Глава 17

Зима упала сразу. Заботливо укутала иззябшую землю мягким снегом и только потом позволила разгуляться морозцу. После влажной сырости осени лес запушился разом; ветви заискрились под солнцем веселой изморозью, а вечерами, по прозрачно-студеной вечерней заре, казалось, лес дышит покойно и мирно, отдыхая от трудов, и снится ему из века в век все тот же сон, и хранит он в величавом своем покое что-то неведомое, тайное, тихое, неназываемое, святое…

Константин Кириллович Решетов до первого света сидел за книгой. Эти предрассветные полчаса он всегда посвящал уединенным раздумьям — перед суетой грядущего дня, настраиваясь на него, словно скрипач настраивается на проникновение в тайну сонаты и тихо сидит, не касаясь ни смычка, ни скрипки, лишь воображением и усилием души рождая будущие звуки…

Библиотека располагалась в особой комнате; мебели было немного, в основном высокие стеллажи; по стенам — портреты героев войны двенадцатого года, вывезенные во время прошлой смуты, в восемнадцатом году, и постепенно скупленные Решетовым на аукционах или у частных коллекционеров. И не только потому, что произведения искусства по-прежнему оставались самыми надежными средствами помещения капитала… В портретах Кришну волновало не это… Как там придумали? «Сказки новой России?..» Вот уж нет. Россия — тысячелетняя страна, и прошлое, отдаляясь от нас, не становится менее реальным и сущим…

Огромное окно было сплошь увито ледяными узорами. Диковинные цветы серебрились гирляндами, сплетаясь в причудливом барокко…