17

Я сидела в кресле с прямой спинкой в офисе Жан-Клода в “Данс макабр”. Руки у меня были скованы наручниками за спиной. Мне не дали смыть кровь с правой руки, и она застыла липкой коркой. К крови на руках я привыкла, но вот это было неприятно. Полисмены в форме отобрали у меня второй нож и нашли в сумочке “сикамп”. Большой нож в спинных ножнах они не нашли. Меня обыскали кое-как, но полисмен, который обыскивал, сперва принял меня за еще одного потерпевшего. Его потрясло открытие, что эта маленькая симпатичная женщина и есть убийца. То есть прошу прощения – подозреваемая.

В офисе были белые стены, черные ковры и стол – похоже, из резного черного дерева. И еще была красная лаковая ширма с черным замком на вершине черной горы. На дальней стене висело кимоно в раме, алое с черным и пурпурным. Еще были две рамки поменьше с веерами: один черный с белым, изображавший что-то вроде чайной церемонии, другой синий с белым, на нем была стая журавлей. Журавли мне понравились больше всего, а времени, чтобы выбрать, было достаточно.

Со мной в комнате все время был один из полисменов. Они пили кофе, а мне не предложили. Который помоложе предложил было меня расковать, но который постарше обещал ему тухлую жизнь, если он только попробует. Он был седоватый, с глазами холодными и пустыми, как у Эдуарда. Звали его Риццо. Глядя на него, я тихо радовалась, что успела положить пистолет на пол до его появления.

А почему, можете вы спросить, меня не отвезли в участок? Ответ простой: нас осадили репортеры. Четверо полисменов вполне справлялись с регулировкой движения и сдерживанием репортеров – пока те не учуяли запах жареного. Вдруг отовсюду высунулись камеры и микрофоны – как грибы после дождя. Полицейские вызвали подкрепление и забаррикадировали место преступления и офис. Все остальное сдалось камерам и микрофонам.

Надо мной стоял – точнее, нависал, – детектив из отдела убийств. Фамилия его была Грили, он был шести футов ростом и широкий в плечах настолько, что казался квадратным. Как правило, чернокожие не совсем черного цвета, но Грили был почти черным. Лицо у него было таким темным, что играло лиловыми тенями. Коротко стриженные седеющие волосы были похожи на шерсть. Но каков бы ни был детектив – черный, белый, коричневый, – глаза у него были нейтральные, непроницаемые – полицейские. Их взгляд говорил, что они видели все на свете и не слишком высокого об этом мнения. Самое точное название для его вида – скучающий, но меня на этом не проведешь. Точно такой вид бывал у Дольфа, когда он натыкался на что-то, что разносило алиби подозреваемого вдребезги.

Поскольку у меня алиби не было, я об этом и не тревожилась. Я рассказала все как было еще раньше, чем мне зачитали права. Когда Грили стал меня допытывать, я только повторяла, что желаю адвоката. И даже сама себе начинала казаться заевшей пластинкой.

Детектив подтянул стул и сел напротив меня. Он даже чуть сжался, чтобы не так запугивать меня массой.

– Анита, когда здесь появится адвокат, мы уже не сможем тебе помочь.

Вообще-то мы были слишком недавно знакомы, чтобы он называл меня по имени и на “ты”, но пусть себе. Он притворялся моим другом, но я эту игру знала. Коп не будет твоим другом, если подозревает тебя в убийстве. Конфликт интересов.

– Все это похоже на чистейшую самооборону. Расскажи мне, как все было, и мы точно сможем договориться.

– Я желаю присутствия моего адвоката.

– Как только в дело встрянет адвокат, вся договоренность полетит прахом.

– У вас нет полномочий договариваться, – сказала я. – Я требую присутствия моего адвоката.

У него натянулась кожа возле глаз, но в остальном лицо Грили не изменилось. Однако я начинала его доставать. Что ж, это понятно.

Открылась дверь. Грили поднял голову, готовый гавкнуть, чтобы нам не мешали. Вошел Дольф, показывая нагрудную табличку. На меня он глянул лишь мельком и смотрел исключительно на Грили.

Детектив встал.

– Извини, Анита, я на минутку.

Он даже сумел дружески улыбнуться и вложил в это столько сил, что мне даже стыдно стало, что я не поверила. Кроме того, если бы он действительно хотел вести себя по-дружески, мог бы снять с меня наручники.

Грили попытался выйти с Дольфом наружу, но Дольф покачал головой:

– Офис не прослушивается, а остальные помещения – неизвестно.

– И что это должно значить? – осведомился Грили.

– Это значит, что ваше место преступления, включая потерпевшую, показывают по национальному телевидению. Вы запретили давать комментарии прессе, и потому строятся догадки. Главная версия слухов – обезумевшие вампиры.

– А вы хотите, чтобы я сообщил репортерам о том, что в убийстве обвиняется женщина, сотрудничающая с отделом полиции?

– У вас три свидетеля, и все они показывают, что миз Смит первой вытащила пистолет. Что это была самооборона.

– Такие вещи решает помощник окружного прокурора, – ответил Грили.

Забавно. Когда он говорил со мной, предлагал договориться. А в разговоре с другим копом оказывается, что лишь помощник окружного прокурора имеет на это право.

– Так и свяжитесь с ним.

– Прям щас, – ответил Грили. – Вы хотите ее отпустить?

– Она даст показания, когда мы доставим ее вместе с ее адвокатом в участок.

Грили сердито хмыкнул:

– Да, она тут страдает по своему адвокату.

– Пойдите к репортерам, Грили.

– И что им сказать?

– Что вампиры тут ни при чем. Убийство произошло в “Данс макабр” просто по неудачному совпадению.

Грили покосился на меня.

– Я хочу, чтобы она была здесь, когда я вернусь, Сторр. Никаких исчезновений.

– Мы оба здесь будем.

Грили вызверился на меня сердитыми глазами, и никакой дружеской маски на нем уже не было

– Уж постарайтесь. Может, вас сюда послали крупные шишки, но это дело об убийстве – значит, мое дело. – Он ткнул пальцем в Дольфа, но не коснулся его. – И не вздумайте встревать!

Произнеся эту реплику, Грили протиснулся мимо Дольфа и плотно закрыл дверь. Комнату заполнило молчание – хоть ножом режь.

Дольф подтянул стул и сел напротив меня, сцепил руки и стал смотреть. Я смотрела в ответ.

– Три свидетеля показывают, что миз Смит первой вынула пистолет. Она вырвала твою сумку, значит, знала, где у тебя пистолет, – сказал Дольф.

– Я его слишком засветила в этот вечер. Сама виновата.

– Я слышал, что ты приняла участие в шоу. Что там случилось?

– Пришлось поиграть в полицейского. Та женщина не хотела принимать участие в игре. Использовать противоестественную силу, чтобы заставить человека делать то, что ему не хочется, запрещено законом.

– Анита, ты не полицейский

В первый раз он мне об этом напомнил. Обычно Дольф обращается со мной как со своим человеком. Он даже поощрял меня говорить, что я в его группе, чтобы меня принимали за детектива.

– Ты меня выгоняешь из группы, Дольф? – спросила я сдавленным голосом.

Работу в полиции я ценила. Я ценила Дольфа, Зебровски и прочих ребят. И потерять все это было мне больнее, чем я готова была признать.

– Два тела за два дня, Анита, и оба – обычные люди. Черт-те сколько придется объяснять наверху.

– А если бы это были вампиры или прочая жуть на лапках, все посмотрели бы сквозь пальцы?

– Ругаться со мной – это не лучший твой шанс в данный момент, Анита.

Мы еще секунду-другую поиграли в гляделки, потом я отвернулась и кивнула.

– А почему ты здесь, Дольф?

– Разбираться с прессой.

– Но ты послал разговаривать с ними Грили.

– Ты должна мне рассказать, в чем дело, Анита.

Голос Дольфа звучал ровно, но глаза чуть напряглись, плечи чуть согнулись, и я знала, что он злится на меня. Думаю, его можно aueо понять.

– Что бы ты хотел услышать, Дольф?

– Правда меня вполне устроит, – сказал он.

– Тогда, я думаю, мне сперва нужен адвокат.

Изливать душу только потому что Дольф мой друг, я не собиралась. Он прежде всего коп, а у меня на руках убийство.

Дольф прищурился. Повернулся к полицейскому в форме, все еще подпиравшему стенку.

– Риццо, принеси нам кофе. Мне черный, а тебе?

Кофе дают. Жизнь становится лучше.

– Два кусочка сахара и ложку сливок.

– И себе тоже налей, Риццо. И не торопись.

Риццо протянул руки вперед, будто от чего-то отталкиваясь:

– А потом Грили мне намажет задницу скипидаром, что я оставил вас одних?

– Полисмен Риццо, принесите кофе. Весь скипидар я беру на себя.

Риццо вышел, покачивая головой – наверное, по поводу глупости детективов в штатском. Когда мы остались одни, Дольф сказал:

– Повернись.

Я встала и протянула ему руки. Он снял наручники, но не стал меня обыскивать – наверное, решил, что это сделал Риццо. Я не сказала ему о ноже, который они прозевали, хотя Дольфа это взбесило бы, обнаружь он его потом, но какого черта? Не хочу, чтобы копы отобрали все мое оружие. И не хочу в эту ночь ходить безоружной.

Я села, подавив желание потереть запястья. Я, понимаешь, крутой большой вампироборец, и меня такими пустяками не возьмешь. А то как же.

– Давай поговорим, Анита, – сказал он.

– Без протокола? – спросила я.

Он поглядел мне в глаза своими – непроницаемыми и пустыми, глазами правильного копа.

– Мне бы надо сказать “нет”...

– Но? – спросила я.

– Без протокола. Рассказывай.

Я ему рассказала, изменив только одно: о контракте на меня мне сообщил анонимный звонок. Во всем остальном я говорила чистейшую правду и думала, что Дольф будет доволен, но нет.

– И ты не знаешь, почему кто-то поставил на тебя контракт?

– С такими деньгами и таким сроком? Не знаю.

Он глядел на меня, будто пытаясь понять, сколько в моих словах правды.

– Почему ты нам раньше не сказала про этот анонимный звонок?

Он сильно подчеркнул голосом слово “анонимный”. Я пожала плечами:

– Пожалуй, по привычке...

– Да нет, ты хотела выпендриться. Не стала прятаться, а пришла сюда, изображая из себя приманку. Если бы киллерша воспользовалась бомбой, пострадало бы много народу.

– Но ведь она не стала использовать бомбу?

Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Не знай я его лучше, я бы подумала, что он считает до десяти.

– Повезло тебе.

– Знаю.

Дольф поглядел на меня пристально:

– Она тебя почти сделала.

– Не войди тогда эти женщины, я бы сейчас с тобой не говорила.

– И ты вроде не взволнована?

– Она мертва, а я нет. О чем тут волноваться?

– За такие деньги. Анита, завтра найдется еще кто-нибудь.

– Полночь миновала, а я все еще жива. Может быть, контракт снимут.

– Зачем поставлен срок?

Я пожала плечами:

– Знай я это, я, может быть, поняла бы, кто платит.

– И если ты узнаешь, кто это, что ты сделаешь? – спросил Дольф.

Я посмотрела на него внимательно. Под протокол или без него, а Дольф в конечном счете коп.

– Сообщу тебе имя.

– Ох, Анита, как бы я хотел в это поверить.

Я посмотрела на него самыми невинными глазами, которые только смогла состроить.

– В каком смысле?

– Анита, перестань строить дурочку. Я слишком хорошо тебя знаю.

– Отлично. И мы оба знаем, что пока предлагаются такие деньги, от киллеров отбоя не будет. Я сильна, Дольф, но не настолько. В конце концов найдется кто-то и посильнее меня – если не снимут контракт. Нет контракта – и киллеров нет.

Мы смотрели друг на друга в упор.

– Мы могли бы поместить тебя в охраняемое помещение, – сказал Дольф.

– На какой срок? Навсегда? – Я покачала головой. – К тому же следующий киллер может прибегнуть к бомбе. Хочешь рисковать своими людьми? А я нет.

– Значит, ты найдешь заказчика и убьешь его.

– Я этого не говорила, Дольф.

– Но ты это планируешь?

– Дольф, перестань задавать этот вопрос. Ответ будет один и тот же.

Он встал, вцепившись пальцами в спинку стула.

– Анита, не перегибай палку. Я твой друг, но прежде всего я коп.

– Я ценю нашу дружбу, Дольф, но свою жизнь и твою я ценю выше.

– Ты думаешь, я не могу за себя постоять?

– Я думаю, что ты – коп, а это значит, ты будешь играть по правилам. В игре с профессиональным киллером это дает хороший шанс погибнуть.

В дверь постучали.

– Войдите! – отозвался Дольф.

Вошел Риццо с подносом, на котором стояли три чашечки с кофе. Риццо посмотрел на меня, на Дольфа, на мои раскованные руки, но ничего не сказал. Ставя поднос на стол, он старался держаться так, чтобы я не могла напасть на него. Он был с виду двадцатилетним и все же обращался со мной как с весьма опасной личностью. Вряд ли он позволил бы Аннабел подойти к нему со спины. Если бы она не вырвала у меня сумку, могла бы спокойно застрелить меня в спину. Да, я бы увидела ее в зеркале, но ни за что не успела бы выхватить пистолет. Никогда я не позволила бы ни одному мужчине, как угодно дружелюбному и полезному, подойти ко мне вот так сзади. С Аннабел я допустила ту же ошибку, какую обычно люди допускают со мной. Я видела миниатюрную хорошенькую женщину и ее недооценила. Оказалась женско-шовинистическим поросенком, и эта ошибка чуть не стала фатальной.

Дольф подал мне чашку с кофе. Слишком оптимистично было бы надеяться, что сливки настоящие, но выглядела чашка чудесно. Я никогда в жизни такого чудесного кофе не видела. Вопрос в том, насколько он чудесен на самом деле. Осторожно пригубив, я замычала от удовольствия. Кофе был настоящий, и сливки тоже.

– Рад, что вам понравилось, – сказал Риццо.

– Спасибо, офицер, – ответила я.

Он хмыкнул и отошел снова подпирать стену.

– Я говорил с Тедом Форрестером, твоим любимым охотником за скальпами, – сказал Дольф. – Пистолет в твоей сумочке зарегистрирован на его имя.

Дольф сел, дуя на чашку.

Тед Форрестер – одно из имен Эдуарда. Оно когда-то попало в поле зрения полиции, когда мы с ним навалили гору трупов. Он был, насколько знала полиция, охотником-истребителем, специалистом по противоестественным созданиям. Как правило, охотники за скальпами держались поближе к западным штатам, где за оборотней платили существенные премии. Никто особо не интересовался, действительно ли убитые ими оборотни были опасны для общества. Достаточно было посмертного подтверждения, что убитый был ликантропом. Как правило, хватало анализа крови. Вайоминг уже подумывал об изменении закона из-за трех ошибочных ликвидаций, дела о которых попали в верховный суд штата.

– Мне нужен был пистолет, который поместился бы в сумочку.

– Не люблю я охотников за скальпами, Анита, Они плюют на закон.

Я отпила кофе и ничего не сказала. Знал бы Дольф, сколько раз Эдуард плевал на закон, он бы его законопатил очень надолго.

– Если он тебе настолько хороший друг, чтобы выручить твою шею из этой передряги, почему ты раньше о нем не сказала? Я вообще не знал о его существовании до той заварушки, которая у тебя была с охотниками на оборотней.

– Охотниками, – повторила я и покачала головой.

– Что тебе не нравится?

– Убивают оборотней – это охота. Убивают обычных людей – это убийство.

– Ты теперь сочувствуешь монстрам, Анита? – спросил Дольф, и голос его был настолько ровен, что можно было по ошибке счесть его спокойным – а Дольф не был спокоен. Он был взбешен.

– Тебя злит что-то еще, помимо моего счета трупов, – сказала я.

– У тебя шашни с Принцем города. Отсюда ты и добываешь внутреннюю информацию насчет монстров?

Я сделала глубокий вдох и медленный выдох.

– Иногда.

– Ты должна была мне сказать, Анита.

– С каких это пор я должна докладывать в полицию о своей личной жизни?

Он только смотрел, ничего не говоря.

Я опустила глаза и стала рассматривать собственные руки. Потом подняла взгляд, и смотреть в глаза Дольфа оказалось трудно – труднее, чем мне бы хотелось.

– Что ты хочешь от меня услышать, Дольф? Да, меня тоже смущает, что один из моих кавалеров – монстр.

– Так брось его.

– Поверь мне, Дольф, будь это так легко, я бы это сделала.

– Как я могу тебе доверять твою работу, Анита? Ты же спишь с врагом.

– Почему все считают, что я с ним сплю? Неужели никто на свете, кроме меня, не может с кем-то встречаться, не ложась в постель?

– Извини за допущение. Но сама понимаешь, что такое допущение сделают многие.

– Знаю.

Открылась дверь – это вернулся Грили. Его глаза отметили снятые наручники, кофе на столе.

– Ведете светскую беседу?

– Как прошло заявление для прессы? – спросил Дольф.

Грили пожал плечами:

– Я им сказал, что миз Блейк сейчас допрашивают об обстоятельствах происшествия. Сказал, что вампиры здесь не замешаны. Не уверен, что они это съели. Продолжают добиваться разговора с Истребительницей. Это так они называют подружку Принца города.

Тут я вздрогнула. Как бы ни была успешна моя карьера, а в прессе я окажусь миссис Жан-Клод. Он куда фотогеничнее меня.

Дольф встал и сказал:

– Я забираю Аниту.

Грили ответил ему тяжелым взглядом:

– Я так не думаю.

Дольф поставил кофе на стол, встал и подошел вплотную к детективу. Голос он понизил, слышен был только хриплый шепот.

Грили покачал головой – “нет”.

Еще шепот. Грили посмотрел, на меня злобно.

– Ладно, но она вернется в участок еще до утра, иначе это вам припекут задницу, сержант.

– Она вернется, – сказал Дольф.

Риццо смотрел на нас во все глаза.

– Вы ее отсюда увозите – и не в участок?

Даже я услышала обвинение в этом голосе.

– Таково мое решение, Риццо, – прорычал Грили. – Тебе ясно?

Каким-то образом Дольф взял верх в сравнении рангов, и Грили это не нравилось. Если Риццо хочет подставиться, чтобы на нем сорвали злость, – флаг ему в руки.

Риццо слинял обратно к стене, но восторга не выразил.

– Ясно.

– Уводите ее, – сказал Грили. – Попробуйте черным ходом. Но не знаю, как вы уйдете от камер.

– Прорвемся, – ответил Дольф. – Пошли, Анита.

Я поставила чашку на стол.

– В чем дело, Дольф?

– Хочу, чтобы ты взглянула на одно тело.

– Подозреваемая в убийстве используется в расследовании другого дела? А начальство не будет писать кипятком?

– Я согласовал, – сказал Дольф.

Я посмотрела на него большими глазами:

– Как?

– Лучше тебе не знать.

Я глядела на него, он на меня, и я первой отвела глаза. Почти всегда, когда мне говорят, что мне лучше не знать, я понимаю это совсем наоборот. То есть что мне лучше знать. Но есть горстка людей, которым я в этом вопросе верю. Дольф один из них.

– Ладно, поехали, – сказала я.

Дольф позволил мне смыть с руки засохшую кровь, и мы поехали.