Французский Сталин

Бонапарт — классический пример военного дик­татора. В русской революции самым близким аналогом ему всегда считался Михаил Фрунзе. Аналогия понятна: самый талантливый из выдвинувшихся в Гражданскую войну военачальников, лично отважный, умный, харизматичный. Даже некое внешнее сходство иногда ухитрялись находить.

Гибель Фрунзе чаще всего считают следствием страха Сталина перед талантливым и популярным военным. Белая эмиграция до самого последнего времени ждала «русского Наполеона» именно из среды военных. Ждали неведомого пока «командарма Пилипчука» — вот он сделает в Красной Армии карьеру и прихлопнет советскую власть! При нем, «командарме Пилипчуке», белые смогут вернуться в Рос­сию и будут служить диктатору вместе с красными, кото­рые окажутся на это способны.

На роль «командарма Пилипчука» виделся и А. А. Власов, и маршал Жуков, и даже генерал Лебедь. В белом журнале «Посев» в 1992-1995 годах всерьез обсуждалось, не ста­нет ли Александр Лебедь «русским Бонапартом». Сильна же была сила аналогий!

Тем не менее ни один из «признанных Пилипчуком» на его роль не «потянул». Как россияне XVI—XVIII веков жаждали «истинного» царя, так наша эмиграция пыталась узнать «правильного» Пилипчука. Национальные традиции неистребимы...

А ведь намного больше аналогий с Бонапартом вызы­вает не Фрунзе и тем более не глубоко советские люди, Власов и Жуков. А Иосиф Виссарионович Сталин. Судите сами.

Сталин — человек с южной периферии Российской империи. Отношение к «кавказским национальностям» в России очень напоминает отношение европейцев к ита­льянцам, корсиканцам, сицилийцам, каталонцам... К южа­нам. В компьютерных игрушках «про мафию» выводит­ся такой вечно небритый человек в кепке-«аэродроме», до смешного похожий на стереотипное «лицо кавказской национальности».

Сталин до конца своих дней говорил по-русски с замет­ным акцентом. Он не был грузинским националистом, но к «своим» явно благоволил. После Второй мировой войны в Белоруссии налоги повысили втрое — последствия войны. А в Грузии налоги ПОНИЗИЛИ втрое и по той же причине — чтоб страна быстрее поднялась.

Сталин уничтожил большевиков «ленинского призы­ва» — в точности, как Наполеон уничтожил французских яко­бинцев. Революционеры, умевшие только разрушать, при Сталине и Наполеоне чувствовали себя очень неуютно.

Общее даже в том, что изначально Сталин был уго­ловником и попал в партию большевиков как организа­тор ограбления банков. Но, человек очень прагматичный, революционного идеологического дурмана не одобрял и революционеров, придя к власти, уничтожал.

Наполеон в молодости готов был идти на контакт с ор­ганизованной преступностью того времени, корсиканской мафией. Тем более с якобинцами. Но и ему «революцион­ная идейность» была глубоко неприятна и, судя по всему, не очень понятна.

Обычному человеку трудно понять равнодушие Ста­лина к собственным детям, по крайней мере спокойно-прохладное к ним отношение.

Но и Наполеон, по-южному любивший родственников, опиравшийся на братьев, племянников и пасынков, обо­жавший поздно родившегося «законного наследника», ста­вил семейные узы далеко не на первое место.

Когда Наполеону сказали, что после его смерти невоз­можно будет управлять такой громадной империей, кото­рую он создал своими завоеваниями, то он ответил: «Если мой преемник будет глуп, то тем хуже для него!»

Он очень любил сына и на острове Эльба любил рас­сматривать его портрет. Но когда они расстались, мальчи­ку было 3 года.

Интересно, а как бы он повел себя, если бы остался у власти, Орленок вырос и оказался бы совершенно не спо­собен править? Или увлекся бы ботаникой и уехал в лес, чтобы изучать жизнь короедов? Может, сделался бы та­ким же равнодушным к сыну, как Сталин был равнодушен к сильно пившему сыну Василию и бесцветной, лишенной всякой личности Светлане? Во всяком случае, нельзя это­го исключить.

И Сталин, и Наполеон были порождениями революций, и оба они покончили с революциями.

И Сталин, и Наполеон готовы были давать любые посты в своей империи и бывшим белым, и бывшим красным — лишь бы они честно служили ему и были бы полезны. Мож­но привести много примеров карьер, сделанных при Ста­лине «бывшими», — лишь бы они не рекламировали своего происхождения. Такие карьеры описаны и в литературе^[44]. А в некоторых областях жизни (в науке, например) делали карьеры и не скрывая, что происходят из дворянства или старой интеллигенции.

Эмигранты при Сталине никак не были задействованы, многие из них воевали против Сталина и СССР во Второй мировой. Но ведь и французские эмигранты воевали с На­полеоном и вернулись во Францию только в обозе побе­дителей или в составе их армий. Но один брат мог быть в эмиграции и умереть в Париже или в США, а другой стать генералом или профессором в СССР. Точно так же было при Наполеоне.

Оба сравниваемых могли поддерживать людей совсем «не своих» убеждений, но для чего-то полезных. Сохрани­лась легенда о диалоге Лапласа и Наполеона:

—  Вы написали такую огромную книгу о системе мира и ни разу не упомянули о его Творце!

— Сир, я не нуждался в этой гипотезе^[45].

Наполеон не был атеистом. Но что характерно, награ­дил Лапласа титулом графа империи и всеми мыслимыми орденами и должностями. Он даже пробовал его на посту министра внутренних дел, но спустя 6 недель предпочел признать свою ошибку. Лаплас внес в управление, как выразился позднее Наполеон, «дух бесконечно малых», то есть мелочность.

Лаплас процветал при Наполеоне, а титул графа, дан­ный ему в годы империи, Лаплас сменил вскоре после реставрации Бурбонов на титул маркиза и члена палаты пэров. Умер он в своем имении под Парижем в 1827 году в возрасте 78 лет.

Так и Сталин явно не разделял убеждений одного из основателей партии кадетов Владимира Вернадского. Но при нем Вернадский был академиком, и хотя его сын писал и публиковал в Германии и в США книги о евразийстве, ни­когда Вернадского не трогал. При том что Владимир Ива­нович не был Сталину лично предан.

Наполеон не мог да и вряд ли хотел отказаться от ре­зультатов революции. Но ее реальные результаты он четко отделял от идеологических. Никакой утопии он строить не хотел и проявил себя как величайший прагматик. Ни ко­ролевская Франция и не якобинский кошмар, а нечто тре­тье. Такое «третье», в которое сможет войти все лучшее и из королевской Франции, и из революционной. И ему это удалось.

Он оболванивал массы своей прессой, строил помпез­ные сооружения и пафосные памятники, лавировал и лгал. Но железной рукой объединял нацию, строил империю, поднимал экономику, поддерживал науки и искусства.

Но точно то же самое делал и Сталин! При нем строи­лись «советские небоскребы» в Москве, а «сталинки» сде­лались заметными и значительными элементами наших го­родов. При Сталине пресса лгала, фильмы рассказывали сказки о богатстве кубанских казаков, писались картины «Они видели Сталина» и «Незабываемая встреча» (со Ста­линым, разумеется). Но какой бы миф ни создавался, была ведь и реальность: точно так же создавалась империя, объединялась вокруг новых задач нация, вырастала гро­мадная по значимости наука, поднималась экономика.

Это тоже было «качественное третье», не царская Рос­сия и не революционная Россия 1919 года. И тоже вклю­чавшее в себя лучшее из прежних эпох.

Создавался культ личности Сталина, Вождя и Учителя. Да, и культ личности Наполеона. Вокруг этих фигур про­исходило новое собирание и народа, и его жизненного пространства.