ГЛАВА 12
В хрустальном бокале темнела кровь, но не алая, а какая-то бурая, густая, и совсем не аппетитная. С видом сомелье, Эвике взболтала ее и придирчиво осмотрела, даже понюхала. Затем, не поморщившись, одним глотком ополовинила бокал. Оба Штайнберга, Уолтер и Гизела, окружившие девушку, облегченно вздохнули. До полуночи оставалось еще полтора часа, а пока что наши герои не находили себе места. Нервы были натянуты как волосок, на котором подвесили наковальню.
— Какая у вас кровь гадкая, ну прямо как вы сами, — прокомментировала Эвике, глядя на Штайнберга исподлобья.
— Прекрати кочевряжиться и пей что дают, — парировал вампир.
Но прежде чем Эвике повторно поднесла питье к губам, Уолтер выкрикнул6
— Оставь и мне!
— Вам-то зачем? — удивилась девушка.
— Хочу изучить вампирское сообщество изнутри. Да и телохранитель тебе не помешает.
— Тогда берите.
— Однако же, какая бойкая! — возмутился фабрикант, преграждая ей дорогу. — Кем ты себя возомнила? Думаешь, напялила платье Берты, так и сама стала дамой? Еще чего! Простая служанка, а своевольничает. Или в наши края уже добрался "женский вопрос"? Даже не вздумай делиться с ним кровью. Кстати, что вы вообще здесь делаете, любезный? — обратился он к англичанину. — Я вас не приглашал.
— Зато я его пригласил, — вмешался младший вампир. — Уолтер будет шафером на н-нашей свадьбе — так ведь, Гизела?
— Конечно, — отозвалась виконтесса и содрогнулась.
Со всей неотвратимостью перед ней возникла первая брачная ночь — вернее, первый брачный полдень — когда Леонард заставит ее штудировать учебник по биологии. Господи, неужели совсем скоро?
— В таком случае, пусть пьет. Надо же как-то объяснить гостям его присутствие. Одним прихлебателем больше — одним меньше, чай не разоримся.
Сложив руки на груди, фабрикант встал у камина, презрительно наблюдая как Эвике протягивает Уолтеру бокал. Их руки коснулись. Несколько секунд они простояли так, держась за бокал, будто Тристан и Изольда за чашу с приворотным зельем. С той лишь разницей, но на первом был мешковатый фрак, украденный из гардероба Штайнберга и наспех перешитый, а на второй — такое яркое платье, что при виде него у змеи начался бы нервный тик. Крупные, огрубевшие от работы руки девушки были затянуты в черные перчатки. Руки Берты тоже не отличались изяществом, но даже так, печатки оказались слишком узки. Бедняжка едва шевелила пальцами.
— Пейте же, сударь.
Уолтер отхлебнул из бокала и тут же зажал рот, потому что желудок наотрез отказывался принимать отвратительное пойло. Рыбий жир рядом с этим угощением казался нектаром.
— Арррххх! Бееее… Какая мерзость!
— Ну не лимонад, что ж поделаешь, — философски заметила служанка.
— Но ты-то выпила не сморгнув!
— Дело привычки. В нашем приюте такую овсянку на завтрак давали, в ней такое попадалось!
— Тараканы, что ли?
— Еще хуже — овес.
Пока Эвике живописала приютское меню, Леонард и Гизела переглянулись с видом экзаменаторов.
— Берта? — позвал Леонард.
— Да, сударь?
Виконтесса фон Лютценземмерн вздохнула и подняла очи к потолку, зато ее будущий свекор, не отличавшийся терпением, затряс кулаками.
— Ах, она нас всех погубит!
— Не называй меня так, — терпеливо объяснил Леонард. — И Уолтера, и Гизелу. Мы теперь твоя родня и друзья.
— Знал ведь, знал что нельзя доверять этой дурехе!
— Успокойся, отец. Ты, Эв… Берта, тоже не нервничай. Давай сначала.
— Хорошо… эээ… братец.
— Берта никогда не называла тебя так… по-мещански, — заметила Гизела.
— Все равно никто не знает, как она меня называла.
— А Лючия? Вы не забыли ее предупредить относительно наших планов?
— Ее здесь не будет. Берта попросила ее не приезжать на свадьбу. Что бы там про нее ни говорили, Лючия очень тактична.
— Тактична, как же. Просто на подарке решила сэкономить. А ты смотри у меня! — Штайнберг потряс мясистым пальцем прямо у носа новоявленной дочери. — Только попробуй сорвать мероприятие! Шкуру спущу! Это, кстати, ко всем относится.
— И ко мне?
Ресницы Гизелы запорхали.
— Вы, конечно, исключение, — смиренно сказал Штайнберг, но вдруг повел носом и пошарил рукой в воздухе, словно нащупывая что-то. — Так, у кого наглости хватило пронести на вампирский бал серебро? Не иначе как у вас, юноша. А ну-ка выверните карманы!
— Да как вы смеете?! — вспыхнул Уолтер и подался назад.
— Обойдемся и без личного досмотра. Серебро у вас в кармане слева. Показывайте, с чем пожаловали.
Сердито сопя, мистер Стивенс засунул руку в обозначенный карман и вытащил распятие, высоко подняв его над головой, будто епископ благословляющий паству. Его уязвленное самолюбие было отомщено, потому что старший вампир, взвыв, упал на пол, закрывая лицо руками. Леонард тоже отвернулся, но как-то демонстративно и без особой поспешности.
— Спрячьте немедленно! — вопил Штайнберг, брызгая слюной. — И унесите прочь, с глаз моих долой! Живо! Хотя нет, постойте-ка, — добавил он, когда юноша спрятал крест, — правый карман у вас тоже топорщится. А там что за сюрпризец?
— Вот, полюбуйтесь!
Дрожащими от ярости руками Уолтер вытащил разноцветные флаконы и сунул их Штайнбергу в лицо. Тот сплюнул.
— Святая вода, как пить дать!
— Духи, скорее всего, — встрял Леонард. — По флакону можно определить.
— А я говорю, святая вода!
— Уолтер, позволишь?
Леонард проворно стянул белую перчатку и капнул содержимое одного из флаконов себе на мизинец. Смятение прокатилась по рядам зрителей. Никогда прежде юный Штайнберг не прикасался к незнакомой жидкости, да еще к такой! Но ничего не произошло. Палец так и не вспыхнул пламенем, даже цвет не изменил.
— И правда духи, — подивился отец. — Вы их прямо так в кармане и носите? Разные? Для пущей, так сказать, привлекательности? Ну и ну! А я-то все гадал, почему наш граф оставляет дочку наедине с молодым холостяком. Оказывается, это мне нужно было за сына волноваться. Хе-хе! Вы, молодой человек, хоть предупреждайте окружающих. Ну там зеленую гвоздику в петлице носите или что еще делают ваши соотечественники… с такими наклонностями.
Он гулко расхохотался, но никто не поддержал порыв веселья. Гизеле не позволяли хорошие манеры, Эвике — слишком узкий корсаж. Даже так, было ужасно обидно. Уолтер стоял — по любимому выражению людей с тонкой душевной организацией — как оплеванный. Развернувшись, он чуть ли не бегом бросился в спальню, а за ним поспешил Леонард и уже на лестнице схватил его за плечо.
— Он не всегда такой.
— Да неужели? А по-моему, твой отец только и высматривает, кого бы в грязь макнуть. Как он мог меня вот так… перед дамами?
— Зато ты сохранил святую воду, — сказал Леонард, пока они шли по коридору.
— Зачем она мне теперь? Лей не лей, вампирам хоть бы хны.
— Она только на меня не действует, а на остальных — вполне.
— А что же, черт побери, действует на тебя? — вырвалось у Уолтера.
— Серебро, — невозмутимо пояснил Леонард. Он был не из обидчивых. — Вот, посмотри.
Юный вампир чуть приподнял левую перчатку и англичанин увидел, что по его ладони протянулся красный, припухший след, как от удара линейкой.
— Так вот почему у тебя вчера рука была перевязана. Когда заживет?
— Точно не знаю. Наверное, через пару лет.
— Могу я спросить, что ты задумал? — поинтересовался Уолтер, пропуская вампира в свою спальню.
— Можешь.
— Что ты задумал?
— Не скажу, — Леонард довольно улыбнулся. — Это мое дело. А тебе посоветую следующее — распятие оставь здесь, его сразу учуют, а вот святую воду носи при себе. На всякий случай. Жаль, маловато. Это все, что отец Штефан тебе освятил?
— Откуда ты знаешь, что я у него был?
— Он сам рассказывал. Дуется, что ты ему такую неказистую тару подсунул, хотя чего еще ожидать от англичанин после того, как они отреклись от католической веры. Говорит, с тех пор вы совсем опакостились…
— Восхитительно! — взорвался Уолтер. — Оказывается, ты любезничаешь с местным священником. Может, и в переписке с папой римским состоишь? Что еще я про тебя не знаю, Леонард? Вообще, вампиры бывают нормальные, без выкрутасов? То на меня действует, это не действует! Рехнешься тут с вами.
Во время его тирады Леонард обследовал комнату на предмет интересной плесени.
— Не сердись, — попросил он, выбираясь из-под кровати. — Священника я проведал впервые за целый год. Вчера еще, пока вы с Эвике танцевали. Нужно было оставить у него кое-что, вдруг потом пригодится. Отец Штефан, конечно, развопился, но все больше потому, что я его из постели поднял, в сорочке и колпаке. Даже пытался прогнать меня взашей, раз уж я выползок из тьмы, но мы договорились. Нельзя недооценивать межвидовое сотрудничество. Отец Штефан, вообще, очень добрый старик, хоть и ретроград.
— Ничего себе вы спелись!
— Какой там! Из всей нашей семьи, он меня сильнее всех ненавидит. Но ничего не поделаешь, обстоятельства того требуют. Но рассказать ничего не могу. А то мне потом стыдно будет, если зря паниковал.
— Зря? Это почему же зря? — на Уолтера накатила новая волна гнева. В голове стало так жарко, словно туда плеснули горячего супа. — Целый год этот подлец над вами измывался, так что у тебя есть все основания для страхов. Ты же говорил об этом отцу, я сам слышал, еще тогда, на балконе.
Леонард присел на край кровати.
— Да, г-говорил. Но вдруг я просто убедил себя в том, что Виктор — настоящий мерзавец? Вдруг на самом деле все не так? Он ведь спас Берту от смерти. Он спас, а я не успел, понимаешь ты это? Но мне нравится думать, что он хочет причинить Берте зло. Что истинная причина ее побега он, а не я.
— Что же ты такого натворил, раз она сбежала? Вылил кислоту на ее любимую шляпку?
— Я пошел на поводу у отца и согласился жениться на Гизеле. Мне не следовало… я поступил очень скверно! В первую очередь с Гизелой. Ты только не подумай, я уважаю и графа, и ее…
— Но не любишь, — договорил Уолтер.
— Нет. И она меня, кажется, тоже. А еще она не любит амеб. Представляешь? У супругов ведь должны быть общие интересы! А как нам жить вместе, если она не любит амеб?
— Это ужасно, — сказал англичанин, так не объяснив к чему относилась его реплика — к отсутствию общих интересов или к самим амебам.
— Когда Берта узнала про нас с Гизелой, — продолжил Леонард, — она… даже не знаю… как будто забаррикадировалась внутри себя. Мы почти не разговаривали. Вся беда в том, что мы, Штайнберги, совсем не умеем общаться. Нам бы сесть втроем и просто поговорить, но никак не получается. Может, мы бы друг друга поняли. Может, все бы друг друга поняли, если бы просто поговорить.
Уолтер заметил слезы в его глазах и взмолился мысленно, чтобы Леонард взял себя в руки. Как утешить истеричного вампира он сам не имел ни малейшего понятия.
— Ну все, хватит, — Уолтер неловко похлопал его по спине. — Когда-нибудь я найду твою сестру. Найду и приведу домой. Нельзя же целую вечность бежать от кого-то. Рано или поздно ей захочется побежать к кому-то.
— Моя сестра очень одинока, Уолтер. И ее одиночество не зависит от того, окружают ли ее другие люди. Но пора возвращаться. Я переживаю за Эвике, как бы чего не случилось. Заодно и проверим, подтвердятся ли наши опасения насчет Виктора.
А внизу взволнованная Эвике делилась с хозяйкой все новыми источниками опасений.
— Ой, фроляйн, ведь столько гостей прибудет, как я узнаю жениха?
Гизела задумалась.
— Если рассуждать логически, то это должен быть самый древний, а потому и уважаемый вампир. Мы его быстро опознаем по запаху. Или по лысине. Или по плесени за ушами. Или по тому, что он будет нести свою голову подмышкой…
— Вольно же вам издеваться, — огрызнулась горничная. — Лучше скажите, что это за штуковина? В кармане лежала.
Она показала виконтессе блокнотик, состоящий из костяных страниц, с карандашом-замочком. С деланным равнодушием виконтесса покрутила в руках артефакт и вернула служанке. У нее самой никогда не было таких безделушек. Да и на что ей, раз Королевой Бала все равно не бывать.
— Это бальная книжечка, чтобы устанавливать последовательность танцев.
— Ага, понятно! Если меня кто-то пригласит вне очереди, так я его огрею этой штукой. Чтоб не совался, значит.
— Нет! Ты должна записывать, кому обещала танцы. Ну почему ты такая глупая?
— Простите, фроляйн.
— Не называй меня "фроляйн." При всех своих отрицательных качествах, Берта меня так не называла. Даже когда злилась.
— Простите, Гизела.
— Давай на "ты." Берта всегда мне "тыкала," хотя мы с ней, конечно, не ровня. Ох, ну что с тобой делать? Ты обязательно срежешься!
— Гизела?
— Да?
— Помолчи, а? Я и так волнуюсь, а тут еще ты под ухом ноешь, — выпалила девушка и опешила от собственной дерзости. Но виконтесса лишь улыбнулась.
— Уже лучше, — похвалила она, — хотя Берта сказала бы с большей долей сарказма.
— Знаю, — отрезала Эвике, — много в ней было этого самого сморказма. Но сегодня вечером Берта Штайнберг — это я. Что хочу, то и говорю.
Их разговор был прерван оглушительным трезвоном. Если звонок в замке и прежде не отличался мелодичностью, то сейчас он прозвучал как набат. И обе девушки, и Уолтер с Леонардом, которые как раз входили в залу, и фабрикант, метавшийся из угла в угол — все замерли на месте, но тут же завопили одновременно:
— ГОСТИ!!!
— В такую рань?!
— Откройте им кто-нибудь!
— Сейчас!
— Тебе нельзя, ты теперь дама!
— Тогда сами открывайте!
— Уже иду! Уже иду!
Вампир понесся к парадному входу, а за ним повалила любопытная молодежь. На пороге стояли двое мужчин, один чуть позади другого. С ними была совсем молоденькая девушка, которая почему-то нахмурилась при виде Штайнберга.
— Эээ? — вежливо поздоровался фабрикант.
— Тьма да прибудет с вами, — поклонился незнакомец. — Не знаю, помните ли вы меня, но я Виктор де Морьев. Позволите войти?
Когда гости заявляются раньше времени, события развиваются в одном из трех направлений. Если позволяют дружеские отношения, хозяева попросят неурочных посетителей накрыть на стол (покрошить салат, натереть паркет мастикой, настроить пианино.) Тогда совместный труд сгладит любые неурядицы. Но в великосветской обстановке сей вариант невозможен, поэтому или гости будут топтаться посреди бальной зал, оказавшейся вдруг такой огромной, или хозяева сгорать от стыда, гадая правильно ли указали время на приглашениях. В нашем случае произошло последнее.
— Добро пожаловать, — заюлил фабрикант, склоняясь перед гостем в три погибели. — А разве… еще же не полночь… ох, о чем это я? Милости просим, проходите.
Вся троица переступила порог, но за Штайнбергом пошел только Виктор. Его спутники задержались у двери, дожидаясь разрешения следовать дальше.
— Благодарю, герр Штайнберг. Это ваш первый бал в такой компании, верно? Тогда вы ничего не знаете о церемониале. Гостям всегда приятно, если ассамблею открывает Мастер и лично приветствует входящих. Поэтому я прибыл раньше остальных.
— Да, разумеется. Это такая честь… мы все польщены… А разве госпожа Эржбета…
— Эржбета передает свои извинения. Только не подумайте, будто она манкирует вашим приглашением. Как это ни прискорбно, но в ее ателье случился пожар, — тут спутники Виктора переглянулись, но он продолжил как ни в чем не бывало. — Сейчас она, должно быть, допрашивает свой персонал и освободится не раньше чем через неделю. Очень тщательная женщина. Да и методы у нее старомодные, неторопливые.
Уолтер невольно представил, как стряпчий вздергивает его на дыбе за помарки в переписанном документе. Упаси Господь от такого начальства!
Теперь он мог как следует разглядеть гостя. Если прежде англичанин лелеял мечты, что у пришельца окажутся заостренные уши — ну хоть немножко — и дряблая кожа вся в трупных пятнах, то его чаяния обратились в прах. Виктор был прекрасен настолько, что глаза невольно искали пьедестал, с которого он соскочил. Природа создала его из драгоценных материалов, кожу из белоснежного мрамора, темно-русые, чуть вьющиеся волосы из шелковых нитей, губы из гладкого плотного атласа. В зеленых его глазах то и дело вспыхивали искорки, словно крупицы золота на дне ручья. Улыбка была веселой и дружелюбной, манеры непринужденными — казалось, он вот-вот расхохочется совсем по-ребячески. Легко было поддаться его чарам, но Уолтер убедил себя, что это всего-навсего личина, как бинты на прокаженном, скрывающие гниющую плоть, что кто-то сейчас лежит в канаве с перегрызенным горлом, чтобы обеспечить вампиру румянец и блеск в глазах. Чему тут завидовать? Эти мысли успокоили Уолтера, но только отчасти.
— Где же моя невеста? — спросил вампир, но тут же подошел к Эвике, опознав ее по красному платью.- Bon soir, mademoiselle, comment allez-vous?[30]
Эвике смотрела на жениха с нескрываемым ужасом.
— Я по-французски не обучена, — пролепетала она, лихорадочно обмахиваясь веером чтобы скрыть дрожь в руках.
— Ах, герр Штайнберг, неужели вы сэкономили на учителях? Стыдно, право же.
— Да, я как-то упустил это из виду…
— Помимо учителей, должны быть еще и способности к языкам, — ввернула Гизела. Виктор воззрился на девушку так, словно она возникла из ниоткуда, и кивнул ей рассеяно.
— С кем имею честь?
— Гизела фон Лютценземмерн. Я дочь хозяина замка и невеста Леонарда.
— Очень приятно, мадемуазель.
— Мой отец еще у себя, но я позову его…
— Не трудитесь, — остановил ее вампир, который вообще не мог сфокусировать на ней взгляд, и вновь повернулся к невесте.
— Берта, mon amour,[31] у тебя целая вечность, чтобы выучить французский. Думаю, мой замок станет идеальным местом для языковой практики. Любой из моих замков, — добавил он. — А раз уж во время медового месяца мы поколесим по всей Европе, ты быстро заговоришь на иностранных языках. Пока же я буду счастлив разговаривать на твоем родном, mein Liebchen[32]
Виктор взял ее за руку и поцеловал кончики пальцев, осторожно, будто они были такими хрупкими, что вот-вот истают от его ледяного дыхания.
— Ах, какая у меня память дырявая! — вдруг покаянно возвестил вампир. — Совсем позабыл про подарки! Для тебя, ma cherie ,[33] приготовлен сюрприз — прости, но придется тебе помучиться до свадьбы. Поверь, оно того стоит. Зато для Леонарда кое-что уже припасено.
Летящей походкой он подошел ко второму вампиру и взял у него из рук два свертка. Потом, замешкавшись, посмотрел на Уолтера и Леонарда, силясь понять кто есть кто.
— Я Леонард, — представился молодой вампир. — А это Уолтер Стивенс, мой друг.
Мужчины обменялись рукопожатиями.
Подарком Леонарда оказалась книга в строгой черной обложке, но лишь увидев слово «Микроорганизмы» в заглавии, юный вампир радостно взвизгнул. А когда открыл ее, так и вовсе замер с распахнутым ртом, потому что дарственная надпись вещала: "Леонарду Штайнбергу, моему самому горячему поклоннику. С наилучшими пожеланиями, Луи Пастер." Ниже было наскоро приписано крошечными буквами "Если вы читаете это, пожалуйста, позовите полицию!!!"
— Он ж-жив?
— Кто?
— Па-па-пастер!
— С чего бы ему не жить? Просто слегка испугался. Пожалуй, все таки следовало воспользоваться дверью, а не форточкой. Учту на будущее. А так мы очень мило побеседовали. Мсье Пастер даже показал мне образцы разных бактерий. Занятные существа.
— О да! — с жаром сказал Леонард. — Многие из них вполне сформировавшиеся личности! За ними так интересно наблюдать! Хотите, я покажу вам свою коллекцию?
— Обязательно. Только давайте после торжеств. Хочу как следует их рассмотреть, чтобы с чувством и расстановкой.
Не сводя с француза обожающих глаз, Леонард закивал, а Уолтер понял, что отныне уже не является его другом номер один. Ему стало обидно.
Тем временем Виктор добрался и до отца семейства.
— Герр Штайнберг? Что-то вы невеселы. Все еще дуетесь из-за тех писем? Напрасно! Признаюсь, тон их был несколько холоден, но вы не представляете, в каком шоке я пребывал, узнав об опасности, грозившей моей невесте. При том, что сам я был так занят, что не мог поспешить к ней, утешить ее, держать за руку. Примите мои самые искренние извинения, — он постучал себя кулаком по груди. — Mea maxima culpa[34] Я прощен?
— О, конечно, на что тут обижаться, — заверил его обрадованный фабрикант. На поверку новый зять оказался не так уж плох.
— Замечательно! Позвольте вручить и вам подарок. Не знаю, угодил ли, но вещица премилая.
Развернув хрустящую бумагу, Штайнберг узрел огромный письменный прибор с чернильницей, пресс-папье, и маленькими часиками без стрелок — к чему вампирам следить за временем? Прибор был, разумеется, из чистого золота. Принимая подарок, фабрикант улыбнулся во весь рот.
— Это чтобы вести учет доходов. Не сомневаюсь, что они взлетят до небес. Пора покорять новые рынки, герр Штайнберг. Коль скоро мы породнимся, я обещаю как следует порекламировать ваш продукт во Франции.
Подарок тут же пошел по рукам, вызывая восхищенные вздохи, но когда наконец добрался до Уолтера, тот разглядел на массивной подставке гравировку, очень изящную. Изображена была сцена то ли из античной истории, то ли из мифологии. Толпа воинов окружила девушку, наряженную в роскошную тунику. Хотя фигуры были маленькими, граверу удалось передать и ужас девушки, и ее решимость. Она не спускала глаз с мужчины, который сжимал у руках меч. А разделял их алтарь. Уолтеру не понравилось это изображение. Очень, очень не понравилось. Прямо таки совсем.
— Что-то не так, мистер Смит? — спросил Виктор, заметив как он нахмурился.
— Стивенс, — поправил Уолтер. — Что это сюжет?
— Классический. Один эпизод из плавания Агамемнона в Трою. Эсхилл его, кажется, упоминает[35]
— Всяких там Эсхиллов я не читал, но красиво получилось, — фабрикант отнял у Уолтера игрушку, мельком осмотрел гравировку, но поскольку от мифологии у него челюсти сводило, сосредоточился на чернильнице. Она была изукрашена гирляндами и венками, что не могло не польстить его утонченному вкусу.
— Думаю, у герра Штайнберга еще будет возможность ознакомиться с этой историей, — проронил Уолтер.
— Разумеется! — воскликнул Виктор, но тут же присовокупил. — Я в том смысле, что вечность оставляет много свободного времени для просвещения.
Перезнакомившись со всеми присутствующими, Мастер Парижа указал на свою свиту.
— А теперь позвольте представить вам моих спутников. Это Готье, мой давнишний приятель. Я до сих пор с теплотой вспоминаю нашу первую встречу.
Черноволосый вампир с липким, как патока, взглядом и глумливой ухмылкой присоединился к компании. Одет он был во фрак, уже засаленный на плечах от соприкосновения с его волосами, такими грязными, будто он мыл их нефтью. Уолтер успел заметить, что последние слова Мастера заставили Готье вздрогнуть, и наглая улыбка увяла, будто орхидея на морозе.
— А это Изабель, замечательная во всех отношениях. Ну, иди сюда, Изи, не стесняйся. Вы с Бертой обязательно должны подружиться. Изи станет тебе компаньонкой, ma cherie.
К Виктору подошла тщедушная девушка, одетая в несуразное серое платье, волочившееся за ней по полу, как тряпка. Она взглянула на "новую подругу" так, что любые мысли о девичниках и совместных походах по магазинам отпали сразу.
Ее Эвике невзлюбила сразу. Ко встрече с женихом она уже более-менее подготовилась, зато не знала, чего ждать от этой.
Изабель тоже не понравилась Берта. Во-первых, она заслуживала смерти хотя бы потому, что была невестой Виктора. А во-вторых… Во-вторых было намного интереснее. Просияв, Изабель бросила быстрый взгляд на Мастера.
"Ты чувствуешь? Посмотри, ты только посмотри!" — она разве что не прыгала от восторга. — "Это же… это же замечательно! Можно я ее убью?"
"Подожди, Изи, всему свое время."
"Зачем ждать? Она ведь…"
"Потому что игра только началась!"
— Позвольте вас оставить, дамы, — Виктор галантно поклонился и поцеловал ручку Берты-Эвике.
Изабель была готова ее задушить.
— Мне нужно с тобой поговорить, — она подошла вплотную к невесте и серьезно посмотрела на нее снизу вверх.
— К твоим услугам, — на всякий случай та сделала шаг назад.
— В промозглую погоду он любит теплый гроб, — выпалила Изабель, хватая ее за руку. — Ты должна приносить ему грелку.
У Эвике отвисла челюсть.
— Это совет, что ли?
— Нет, — сказала вампирша как будто с наслаждением. — Это твоя обязанность.
— Ага! А я то думала, как мне ублажать мужа? Подожди, сейчас запишу… хотя нет, так запомню.
— Если во сне он будет спрашивать про бумаги, отвечай, что они в надежном месте.
— Ух ты, никогда б не догадалась. Еще что-нибудь? Ты не смотри что я зеваю, мне правда очень интересно!
— Он совсем тебя не любит, — выпалила Изабель, но Эвике даже не сочла нужным обидеться.
— Да ну? А кого он любит? Тебя?
— Нет. Он любит свою жену, — раздумчиво проговорила вампирша. — Только она умерла, поэтому с ней его несложно делить. А вот с тобой…
— Что поделать, такова уж наша женская долюшка. Неразделенная любовь и прочие дела. Привыкнешь, Изи.
— И ты тоже привыкнешь… Берта Штайнберг.
Эвике передернуло от ее последних слов и от того, как эта девчонка посмотрела на нее колючими серыми глазками. А уж когда она улыбнулась, стало совсем жутко.
— Да уж как-нибудь, — пробормотала она и поспешила ретироваться.
А Изабель продолжала смотреть на нее с издевательской полуулыбкой.