Глава 13

6 июля, понедельник, вечер

Иван Петрович, как обычно, ничего не помнил. Черная дыра образовалась после того, как он с какими-то молодыми ребятами чего-то выпил. Художника там точно не было. И все. Проснулся дядя Ваня в своей родной кровати. Как тут оказался – тайна сия велика есть. Но до родной кровати его обычно доводили ноги. Сами собой. Они путь знали.

На теле следов побоев не наблюдалось, только несколько синяков, но они у Ивана Петровича были обычным делом, поскольку, добираясь до родного дома, он, как правило, несколько раз ложился отдыхать на сырую землю, передвигался на четырех конечностях или держась верхними за стеночку, то и дело по ней сползая.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – изрек дядя Ваня.

Я не могла согласиться насчет хорошего конца, но все жильцы нашей квартиры были живы и в общем и целом здоровы. Так что мы могли продолжить наше основное занятие – поиски кладов, – от которых нас отвлекли непредвиденные обстоятельства.

Но для начала следовало решить вопрос с Валерием Павловичем. Главное, не хотелось накликать его гнев на наши буйные головы. А то, глядишь, отдаст приказ пальнуть по нашей квартире, как по деревенскому дому. Мало ли что ему в голову взбредет, если мы вдруг позвоним и скажем, чтобы больше у нас не показывался, как велел Стрельцов. Хорошо еще, что Олег Вениаминович про гробы не знает и про предложение с ними работать, хотя мы и отказались.

С другой стороны, чего это вдруг Валерий Павлович хотел видеть нас в роли частных детективов? Он что, расклад сил в районе не знает? Или все эти бандиты просто решили найти козлов отпущения и выбор пал на нашу квартиру?

Анна Николаевна повторила, что мы в первую очередь должны блюсти свои интересы, но и ругаться ни с кем не стоит – ни с Сулейманом Расимовичем, ни с Валерием Павловичем. Надо искать какой-то выход. Если мы, как обычно, совместными усилиями подумаем, то решение найдем. У нас такое уже неоднократно получалось, правда, между двух бандитских огней мы еще не оказывались, но ведь все когда-то бывает впервые.

Выход нашел Сережка, вспомнив моих подруг Светку с Наташкой, которые от дополнительных заработков никогда не отказывались. Я могла теперь работать только в «Жар-птице» и сказать папе Сулейману и Стрельцову, что с Валерием Павловичем связь не поддерживаю. Я точно знала, что подруги сейчас стонут без работы, – так, может, займутся товаром Могильщика? Мансард в их домах нет, но подвалы имеются. Выделит Валерий Павлович средства на уборку и минимальный ремонт – и заработает мастерская. Таким образом, Валерий Павлович останется в районе – пусть и не напротив «Жар-птицы», но поблизости. А наведываться к нам надобность отпадает. То есть и волки сыты, и овцы целы. Если все, конечно, согласятся.

Не откладывая дело в долгий ящик, я тут же созвонилась с подругами и вкратце описала им суть нашего предложения. Подруги согласились и незамедлительно примчались ко мне, тем более мы не виделись с тех пор, как от них съехали. Они подробно расспросили, что от них требуется, и дружно кивнули. Теперь следовало договариваться с Валерием Павловичем.

Мы ему тоже позвонили и пригласили в нашу квартиру, объяснив, что возникла пикантная ситуация, которая требует обсуждения не по телефону.

Боровичку мы представили ситуацию таким образом, что нам поставлен ультиматум хозяевами ночного клуба, один из которых проживает в нашем доме: никаких дел с Могильщиком – или мы сами окажемся в том виде, в котором обычно в могилу опускают. Нам, конечно, этого не хочется, как не хочется и портить отношений с милейшим человеком Валерием Павловичем.

Мы выступили с деловым предложением.

Наверное, наши речи звучали по-идиотски. Правда, Валерий Павлович слушал внимательно все, что мы говорили. Уточнил, кому именно был предъявлен ультиматум. Я признала, что мне. Кем? Стрельцовым в частной беседе у него дома за чашкой чая, вернее, кофе. Папа Сулейман что-то упоминал, намекал?.. Нет. Затем Боровичок выяснил, где живут Наташка со Светкой, что-то прикинул и заявил, что подумает над нашим предложением. А там видно будет.

Не знаю уж, почему ему так хотелось остаться на нашей территории. В самом деле – чтобы специально позлить папу Сулеймана, как утверждал Стрельцов? Чтобы потом все-таки вернуться на изначальные позиции?

Стрельцова и компанию я понять могла. Скупают прилегающие к их базовому зданию площади. Но Валерий Павлович-то что, другого места найти не может? Если это территория папы Сулеймана, какого черта Боровичок тут сидит и не уходит? Чего лезть на рожон? Зачем злить Рашидова? Но я прекрасно понимала, что Валерий Павлович мне все равно не скажет правду. Как и папа Сулейман. Их сам черт не разберет. И вообще, не нашего это ума дело.

Как только мы утрясли все вопросы – вроде бы к взаимному удовлетворению сторон, – Валерий Павлович отбыл вместе с моими подругами для осмотра места. Про бывшего я у Могильщика так и не спросила, а он сам ничего не сказал. Про совершивших на меня покушение молодцев тоже не упоминал, правда, как я подозреваю, они действовали по собственной инициативе.

Только мы нашим обычным составом собрались обсудить дальнейшие пути кладоискательства, как нам опять помешали. В дверь позвонили. Кого еще несет? Принесло некоего старшего лейтенанта Терентьева.

– А где капитан Безруких? – спросила я, разглядывая предъявленную ксиву.

Старший лейтенант с капитаном знаком не был. Он представлял другую структуру и вел совсем другое дело.

Мы пригласили господина Терентьева на нашу коммунальную кухню и предложили изложить суть дела, но он для начала попросил нас пояснить, откуда мы знаем капитана. Мы пояснили, да и продемонстрировали еще не ликвидированные последствия затопления после пожара наверху, а также сообщили старшему лейтенанту, что если ему нужно также и к соседям, где был найден скелет, то это с парадного подъезда. От нас в ту квартиру не попасть. А если в мансарду, то это выше по лестнице, но на ней сейчас амбарный замок висит (или еще какой) – ее уже перекупили и ремонтируют. Надо приходить днем. Да и останки в любом случае уже давно вывезли. Если старший лейтенант, конечно, место происшествия пришел осмотреть. У нас в квартире можно посмотреть только последствия деятельности пожарных. И все. Трупы к нам не падали, и скелеты тоже не у нас находили.

По мере нашего рассказа старшему лейтенанту, как мы видели, становилось все хуже и хуже. Вскоре мы выяснили, что вся информация про обнаруженных вокруг нас мертвецов – для него новость.

– Так тогда зачем вы к нам? – с удивлением воззрились мы на Терентьева.

Оказалось, что старший лейтенант пришел вообще-то по мою душу. К ним поступило заявление от некой гражданки Белоусовой, сожительствующей с Евгением Юрьевичем Рубцовым.

– Это с папой, что ли? – удивился Сережка.

Я про упомянутую гражданку слышала впервые, но могла ей только искренне посочувствовать, о чем незамедлительно сообщила старшему лейтенанту. Сестры Ваучские меня поддержали. Иван же Петрович поинтересовался, что же такое потребовалось гражданке Белоусовой, что могло привести старшего лейтенанта Терентьева к бывшей жене гражданина Рубцова, с которым она (то есть я) уже восемь лет как в разводе.

Гражданка Белоусова сообщила, что ее сожителя, гражданина Рубцова, взяли в заложники и за него требуют выкуп. Она пыталась обратиться ко мне, чтобы поделить траты, правда, со мной ей даже не дали поговорить, когда она изложила, что желает выкупать милого «напополам» со мной. Более того, гражданка со старческим голосом (то ли моя мать, то ли еще кто-то) в довольно грубой форме посоветовала ей обратиться к психиатру. Но вместо психиатра Белоусова пошла в милицию, чтобы та помогла ей вызволить милого из лап захватчиков.

«У Жени все бабы с приветом», – подумала я, не представляя, имеем ли мы на этот раз дело с очередной бизнесменшей или все-таки с простой смертной. С другой стороны, если за бывшего требовали вначале тридцать, а потом сорок тысяч «зелеными» и она хотела разделить со мной траты…

Старший лейтенант Терентьев обратился к нам ко всем с вопросом: имел ли место разговор с гражданкой Белоусовой и что нам известно о местонахождении Евгения Юрьевича Рубцова?

Анна Николаевна взяла инициативу в свои руки и сообщила представителю правоохранительных органов, что с гражданкой Белоусовой разговаривала она, когда меня не было дома. Гражданка Белоусова требовала, чтобы я дала ей двадцать пять тысяч долларов для выкупа милого. Анна Николаевна прекрасно знает, каково материальное положение молодой соседки (то есть мое), а также о том, что представляет собой мой бывший муж. Она даже не посчитала нужным ставить меня или кого-либо в квартире в известность о звонке этой сумасшедшей. У Мариночки (то есть у меня) не то что двадцати пяти, а и пяти тысяч долларов нет. Да и с какой стати отдавать их какой-то дамочке, которую никто из нас в глаза ни разу не видел? Если у гражданки Белоусовой есть двадцать пять тысяч долларов, то захватчики (если мой бывший в самом деле в заложниках), наверное, хотели обчистить ее, а не меня, когда брали бывшего. Или, может, дамочка на пару с моим бывшим маскарад устроили? В общем, Анна Николаевна велела ей больше нам не звонить, а мне не даст выложить и рубля на выкуп бывшего, если его новая пассия имеет такие деньги. А как бы поступил на месте старушки Ваучской господин старший лейтенант?

Господин старший лейтенант, уже осмотревший нашу квартиру, согласился, что я не смогу войти в долю с таким крупным паем, но все-таки решил довести дело до конца и спросил, не знаю ли я – или мы все, – кто мог взять в заложники моего бывшего. И с какой целью. И вообще, где он может быть.

– Да кому он нужен-то? – сказала я.

– Может, от этой дамочки скрывается? – вставила Анна Николаевна.

– Это что, папу в пятьдесят тысяч долларов оценили? – спросил Сережка. – Мам, а на меня алименты сколько? Двадцать пять процентов? Нам чего-то положено, если его кто-то купит? Вот если получим двенадцать с половиной тысяч баксов… Мам, заживем! Давай прикинем, чего купим.

– Товарищ начальник, – подал голос Иван Петрович, – я этого Марининого мужа видел несколько раз, приезжал он сюда. Так я вам как мужик скажу: не стоит выкупать. Сколько, Сережка, он тебе компьютер вез? У единственного сына – день рождения, а отец только через два месяца с подарком приезжает. И на такого деньги тратить?

– Господин Терентьев, – обратилась к старшему лейтенанту Ольга Николаевна, – вы нам все-таки скажите: а Мариночке на Сережу что-нибудь с оценочной стоимости его отца положено или как?

Я была единственной, кто ответил старшему лейтенанту, сказав, что про местонахождение бывшего жильцы нашей квартиры не осведомлены, что соответствовало действительности.

Анна Николаевна снова рта раскрыть не успела: в дверь опять позвонили. Старший лейтенант под нашим натиском вообще сидел молча и вопросов пока больше не задавал.

Дверь пошел открывать Иван Петрович. В прихожей послышался шум борьбы и женские вопли, а потом в кухню влетела разъяренная фурия, очень уважающая перекись водорода. Осветленные патлы торчали во все стороны, косметика совершенно отсутствовала, лимонно-желтая блузка с трудом сходилась на пышной груди и была заправлена в салатного цвета юбку. Мы с сестрами Ваучскими и Сережкой в изумлении уставились на незваную гостью. В дверях появился Иван Петрович и громко заявил, что нанесение телесных повреждений карается по закону. И тут же продемонстрировал синяк на руке, правда, добытый им в другое время, но поставить на место фурию следовало. Сережка вякнул что-то про неприкосновенность жилища. Анна Николаевна обратилась к представителю правоохранительных органов с просьбой вывести непрошеную гостью из нашего дома. Не звонить же нам в милицию, если милиция находится у нас в доме? Кот громко мяукнул.

Фурия обрушила весь свой гнев на бедного старшего лейтенанта. Откровенно говоря, я предполагала, что это и есть гражданка Белоусова, и с огромным интересом ее разглядывала. Она очень походила на Жениных предыдущих, быстро бравших его в оборот.

– И вы хотите, чтобы я вошла с вами в долю?! – спросила я у нее. – Да забирайте вы его со всеми потрохами, я не то что цента, копейки за бывшего не выложу.

– Правильно, – кивнула Ольга Николаевна.

– А откуда у вас двадцать пять тысяч долларов? – поинтересовался Иван Петрович. – В налоговой инспекции про них знают?

Но ворвавшаяся гражданка не обращала на нас никакого внимания. Ее интересовал исключительно старший лейтенант Терентьев. Мы все замолчали и стали внимательно слушать гражданку. Из ее речи явствовало, что старший лейтенант был опять замечен днем у «той твари», жена (мы, оказывается, лицезрели жену) его весь день выслеживает, а Фигаро здесь, Фигаро там. Вот, наконец, ей удалось до него добраться, и теперь он, как миленький, отправится домой.

Терентьев сидел весь пунцовый и пытался объяснить благоверной, что он при исполнении. Иван Петрович проявил мужскую солидарность и подтвердил, что старший лейтенант в самом деле пришел к нам по делу, поскольку моего бывшего мужа взяли в заложники.

– И что? – спросила дама, оглядывая меня.

– Если хотите, можете выкупать и забирать себе, – предложила я ей.

– А сколько за вашего требуют? – полюбопытствовала Терентьева, временно оставив в покое своего.

Мы сообщили, что похитители оценили Женю в пятьдесят тысяч «зеленых». Дама еще больше заинтересовалась, заметив, что она бы за своего и рубля не дала. Но почему-то целый день за ним бегает, мысленно усмехнулась я.

Терентьева тянула мужа домой. Он оставил нам свою визитку, попросив сообщить, если мы что-нибудь узнаем о местонахождении Евгения Юрьевича. Мы все кивнули, хотя не собирались участвовать в поисках Жени, тем более выплачивать за него требуемые суммы. Но, может, позвонить все-таки Валерию Павловичу?

Мы не успели выпустить супругов Терентьевых, бочком продвигавшихся по заставленному коридору, потому что в дверь опять позвонили. Не квартира, а приемная министра.

На пороге стояли две девочки: одна – из элитного десятого класса, где я преподаю, вторую я не знала.

– Добрый вечер, Марина Сергеевна, – пискнули они. – Мы к вам. Можно?

До прихожей наконец добралась госпожа Терентьева, тащившая за собой мужа. Она уставилась на девчонок.

– Ира? Что ты здесь делаешь?!

Мне было трудно поверить, что тихоня Ира Терентьева – дочь этой разъяренной фурии. Правда, познакомившись с отцом, я поняла, в кого она пошла. Мать теперь вопила на дочь за то, что та не прополоскала как следует белье, вытерлась не тем полотенцем, не туда положила вилку и все в том же духе. Старший лейтенант пытался вступиться за дочь, но, конечно, не тянул против супруги. И тут во мне проснулся педагог.

Я взяла ситуацию в свои руки, приказав Терентьевой-старшей замолчать и покинуть пределы моей квартиры, старшему лейтенанту – зайти в дневное время, если у него еще остались к нам вопросы, а Ире с подружкой – проходить.

Терентьева-старшая не привыкла получать отпор, но, натолкнувшись на мой ледяной взгляд, как-то сразу сникла.

– Ирочка, ты за нами пришла? – спросил тем временем отец.

– Нет, я к Марине Сергеевне. У нас с Алисой вопрос по французскому. Марина Сергеевна – наша учительница.

Почему-то слово «учительница» вызвало новый всплеск эмоций у госпожи Терентьевой. Она попыталась схватить меня за волосы, но я увернулась, а Терентьева, потеряв равновесие, рухнула на пакет со старой дяди-Ваниной обувью. Я тем временем предложила девочкам пройти на кухню и подождать нас там. Они кивнули и юркнули в указанном направлении. Ольга Николаевна и Анна Николаевна последовали за ними. Сережка, Иван Петрович, старший лейтенант и я остались в прихожей. Терентьева-старшая пыталась подняться, но это оказалось не так-то просто. На помощь же ей никто не приходил. Кот решил попрыгать через препятствие.

Входную дверь я еще закрыть не успела и увидела, как по лестнице поднимается какая-то стильная высокая дама в брючном костюме. Поскольку идти она могла лишь к нам, у меня возникли подозрения, что она тоже присоединится к честной компании. И оказалась права. Дама обвела собравшихся отсутствующим взглядом. Боже! Это же она сидела в джипе, только сейчас была без шляпки. Тем временем вновь прибывшая спросила ровным, без всяких эмоций голосом, где Марина.

– Здесь я, – приподнялась Терентьева-старшая. – А чего надо-то?

Я молчала, не в силах вымолвить ни слова. Вот теперь я ее вспомнила. Мне доводилось встречаться с ней два раза (если не считать тех случаев, когда она сидела в джипе): в первый – у Жени, во второй – у Стрельцова. Дочь бизнесмена, единственная наследница какой-то империи, прихватившая бывшего, когда он устанавливал системы видеонаблюдения у ее отца. Я тогда приезжала к Жене за алиментами, а эта дамочка бросила мне свысока несколько фраз с единственной целью – унизить. Видимо, унижение слабых и хуже устроенных в жизни, чем она, доставляло дамочке большое удовольствие. Кайф ловила, садистка чертова. Женя мне потом ее в красках расписывал… Говорил, что хуже, чем все его предыдущие, вместе взятые. Но она его давно бросила. Что ее сейчас-то сюда принесло?

Или это она из-за Стрельцова?! У него дома она меня не узнала, не ассоциировала с Жениной бывшей женой. Да и кто я ей? У Стрельцова она со мной даже не поздоровалась, не удостоила ответом мое приветствие. Посмотрела свысока: какая-то репетиторша, недостойная даже кивка царственной головы. Саша, сын Стрельцова, потом за ее спиной рожицу скорчил, признался, что эту тетю Раю терпеть не может, и сказал, что у них с папой какие-то дела. Подросток, по-моему, был уверен, что не постельные. А если все-таки постельные и она каким-то образом узнала или увидела, как я от Стрельцова выходила после распития кофеев? Теперь пришла указать мне на мое место. И во дворе следила за Олегом Вениаминовичем?

Итак, я не могла вымолвить ни слова, узнав даму. Наши жильцы тоже молчали. Только моя тезка призналась, что она Марина.

Вновь прибывшая дама окинула нас всех ледяным взглядом, который, задержавшись на Марине Терентьевой, стал еще и презрительным. Потом она взглянула на меня. В ее глазах промелькнула такая ненависть, что мне стало страшно… Значит, узнала меня? Но почему она меня так ненавидит? Может, думает, что я пытаюсь увести у нее Стрельцова? Или Женя и ей звонил насчет выкупа, а она пришла… Зачем? Правда, смотрела она на меня не больше секунды, затем посмотрела на старшего лейтенанта и заявила:

– Вы мне больше не нужны. Я зря потратила на вас столько времени.

После чего развернулась на каблуках и пошла вниз. На меня она больше не смотрела. «Сумасшедшая», – промелькнуло у меня.

– Кто эта тварь?! – завопила Терентьева; она наконец поднялась на ноги, схватила лежавшую на полу гардину и, держа ее, как копье, бросилась вслед за дамой.

– Надо вызвать милицию, – с усталым видом проговорил старший лейтенант. – Мне одному не справиться.

– А чего справляться-то? – резонно заметил Иван Петрович. – Пусть бабы сами между собой разбираются. Пойдем-ка выпьем. У меня есть. Тебя как зовут-то?

Старший лейтенант, которого звали Сашей, удалился вместе с Иваном Петровичем в комнату последнего – пить горькую и плакаться на судьбину. Он бросил мне через плечо, что это и есть гражданка Белоусова, готовая выложить за моего бывшего двадцать пять тысяч «зеленых». Значит, Женя позвонил и ей. Или сейчас вспоминает всех своих бизнесменш в надежде, что хоть одна по старой памяти его выкупит? А Белоусова – самая хитрая и решила подключить всех, кого можно: меня, чтобы получить часть суммы; милицию, чтобы, может, вызволить Женю бесплатно. Но, как показала практика, в данном случае ни от меня, ни от милиции в лице старшего лейтенанта Терентьева толку никакого.

Я мысленно позлорадствовала, подумав, что Марина Терентьева выплеснет на Белоусову все свои отрицательные эмоции. Так ей и надо. Марина, как я поняла, уже успела огреть ее гардиной, не выясняя, зачем Белоусовой потребовался Терентьев.

Я заперла дверь на все замки и отправилась на кухню к девочкам. С лестницы доносились отзвуки сражения.

Старушки Ваучские уже поили моих учениц чаем. Ира Терентьева поясняла, что мама всегда такая. Я поинтересовалась, где работает Ирина мама.

Мама была чем-то вроде бригадира в группе «челноков», командовала и закупщиками, и продавцами. А также мужем и дочерью.

– Папа не уходит к тете Наташе только из-за меня, – поясняла девочка. – Он не может меня оставить на маму, тогда мне вообще житья не будет. А у тети Наташи нам вместе с папой жить негде. У нее еще маленький ребенок и родители. Так что папа говорит, что дождется, пока я замуж выйду…

Ситуация с тетей Наташей показалась мне до боли знакомой.

– Это ты про Наталью Леонидовну? – спросила я.

Ира кивнула. Речь шла о моей подруге, которая уже давно крутила с каким-то милиционером. Правда, мы со Светкой его никогда не видели, знали только, что он женат и все никак не решается уйти из семьи. Наташка объясняла это бесхарактерностью, а не наличием любимой дочери.

– А Наташка, то есть Наталья Леонидовна, знает, что ты – папина дочь?

Ира покачала головой и попросила меня ей об этом не рассказывать. Не по годам взрослая девочка сказала мне, что она будет лишней в семье папы и тети Наташи, – если у них получится. А она хочет, чтобы у папы получилось. И у Иры имелся план, как ускорить процесс ухода папы к тете Наташе.

Ирина и ее подруга Алиса узнали, что я была переводчицей на просмотре талантов в «Жар-птице». Девчонки давно собирались туда обратиться, да все никак не решались. Теперь жалеют, что не пошли раньше. Они хотели попросить меня посодействовать им в получении зарубежного контракта. Они хотят уехать работать за границу, чтобы заработать побольше денег и начать самостоятельную жизнь. Семья Алисы находится в бедственном положении, а Ира одновременно хочет и вырваться из дома, и подзаработать.

Я глубоко вздохнула. Я стояла перед дилеммой. Я – учитель и не могу толкать девчонок на то, к чему они стремятся. Я должна попытаться их отговорить. С другой стороны, я им сочувствовала, особенно после знакомства с Ириной мамочкой. Я честно сказала, что, по моему мнению, ожидает их в случае выезда за границу по контракту с «Жар-птицей», и не сообщила девчонкам ничего нового.

– А отец, Ира? – сделала я последнюю попытку. – Если он узнает? Подумай, каким это будет для него ударом.

– Я что-нибудь придумаю, Марина Сергеевна.

– Но он же работает в милиции! Да я бы на его месте…

– Вы не на его месте, Марина Сергеевна, – сказала Ира. – И вы сильная, а он – слабый. Вас даже Рашидов признал. Об этом сейчас все говорят.

Ольга Николаевна тут же поинтересовалась, кто такой Рашидов – ведь я его в своих рассказах именовала папой Сулейманом. Анна Николаевна же заметила, что мне с такой славой лучше в школу не возвращаться. Не надо, наверное, было соглашаться на последнюю работу.

– То есть как не возвращаться?! – воскликнула Ира. – А мы?!

Она что, забыла? Ведь говорила о намерении уехать. Я поинтересовалась, откуда девчонки-то знают о существовании папы Сулеймана. Я лично узнала и его, и о нем совсем недавно.

– Да вы что, Марина Сергеевна?! – искренне удивились Ира с Алисой.

Мне пояснили, что папа Сулейман – хозяин нашего района (это я уже слышала от Стрельцова) и что все фирмы, бары, рестораны, торговые точки и ночные клубы, расположенные в округе, платят ему дань. Если кто-то открывает тут дело – должен вначале сходить на поклон к Сулейману Расимовичу, иначе ничего не получится.

Судя по словам девочек, выходило, что Стрельцов с Волконским – нанятые папой Сулейманом люди. У них, конечно, есть какие-то проценты в деле, но большая часть акций принадлежит Рашидову, и, следовательно, он имеет больше всех с каждого из направлений деятельности «Жар-птицы». Стрельцов с Волконским не определяют кардинальных линий политики. После беседы со Стрельцовым у меня сложилось несколько иное впечатление о «Жар-птице» – или он попытался его создать? Я решила, что Стрельцов – главный партнер. А может, Олег Вениаминович просто рисовался передо мной, показывая себя таким крутым, – просто как мужик перед женщиной?

Ольга Николаевна тем временем поинтересовалась, не знают ли девочки чего про некоего Валерия Павловича, он же Могильщик. Девочки переглянулись, наморщили лобики, а потом покачали головами, но обещали поспрашивать, если нас он интересует.

Мы попросили узнать все, что только удастся. Я же скрепя сердце обещала поговорить со Стрельцовым, а если получится, то и прямо с папой Сулейманом, но собиралась сделать это только в отношении Алисы. Насчет Иры я намеревалась поговорить с Наташкой.

Внезапно мы услышали во дворе вой милицейской сирены и выглянули в окно. Вооруженные дубинками люди в форме вбегали к нам в парадное. Наверное, кто-то из соседей их вызвал, увидев или услышав, что происходит на лестнице.

Мы припали к окну.

К моему удивлению и ужасу, из нашего парадного вывели не только Терентьеву и Белоусову, но и Светку с Наташкой, тоже каким-то образом ввязавшихся в драку.

Мне ничего не оставалось, как позвонить Родиону Степановичу Безруких, чтобы помог вызволить двух учительниц своего сына.

Капитан Безруких усмехнулся в трубку, когда я вкратце изложила просьбу – и свое понимание событий, – и велел мне вместе со старшим лейтенантом Терентьевым проследовать в наше районное отделение милиции.

Старший лейтенант уже обнимался с Иваном Петровичем, от которого мы с дочерью Ирой его с трудом оторвали. Алиса пошла домой, а мы с Ирой повели папу под белы рученьки к его коллегам. Старший лейтенант высказывался в том смысле, что его женушке только пойдет на пользу ночь в «обезьяннике». И дочь и я были с ним полностью согласны. Судьба моей тезки Терентьевой волновала меня очень мало, мне хотелось вызволить Светку с Наташкой.

Когда мы дружною толпою ввалились в отделение, там все гоготали, слушая задержанных. Безруких был уже на месте и добавлял какие-то детали. Нас встретили с распростертыми объятиями. Саше Терентьеву коллеги начали задавать вопросы насчет того, как он такую бабу терпит. Набравшийся смелости старший лейтенант заявил во весь голос, что он разводится и уходит к Наташеньке; он указал на мою подругу, сидевшую в уголочке с оплывшим глазом.

Супруга Терентьева, в присутствии которой было сделано заявление, разразилась колоритнейшими эпитетами в адрес моей подруги и своего мужа. Досталось и мне, и родной милиции, и дочери, которую мамочка уже успела заметить, и госпоже Белоусовой со Светкой в придачу.

Госпожа Белоусова, которая менее часа назад показалась мне исключительно стильной дамой, теперь выглядела неважнецки. Терентьева над ней хорошо поработала. Вещдок – дяди-Ванина гардина лежала тут же. У Белоусовой была разбита бровь, расцарапаны обе щеки, растрепаны и выдраны волосы, ранее гладко зачесанные назад, в «хвост», порвана одежда, теперь висевшая клочьями. Достойного сопротивления моей тезке она оказать не смогла. Приемами не владела, а по массе уступала примерно вдвое. На ее счастье, в парадном появились Светка с Наташкой, решившие забежать ко мне, чтобы просто поболтать после окончания всех дел с Валерием Павловичем. Подруги знали, что я днем отправила француза, следовательно, можно было это дело отметить. Светка с Наташкой шли ко мне с бутылочкой вина, которую пришлось разбить о голову Терентьевой, защищаясь от разъяренной фурии. Терентьеву это не остановило, а вот содержимое бутылки вылилось. От жены старшего лейтенанта теперь во все стороны несло алкоголем, а по ее лимонно-желтой кофточке растеклись разводы.

Можно сказать, что Белоусовой повезло, а то неизвестно, осталась бы она в живых: Терентьева переключилась на Наташку, как только ее увидела. Светка вступилась. Белоусова больше в драке не участвовала, а лежала на лестничной площадке, отходила. Но Светки с Наташкой против Терентьевой было явно недостаточно.

Вопли на лестнице побудили соседей со второго этажа вызвать милицию.

Среди сотрудников отделения нашлись родители наших со Светкой и Наташкой учеников. Так обычно и бывает: куда ни ткнешься в нашем микрорайоне – везде родители учеников или бывшие ученики, школа-то у нас одна. Просто спасу нет никакого. Наверное, после этого лета придется уходить из школы. А то как мы там появимся первого сентября? Пожар с трупами, я – участница отбора живого товара для отправки за рубеж, Светка с Наташкой задержаны милицией за участие в драке. Новости-то по округе разносятся с поразительной быстротой. На меня на улице скоро пальцем показывать начнут.

В отделении мы провели около двух часов, от души повеселив его сотрудников, изнывающих от скуки. В конце концов Светку с Наташкой отпустили, а Терентьеву с Белоусовой оставили. Белоусова пыталась возмущаться, требовать адвоката, но лучше бы она права не качала. Ее, конечно, тоже отпустили бы, если бы она сидела, как мышка, и не возникала, но она при виде меня как-то ожила и стала поливать меня грязью. На пару с трезвевшим Терентьевым мы ввели сотрудников районного отделения в курс дела относительно моего бывшего и требуемого за него выкупа. Сотрудники правоохранительных органов очень оживились, узнав, что гражданка Белоусова готова выложить за мужика двадцать пять тысяч «зеленых». Поэтому решили еще немного с ней побеседовать.

Когда Наташка со Светкой услышали, что Женю кто-то взял в заложники и требует за него такие деньги, они были поражены до глубины души и твердо заявили, что его с кем-то перепутали. Я была на все сто согласна с подругами, потому что не оценила бы бывшего и в сотую часть требуемой за него суммы, о чем поведала родной милиции. В любом случае у меня таких денег в наличии не имелось и в обозримом будущем не намечалось (если только клад не найдем, но не на выкуп бывшего же его тратить?).

Районное отделение было в курсе свалившихся на меня несчастий и поинтересовалось, как у меня с ремонтом. Я ответила, что дело продвигается очень медленно, да и не знаешь, с кого компенсацию требовать. Я тут же полюбопытствовала, не выяснили ли органы, кому принадлежал спрятанный у соседей скелет. К великому сожалению родной милиции, сделать они пока ничего не смогли. Того и следовало ожидать. Дело по угоревшим и взорвавшимся художникам было уже закрыто. Как мило. С этим, как мне объяснили, все было ясно. Кому как, подумала я, но промолчала. В любом случае Вася на момент гибели был без документов, да и станет ли областная милиция связываться с городской? Как я предполагала, Андрея тоже в живых давно нет.

Из отделения Саша Терентьев вместе с дочерью и Наташкой отбыли к ней, я на прощание успела шепнуть Наташке, чтобы твердо пообещала Ире, что возьмет ее к себе вместе с папой, и что я потом объясню детали. Безруких вызвался развезти нас со Светкой по домам.

Вначале мы высадили Светку, а потом Родион Степанович завернул в мой двор и согласился подняться выпить чаю. Меня интересовало, как идет расследование происхождения скелета. Может, он не хотел в присутствии товарищей раскрывать тайны следствия? А в частной беседе у меня на кухне, может, что и расскажет?

Наши встречали Безруких как старого доброго знакомого. Иван Петрович, с нетерпением дожидавшийся возвращения старшего лейтенанта, был рад и капитану, которому тут же налил. Родион Степанович забыл, что он за рулем, и принял на грудь на пару с Иваном Петровичем.

Подобрев, Родион Степанович начал жаловаться, что завален он, бедный, делами, которые никак не раскрываются, а начальство план требует. Родион Степанович рад бы хорошо работать, да не получается. Взять, например, дело об останках художников. Мы все навострили ушки – на кухне, как и обычно, присутствовали все жильцы нашей дружной коммуналки. У патологоанатома, хорошего приятеля Родиона Степановича, возникла мысль, что останки – женские, а скорее всего один труп (вернее, то, что от него осталось) – женский, второй – мужской. И он об этом высказался в частной беседе с капитаном. Капитан бы, может, и продолжал расследование, но кто ж ему даст? Всем и так все ясно: художники угорели, потом у них там какой-то раствор или еще какая-то дрянь взорвалась и их разнесло на мелкие части, по которым опознание произвести практически невозможно, но их третий приятель заявил, что это они и есть. И где же тогда художники, если это не их части в морге валяются? Всех первоначальная версия устраивала, так что сиди, капитан, тихо и не возникай. Закрывай дело. Безруких и закрыл. Что ему оставалось делать? Ему что, больше всех нужно?

Мы капитану дружно посочувствовали, что работает в таких условиях, а сами, как обычно, наступили друг другу на ноги, как бы передавая под столом эстафету.

Сейчас же бедный капитан занимается скелетом, но что ж про него выяснишь-то? По всей вероятности, его обнаружили мастера, производившие ремонт в купленной французами квартире. Капитан связался с фирмой, в которой французы трудятся. По месту работы они характеризуются положительно. Из представительства, находящегося в Санкт-Петербурге, связались с Францией, куда месье отбыли в отпуск, и шокировали бедных французов. Те назвали русскую строительную фирму, из которой наняли рабочих для приведения купленной ими квартиры в божеский вид. Французская фирма – тоже строительная, но для выполнения некоторых видов работ они нанимают местных, вот к таким местным и обратились наши новые соседи. Безруких выяснил, что фирма, в которой французы заказали ремонт, уже год как не существует. Их с самого начала хотели надуть. Или это французы мухлюют, чтобы не платить налогов в нашей стране. В общем, сам черт не разберет. В любом случае скелет – не французский и не ими тут спрятанный. Но Безруких это дело пока не закрыть.

Я как бы вскользь заметила, что в обозримом будущем намерена посетить Францию и, если капитан желает, могла бы встретиться со своими будущими соседями (если они, конечно, собираются тут жить после всего случившегося). Если Безруких даст мне их адреса и телефоны во Франции, я постараюсь это сделать. Родион Степанович обещал предоставить мне имеющуюся у него информацию и рассыпался в благодарностях. Правда, считал, что пользы моя встреча с французами не принесет.

Ну это тебе, может, и не принесет, подумала я, а мне, то есть нашей квартире, может и принести. Правда, вслух я ничего не сказала.

Про последних русских соседей капитан ничего нового выяснить не смог – знал только то, что во время его предыдущего посещения сообщила я.

– Марина Сергеевна! – сложил на груди руки Родион Степанович.

Я его поняла и милостиво кивнула. Я и так была намерена связываться с Заславскими, до прошлой зимы проживавшими у нас за стеной.

Безруких, правда, нашел тех, кто жил за стеной до Заславских. Они поменялись на Юго-Запад, на две квартиры в новых домах. Ни в каком криминальном бизнесе предыдущие жильцы замечены не были, жили скромно, по средствам. А те, что были до них, сейчас в Израиле. Тоже не дотянешься.

В общем, как сказал Безруких, если мне не удастся что-то выяснить у Заславских во Франции, то скелет в нише тоже станет «глухарем». Родная милиция рассчитывает на помощь граждан в расследовании дел. Но я намеревалась проводить собственное расследование – нашу квартиру интересовало, что находилось в нише до появления там скелета и не прихватил ли господин Заславский принадлежащий старушкам Ваучским клад, интересовавший нашу квартиру гораздо больше, чем скелет.

С большим трудом мы отправили капитана домой, а сами вернулись на кухню для обсуждения дальнейшей программы кладоискательства.

– Вот через недельку-вторую поедешь во Францию, Мариночка, – начала Ольга Николаевна, – встретишься там с этими самыми Франсуа и Анри, узнаешь, что да как… Заславских найдешь.

– Так они мне что-то и сказали, – хмыкнула я. – Нужно будет тщательно продумать план действий. А пока давайте-ка прикинем, где мы тут еще можем поискать.

Нашу квартиру мы уже осмотрели всю. Печи и стены обстукали вдоль и поперек, все щелочки обследовали с лупой. Если что и было то в квартире соседей.

– Может, сходим и посмотрим? – предложил Иван Петрович.

Ольга Николаевна закричала на него, мол, думать надо, что говоришь. Но дядя Ваня думал: он предложил разобрать часть стены, разделяющей изначальную квартиру деда Лукичева. Ведь квартира французов сейчас опечатана с той стороны, не так ли? Кто же туда войдет? А мы быстренько ее обследуем – опыт осмотра стен, полов и печей уже у нас имелся, – отвлекаться ни на какие дополнительные занятия не будем. Четыре комнаты и кухня. Не так-то уж и много. А дядя Ваня потом дыру в стене заделает так, что никто и не догадается. А если у кого вопросы возникнут, так все на мастеров свалить можно, которые начали ремонт и сбежали.

С встречным предложением выступил мой сын. Зачем ломать нашу стену, если можно попытаться проникнуть в соседнюю квартиру через дыру в потолке? Во время взрыва потолок обвалился, так? Значит, можно пролезть с мансарды в этот проем.

Я заметила, что в мансарде сейчас идет ремонт.

– Так там сразу все и заделали, – усмехнулся Иван Петрович. – Не знаешь, что ли, темпы наших строителей?

Я возразила, что это мастера не из государственного предприятия и нанятые не государственной конторой.

– Все равно, – отмахнулся Иван Петрович.

Анна Николаевна сказала, что не видит смысла в нашем споре. Ведь можно просто сходить и взглянуть. Я закричала, что мастера, если не полные идиоты, тем более если они частники, на дверь должны были несколько замков навесить, зная любовь нашего народа к тому, что плохо лежит.

– Снимем, – сказал Иван Петрович.

– Откроем, – одновременно с ним высказалась младшая Ваучская – до недавнего времени добропорядочная и законопослушная старушка. Вот что с людьми делает кладоискательство!

– Проникнем, – заявил мой сын.

– Ладно, пошли, – приняла я решение. – Чего уж откладывать?