Возвращение Кали

Тем временем Фридугис напрочь забыл о киммерийце, которого он только что обрек на голодную смерть в подземелье. Фридугис вообще, не мог припомнить, с кем он пришел сюда. Он знал одно: он доставил алмаз богине Кали и за это получил в награду все ее сокровища. Все, что еще уцелели за века забвения. Это было прекрасно.

Теперь, как понимал Фридугис, он обязан приблизиться к статуе и вставить алмаз в отверстие во лбу богини. В ее прекрасном нахмуренном лбу. Ибо без третьего глаза Кали плохо видит. Ей просто необходим этот алмаз!

Медный идол по имени Гафа и странный человек-птица по имени Сканда наблюдали за тем, как Фридугис медленно приближается к статуе. Ожидание застыло на подвижной мордочке Сканды. Он был похож сейчас на ребенка, которому обещали замечательный подарок. Долго рассказывали, каким чудесным будет этот подарок, долго намекали — чем именно он окажется. И вот желанный, долгожданный миг настал!

Гафа же оставался по-прежнему неподвижным. У него не было мимики. Разве что в глубине его глаз вдруг вспыхнула искорка человечности, но она погасла прежде, чем Фридугис успел ее заметить.

Впрочем, бритунец сейчас не замечал решительно ничего, кроме манящей золотой статуи.

Богиня перестала казаться ему страшной или грозной. Она призывала его ласковой материнской улыбкой.

Да разве она не была его истинной матерью? Разве она не хранила его во всех испытаниях? Разве не подарила ему полную корзину самоцветов? Так неужто он не сделает для нее такой малости, не отдаст ей алмаз?

Фридугис даже засмеялся при этой мысли. Ему было радостно и легко. Он подбежал к богине и простерся у ее ног. Она взирала на него благосклонно. Она даже чуть наклонила голову, чтобы ему удобнее было вставлять алмаз.

Восхищенный Фридугис вынул алмаз и показал богине. Блики засияли по всему золотому образу Кали, как бы наполняя ее радугой. Она светилась. Медленно Фридугис поднес алмаз ко лбу статуи и вложил его на место.

И статуя поглотила свет. Теперь она вся сверкала нестерпимым белым сиянием, точно была охвачена неземным огнем. У Фридугиса страшно заболели глаза, как будто прямо ему в зрачки ткнули острыми иглами. Он зажмурился и закричал от боли.

Кали не слышала его. По джунглям разнесся ее смех. Это был глубокий, гортанный женский голос, в котором звенели серебряные нотки. Удивительный, нечеловеческий голос, пробирающий до самых костей!

Кали выпрямилась, стоя на носках. Затем подняла ногу и согнула ее в колене. Сменила положение рук. Начался поразительный по красоте танец. Бедра богини извивались, и пояс в виде младенческих черепов колыхался, обвивая ее талию. Она пела самой себе, не разжимая губ, и этот звук заполнял все пространство вокруг богини. Фридугис едва мог дышать, но Кали не замечала его.

Она поднимала над головой руки и тщательно перемещала пальцы, создавая различные их комбинации. Мир вокруг нее изменялся. Выгоревшая пустошь медленно заполнялась растительностью. Из земли ползли извивающиеся, как змеи, гибкие стволы деревьев. Они застывали и делались толстыми, они покрывались корой, из их веток стремительно выходили листья. Затем началась «эпоха цветов». Бесчисленное множество цветов всех оттенков розового, беловато-желтого, голубоватого, фиолетового. Лепестки были повсюду: на листьях, на земле, на голове богини, на ее гладких плечах. Привлеченные ароматом, налетели насекомые, и сразу же вслед за ними — бесчисленные яркие птицы.

В глазах рябило. Впрочем, Фридугис почти ничего не видел — боль по-прежнему не отпускала его.

Он услышал громкий крик павлина. Раскрыв хвост и горделиво подняв увенчанную короной голову, огромный павлин важно шагал навстречу Кали. Богиня простерла к нему руки — это движение выглядело как часть ее танца — и павлин взошел на золотую ладонь.

— Сын мой! — громко возгласила богиня. — Сканда! Приди ко мне!

Павлин потоптался на месте, несколько раз открыл и раскрыл великолепный веер хвоста, а затем подпрыгнул и приземлился на ладонь золотой матери в виде стройного мальчика, подростка в золотых доспехах. На нем был шлем с высоким гребнем, сверкающий панцирь с шипами на плечах, на бедре его висел меч, за спиной торчал боевой лук.

Лицо мальчика в точности повторяло черты Кали, оно было таким же воинственным и свирепым.

— О, Сканда! — сказала ему Кали.

Сканда засмеялся, спрыгнул на землю и поклонился своей матери, а затем пустился бежать, испуская на бегу ликующие вопли.

— Кали! Кали вернулась! Кали! Кали вернулась к нам! — слышалось из глубины джунглей.

С медным идолом произошла другая перемена. Когда Кали обратила на него свой третий глаз, из алмаза вышел длинный ярко-синий луч.

Этот луч был направлен прямо в середину лба медной фигуры.

На миг голубое сияние охватило идола. Он весь был объят пламенем, а когда все погасло, Фридугис сумел разглядеть у толстых медных ног темное человеческое тело. Идол сидел неподвижно в странной позе, сложив искалеченные руки в молитвенном положении. Жизнь больше не присутствовала внутри его мощной медной фигуры.

Зато человек, извлеченный синим лучом третьего глаза Кали, был жив. Он застонал и отполз подальше от идола. Кали, впрочем, не обратила на него внимания. Она продолжила танец, и теперь — Фридугис догадывался об этом каким-то странным чутьем, — этот танец имел самое прямое отношение к бывшему хранителю алмаза.

Фридугис упал на колени и закрыл лицо руками. Вся его поза выражала полную покорность судьбе, что бы ему ни уготовило будущее.