Двенадцатая глава

Перед Сашиным кабинетом сидела затравленная секретарша, такая затравленная, что даже не предлагала никому чай или кофе — рот боялась открыть.

С утра к ее двери тянулась очередь. Сотрудники главного телеканала страны шли к Саше интриговать.

Из-за Сашиной двери послышался мужской бас:

— Ты запомни фамилию — Но-ви-ко-ва. Прямо так и сказала — да кто она такая, эта Саша, мне на нее наплевать, пусть в кабинете своем командует! При всех! Ты представляешь, какая мерзавка!

На столе у затравленной секретарши зазвенел телефон. В трубке визжала Саша:

— Новикову ко мне! Быстро!

Из кабинета вышел лысеющий телеведущий. Проходя мимо испуганной Новиковой, он сказал:

— Я тебе обещал, сучка, что я тебя уволю? Вот я тебя и уволил!

И улыбнулся.

Новикова вышла от Саши в слезах. Сразу за ней в кабинет ввалился мачо и чмо военкор Вовчик. Он притащил огромный пакет мандаринов. Саша любила подарки.

— Под пулями пер из Кодора, — сказал Вовчик. — Рядом боец на броне сидел — ногу ему отстрелило. Мы в новости не давали — командующий мне лично звонил, просил не давать. Еле вырвались, Сашка, реально! Ты же знаешь, я всю первую чехию прошел, я ничего не боюсь. Но в этот раз реально пиздец был. А ты такая красивая сегодня! — сказал он начальнице и закрыл за собой дверь.

Гримерша Василиса поведала Саше, что она больше не спит с шефредактором Кликиным, который спит теперь с ведущей Настей и немножко с ведущей Мариной, которая спит еще с оператором Витей, и поэтому Василиса спит теперь больше с репортером Артемом, который женился на редакторше Вере и хочет уехать в Париж.

— Что значит хочет! Мало ли что он хочет! — разозлилась Саша. — Раз он такой умный, в Париж на корпункт поедет Петя!

Василиса ушла счастливая.

За ней забежала Лена — рассказать, что на соседнем канале опять подняли зарплаты. Заодно сообщила:

— Вурзилов в курилке сказал, что вчера был говенный эфир. Это же запредельно! Сказал, что ты неправильно утвердила главную новость. Это же феерично!

— Когда Вурзилов в отпуск хотел, в августе? Напиши ему в ноябре, — сказала Саша кому-то в трубку.

Дальше в очереди стояли координатор Паша и корреспондент Миша.

Паша пришел нажаловаться на Мишу. Тот опоздал на важное интервью в Совет Федерации, и оттуда звонили и громко кричали, и сказали, что этого так не оставят.

Миша пришел нажаловаться на Пашу. Тот не сообщил Мише, что поставил его на важное интервью в Совет Федерации, и поэтому Миша на интервью опоздал. Паша зашел первым, поэтому Мишу уволили.

Потом пришел Кликин с горестным лицом.

— Я на минутку, — сказал он. — Маринка беременная. Только тебе просила не говорить.

На этом Кликин вышел. Подойдя к двери он увидел Мерзлоидова. Встал на цыпочки, чтобы дотянуться до уха Мерзлоидова и трагически сообщил:

— Маринка беременная. Только никому не говори.

— Обижаешь! — ответил Мерзлоидов, обернулся к Ирочке, стоявшей за ним, и сказал, нагнувшись:

— Маринка от Кликина залетела. Только это секрет!

Ирочка шепнула стоявшей сзади Кукуидзе:

— Мерзлоидов в шоке, потому что Маринка лежит на сохранении от Кликина. Никому не говори.

— Ну, ты же меня знаешь! — обиделась Кукуидзе. — Когда я кому что рассказывала?

И немедленно побежала в столовую.

— У Маринки выкидыш, потому что Ирочка ушла от Мерзлоидова неизвестно к кому! — крикнула Кукуидзе в толпу перед кассой и убежала.

Потом Саша вызвала Нору. Нора зашла, робея, и увидела, что на этой неделе у Саши ярко-черные волосы. На полках вокруг стола стояли фарфоровые коты. Саша сказала Норе:

— Ты вчера попала в кадр. Во-первых, никогда этого больше не делай!

— Но я же не знала, что оператор меня снимает, — оправдывалась Нора.

— Во-вторых, никогда меня не перебивай! — с ненавистью сказала Саша, еще больше повысив голос. — И, в-третьих, где ты взяла этот плебейский пиджак? Ты понимаешь, где ты вообще работаешь? Больше не смей приходить на работу в этом говне.

— Но это ДольчеГаббана, — сказала Нора.

— В жопу засунь эту ДольчеГаббану, — ответила Саша.

«Что я тебе сделала плохого, Саша? — подумала Нора. — Когда бы я успела?»

Она вышла из кабинета, и стоявшая в очереди архивистка Полина спросила ее:

— Ну что она там, в истерике или еще нет?

— Да хрен ее разберешь, — пожала плечами Нора.

— Это ты не понимаешь ничего, — сказала Полина. — Я вот по контурам лица вычисляю, когда у нее забрало упадет.

Довольная собой и уставшая от работы, Саша закурила, поглаживая свободной рукой любимую левую бровь. «Как они меня все достали! Столько идиотов — и все на мою голову», — подумала она. «Фак, я же про Животного забыла!» — спохватилась вдруг Саша.

Корреспондент Животный позавчера скоропостижно уволился, хлопнув дверью. На соседнем канале ему предложили зарплату на сто долларов больше и гарантированные выходные. Но Саша хотела, чтобы все думали, что его уволили. Она считала, что информация о том, что с канала можно уйти добровольно, растлевает коллектив. Поэтому умная Саша приказала секретарше позвать ей кого-нибудь из корреспондентской — все равно кого — и когда этот кто-то вошел, сказала:

— Только тебе одному сообщаю, Животный ушел не потому, что его все достало, как он тут рассказал. На самом деле его уволили. За профнепригодность. Только ни при каких условиях никогда не вздумай никому об этом говорить! Понятно?

Через пятнадцать минут о том, что Животного уволили, знали даже охранники на парковке у входа в здание. «Что и требовалось доказать», — с удовольствием констатировала Саша.

Так проходили будни редакции информации на главном телеканале страны, где Нора работала мелким продюсером. Устроил ее, конечно, Борис — его друг был там главным редактором. Нора спросила тогда Бориса:

— Но ведь это кремлевский канал?

— Ну и что?

— Ты же их ненавидишь.

— Язык врага надо знать, — засмеялся Борис, и Нора подумала, что она где-то уже это слышала.

Норина работа считалась очень престижной — она ездила по всему миру за президентом, чтобы во время его выступлений красиво держать микрофон.

— Главное, чему ты должна научиться на телевидении, — объяснила ей Саша, — это держать микрофон так, чтобы он не выглядел фаллически.

Таких же, как Нора, продюсеров на одного президента было восемь. Не считая главных людей — политических обозревателей, корреспондентов и операторов. Работы поэтому было немного — командировка раз в месяц и несколько раз — выезды в Огарево.

В свободное время, которого было навалом, Нора писала заметки на сайт Бирюкова — в надежде, что он их прочтет и похвалит ее. Вот что она писала:

В эту ненастную ночь над столицей сверкали молнии. Ленивые обыватели, объятые первобытным ужасом, иррационально прятались от грозы, суетливо спеша домой, не поднимая глаз. Люди были бессильны перед матерью-природой. Они могли только прятаться в норы и чувствовать страх.

Но вдруг из кромешной тьмы вышли другие люди. Люди другой России.

Не сгибая молодые тела под ливнем, они быстро двигались к бетонному забору. Они были бесстрашны и бесшумны. Взмах баллончиком с краской, верные, твердые движения — и бесцветное полотно забора стало плакатом, неистово взывающим выйти на площадь во имя свободы. Это наши ребята. Такие спасут страну. Их лозунги готовятся дать решающий залп по человеческому равнодушию.

А закончить рассказ мне хочется словами великого Пушкина:

Пока свободою горим!

Нора писала так, как привыкла писать в «Вольной Ниве». Только совсем о другом.