Тяжкое испытание
Обо всем этом мы в МИДе, естественно, ничего не знали. Но уже с утра 10 ноября чувствовалось какое-то необычное напряжение.
Около 11 часов Громыко неожиданно уехал к Андропову в ЦК, хотя ранее сам назначил нам на это время встречу для разговора о предстоящих переговорах с палестинцами. Говорили, что туда же в ЦК срочно выехал Устинов. Зачем — никто не знал.
Вернулся Громыко часа в три, но никого не принимал и все время разговаривал по «вертушке». А потом уехал на Политбюро, которое было срочно созвано тем вечером. На радио и телевидении стали меняться программы и зазвучала классическая музыка. А в центре Москвы вокруг Кремля, зданий ЦК КПСС и Совета министров СССР, а также на станциях метро появились военные патрули. Это был сигнал — случилось нечто из ряда вон выходящее. По Москве сразу же поползли два слуха, которые я записал в своем дневнике: «Умер Брежнев или началось… в Польше».
А тем временем на Политбюро решался вопрос кому править державой. Бурных споров и дискуссий не было. Уже в ходе приватных контактов, которые с самого утра вели между собой его члены, стало ясно, что большинство за Андропова. Поэтому предложение Устинова избрать Ю. В. Андропова Генеральным секретарем ЦК КПСС было принято единогласно.
Но объявлять об этом было нельзя, окончательное решение должен принять Пленум ЦК, который назначен на 12 ноября. Однако и без него все было ясно — председателем комиссии по похоронам Брежнева Политбюро назначило Андропова.
На следующий день 11 ноября, в 11 часов утра нас, ближневосточников, вызвал Громыко и спросил: с чем к нему идут палестинцы? Ему рассказали, что новых проблем не возникает, и он стал говорить, что «американцы и саудовцы хотят размагнитить палестинцев, а их надо зарядить».
Но тут радио начало передавать официальное сообщение о смерти Брежнева и разговор переключился на похороны. Никаких эмоций не высказывалось. Громыко с каменным лицом давал указания, как должно проходить выражение соболезнования: в Москву приглашаются только высшие руководители социалистических стран, а остальные, из других стран мира, если кто захочет приехать, пусть едут. Надо направить по этому поводу циркуляр в посольства.
На этом разошлись, а в четыре часа пополудни Громыко принял делегацию во главе с членом Исполкома ООП Ф. Каддуми, который считался как бы палестинским министром иностранных дел. В центре беседы был вопрос, как помешать американцам начать переговоры по палестинской автономии с участием Иордании. Беседа протекала вяло. С обеих сторон думали совсем о другом — о предстоящих похоронах Брежнева.
Известие о его смерти быстро распространилось по всему миру. На другом конце земли в Вашингтоне была еще ночь, но советник президента по вопросам национальной безопасности Ричард Кларк счел это известие настолько важным, что в полчетвертого утра разбудил Рейгана. Они сразу же стали обсуждать вопрос, не следует ли самому президенту поехать на похороны в Москву, чтобы познакомиться с новым советским лидером. Но Рейган отверг эту идею:
— Разве советские лидеры приезжали в США, когда умирал наш президент? — спросил он.
Поэтому для участия в похоронах были посланы вице-президент Джордж Буш и госсекретарь Джордж Шульц. Началась эпоха похорон в Кремле, которые будет регулярно посещать эта двойка из США. С претензией на юмор Буш потом так откомментирует эти свои миссии: «You will die, I’ll fly». В переводе с языка анекдотов про чукчей это звучит так:
— Твоя умирай, моя прилетай.
12 ноября состоялся Пленум ЦК. Хотя расклад сил в пользу Андропова был вроде бы предрешен, зал молча и с напряжением наблюдал за тем, как члены Политбюро будут выходить на сцену — кто будет первым. Первым из комнаты президиума вышел Андропов и почему-то задержался у двери. За ним Черненко и потом уже, немного отступив, остальные члены Политбюро. Все стало ясно.
Андропов открыл заседание и, кратко отдав дань великим деяниям усопшего, сказал, что Пленум чрезвычайный и нужно решить «один вопрос — об избрании Генерального секретаря ЦК КПСС». После этого встал Черненко и долго, красочно говорил о заслугах великого лидера Советского Союза, а потом предложил избрать Андропова, назвав его «одним из наиболее верных соратников Л. И. Брежнева». Состоялось голосование, и Ю. В. Андропов был избран единогласно.
Пленум продолжался недолго и потом его участники пешком прошли в Колонный зал Дома союзов простится с покойным. Странное это было прощание — без слез и горя. Плакали только жена и дочь, да еще Кириленко, но он плакал уже по любому поводу.
А для МИДа началось тяжкое испытание — нужно было организовать встречу 19 глав государств, 30 глав правительств, более сотни высоких делегаций, которые стали прибывать со всего мира в Москву на похороны. И всех надо было встретить, разместить, проводить. Только с Ближнего Востока прибыли президенты Сирии, ЙАР и НДРЙ. Прилетел Арафат. За ним премьер-министр Иордании, вице-президент Ирака и т. д.
Практически весь день 14 ноября пришлось провести в правительственном аэропорту Внуково-2. Самолеты запаздывали, все графики ломались, не хватало машин, а главное, не хватало заместителей Председателя Верховного Совета и Совета Министров СССР для встречи прилетавших высоких гостей. Приходилось выкручиваться. Например, вот такой эпизод:
Едет машина к трапу спецрейса из Иордании встречать премьер-министра Бадрана. В ней иорданский посол и заведующий ОБВ. Посол явно нервничает, так как среди встречающих, как это положено по протоколу, нет заместителя Председателя Верховного Совета. Причина проста — графики прилетов сбились, и он задержался с другим высоким гостем. Тем не менее, это хоть и маленький, но все же дипломатический скандал — послу достанется. С заведующим ОБВ они в хороших отношениях и посол тихо говорит:
— Вы не возражаете, если я представлю Вас моему премьеру как заместителя Председателя Верховного Совета?
— Я не знаю арабского языка, — отвечает дипломат, — и то, что Вы скажете премьеру, — Ваше личное дело.
История эта имела продолжение. Улетая через несколько дней, премьер-министр сказал послу, что доволен его работой:
— У Вас прекрасные связи с советским руководством. Во время приема в Кремле я наблюдал за Вами. Вы запросто подходите к заместителю Председателя, дружески беседуете с ним, смеетесь… Это очень важно — нам нужны такие доверительные отношения с советскими руководителями.
Но это из области похоронного юмора. Пребывание высоких гостей в столице дипломаты пытались использовать для решения некоторых насущных проблем. В Кремле состоялся прием, на который были приглашены все гости. К Андропову выстроилась длинная очередь. Главы делегаций один за другим подходили выразить соболезнование и практически с каждым состоялась краткая — всего несколько минут — беседа.
Буша и Шульца провели без очереди, что было отмечено гостями без всякого удовольствия. «Андропов выглядел бледным, как мертвец, — вспоминал потом Шульц, — но его мощный интеллект заполнял всю комнату». За 20 минут он сказал то, что Громыко говорил часами. И хотя перед ним лежал текст памятки, он им не пользовался. Новый Генсек был откровенен и говорил жестко, обвиняя США в ухудшении отношений с Советским Союзом. О возможности встречи с Рейганом он не упомянул.
Буш пошутил и сказал, что между ним и Андроповым есть «нечто общее в нашей прошлой жизни», явно намекая на руководство разведками. Ответ Андропова прозвучал загадочно:
— Мы люди мира, — сказал он. — У Вас была возможность ознакомиться с записью беседы Шульца с Громыко — это они люди войны![81]
А после встречи с американцами Андропов подчеркнуто долго, около получаса, разговаривал с китайским министром иностранных дел Хуан Хуа. Все потом долго гадали, что это? Демонстрация новых приоритетов в политике? Тем более, что два дня спустя Верховный Совет СССР принял новый закон о границе.
На этом приеме была сделана также попытка если не помирить Асада с Арафатом, то хотя бы наладить между ними контакт. Не получилось. При встрече они даже не поздоровались друг с другом. Весь следующий день лидер Южного Йемена А. Н. Мухаммед пытался свести их, но все было напрасно. Рано утром Асад улетел. Йеменцы не знали этого и еще долго готовили встречу.