее, так удобнее для отчетности.

— Ну и что? — спросил Серега, глядя куда-то в сторону. — Это его право.

Вам-то что?

— Я говорил с этим мальчиком. Он вовсе не собирался вешаться. Он не был психически больным. Здесь что-то более сложное, чем то, что записано в официальном заключении о причинах смерти Юрия Леонова.

— Его мать заплатила вам, чтобы вы доказали факт убийства? — догадался Серега.

— Она попросила меня узнать правду, — ответил я. — Да не крути ты головой, Панченко не увидит, что мы с тобой разговариваем. Он сейчас сидит в своем кабинете, а там окна выходят на другую сторону.

— Мне-то что, увидит, не увидит, — буркнул Серега. — Ну ладно. Это ваше право — думать, что парень не повесился, а кто-то ему помог повеситься. А я-то здесь при чем?

— Тебе нужно делать карьеру, — напомнил я. — Нужно продвигаться по службе. Вот тебе шанс. Если ты знаешь что-то, не стыкующееся с официальной версией, то — То Панченко мне ноги оторвет, — негромко сказал Серега — Тут таким продвижением по службе запахнет!

— Так что, есть какие-то нестыковки? — быстро спросил я.

— Вы что, не слышите, о чем я говорю? Панченко меня со свету сживет…

— Тебе что важнее — Панченко или правда?

— Ха! — Серега покачал головой. — Детские вопросы… Ясное дело, Панченко. Из правды квартиры не построишь.

— Быстро ты освоил основы милицейской службы.

— Не надо! Не надо меня лечить, — поморщился Серега. — Правда — это тоже хорошо, особенно когда она не мешает в жизни.

— Хреновая это будет жизнь… — бросил я, но потом успокоился, собрался с мыслями и заявил более спокойным, рассудительным голосом:

— Слушай, Серега. Если ты поможешь с этим делом, если дашь какую-то информацию…

— Нет никакой информации, — тусклым голосом сказал Серега.

Безжизненность интонаций и наморщенный лоб делали его похожим на старика, уставшего от жизни и не верящего в возможность перемен к лучшему.

— Если ты это сделаешь, то я тебе гарантирую, что Панченко не сможет тебя сожрать. Тебе ничего не будет.

— Врать — нехорошо, — сказал Серега. — Вас не учили в школе? У нас президент — гарант Конституции, и то в стране бардак. А уж если вы беретесь гарантировать… Нет, спасибо.

— Мать Юры Леонова — директор крупной фирмы.

— Ну и что?

— У нее есть деньги, связи…

— Рад за нее. У меня нет ни денег, ни связей.

— Если Панченко будет на тебя наезжать, она сможет тебя прикрыть.

— Каким макаром она меня прикроет? — недоверчиво спросил Серега.

— У нее есть связи, она сможет надавить на начальство ГУВД…

— Лучше продумайте свое вранье, — презрительно бросил Серега. — Если бы она и вправду могла там на кого-то надавить, вам не надо было бы меня обхаживать. Из ГУВД позвонили бы начальнику отделения, и все дела. Хватит мне тут лапшу вешать…

— У нее есть собственная охранная служба. Сам понимаешь, деньги там платят приличные. Перспективы тоже солидные. Я думаю, она сможет дать тебе хорошую должность, если тебя начнут выдавливать отсюда.

— Это вы сейчас придумали? — спросил Серега.

— Да, — признался я. — Но это недалеко от истины. Я просто еще не говорил с ней о такой возможности…

— Ну так поговорите. Сначала поговорите. А потом уже будем вспоминать нестыковки в этом деле.

— Утром деньги, вечером стулья, — перевел я. — Так?

— Вроде того, — Серега оглянулся на здание двенадцатого отделения. — Слушайте, давайте сворачивать эти переговоры, не дай Бог засекут… Вопросов потом не оберешься — про что говорили, зачем… — Он напряженно ссутулился, развернулся от меня и, по всей видимости, приготовился бежать как черт от ладана. — Все, договорились?

— В общем и целом, — сказал я. — Одно маленькое уточнение: а тебе есть о чем рассказать? В деле действительно были нестыковки? Или это просто треп?

— Треп — это у вас, насчет гарантий и прочего, — обиженно заметил Серега.

— Есть там нестыковки или нет?

— Если бы их не было, — тихо, но отчетливо произнес Серега, — я бы с вами вообще не разговаривал.