на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава семнадцатая

В своем маленьком домике на холме в Пайнхар-сте Мэри Бакет, услышав, что звонят в дверь, первым делом припадала к дверному глазку.

Нахмурившись, разглядела она сейчас в линзе "рыбьего глаза" двух широкоплечих мужчин в спортивных куртках и суконных брюках.

– Да? – спросила она из-за двери, не открыв ее даже на цепочку.

Здесь живет Мэри Бакет? – нарочито громко спросил тот из них, что стоял ближе к двери.

г Да, – повторила она, не добавив ничего, осторожная, как крестьянка, для которой словесная шелуха ровным счетом ничего не значит.

– Мы из полиции.

– Да, – сказала она в третий раз.

Мужчина полез в карман, достал бляху и притиснул ее вплотную к глазку.

– А удостоверение? – сказала она.

Он поднес к глазку служебный пропуск.

"Эрнст Лаббок", – прочитала она. И спросила:

– Из какого участка?

– Голливуд.

– А как зовут второго?

– Джексон. Мартин Джексон.

– Погодите минуточку.

Она подошла к телефону, позвонила в голливудский участок, узнала о том, что там, в отделе по расследованию убийств, действительно служат детективы Эрнст Лаббок и Мартин Джексон и что они действительно расследуют обстоятельства насильственной смерти Кеннета Гоча.

Она вернулась к двери и отперла ее.

– Натешились? – спросил Лаббок.

– Прекрати, Эрни, прошу тебя, – сказал Джексон. – Эта леди повела себя совершенно правильно с учетом того, сколько у нас развелось квартирных воров и грабителей. Благодарю вас, мисс Бакет. А теперь нам хотелось бы кое-что с вами обсудить.

Мэри все это пришлось явно не по вкусу – даже теперь, когда она выяснила, что двое детективов действительно служат в полиции. Вздохнув, Лаббок отвернулся. Чувствовалось, что нервы у него на пределе.

– Вы главная сиделка лос-анджелесского хосписа? – спросил Джексон.

– Одна из них. У нас шесть главных сиделок для основного персонала и седьмая для вспомогательного.

– Ладно, но прошлой ночью и нынешним утром главной там были вы, не так ли?

Грузный Лаббок переступил с ноги на ногу.

– Это так.

– Значит, вы дежурили, когда нашли мертвым некоего Кеннета Гоча.

– Да. И в этом не было ничего удивительного. У него был СПИД. А умер он от саркомы. Синдром Карпова.

– Не совсем так, – раскачиваясь из стороны в сторону, пробормотал Лаббок.

– У вас что-то не так? – спросила она. – Может быть, детектив, вы страдаете нервным расстройством?

– Послушайте, леди, у меня мочевой пузырь сейчас лопнет, вот что со мной такое. Раз уж вы сиделка, не вижу, почему мне надо этого стесняться.

– Может быть, воспользуетесь моей ванной?

– Был бы просто счастлив.

В конце концов она, смилостивившись, впустила их в дом и объяснила Лаббоку, как пройти в ванную. Джексону же она предложила сесть на диван, а сама пристроилась на подлокотнике кресла, давая тем самым понять, что полицейские у нее в доме ни в коем случае не задержатся.

– А с какой стати двое специалистов по убийствам взялись за дело пациента, умершего от СПИДа? И что имел в виду ваш напарник, сказав, будто Гоч умер не совсем от СПИДа?

– Потому что Кеннет Гоч умер совсем не от этого. Мог и от этого… Причем в любой день, каждый час… так сказал нам эксперт… только умер он все-таки не от этого.

– А от чего же?

– А вы сами не знаете?

– Мы что, пикироваться с вами будем? Будем задавать дурацкие вопросы и дожидаться, пока кто-нибудь не грохнется в обморок?

– О чем вы говорите, леди?

– Я говорю о том, что, если бы мне стало известно, что мистер Гоч умер не от саркомы, а от чего-то другого, я непременно упомянула бы об этом в своем отчете.

– А вы не заметили ничего странного?

– Расскажите мне, что я должна была заметить.

Он полез в карман, достал маленький бежевый конверт, положил на кофейный столик, открыл. На стеклянной поверхности столика оказался маленький волнистый скальпель размером с полпальца.

Она подалась вперед, закинув ногу на ногу и положив руки на колени.

– Эта штука застряла у него в горле.

Она охнула, словно ее внезапно ударили в живот.

– Знаете, что это такое?

– Вальвулотом, – сказала Мэри. – Такими лезвиями вскрывают сердечные клапаны. Когда оперативный участок залит кровью, хирург ничего не видит и вынужден действовать на ощупь. А крошечная рукоять соответствует верхнему суставу пальца. Таким образом можно и надрезать, и зацеплять.

Понимаете?

– Нам так и объяснили.

– Но с тех пор, как изобретен агрегат сердце-легкие, вальвулотомом практически не пользуются.

– Как же он попал в горло Гочу?

– Понятия не имею.

– А когда вы увидели, что он весь залит кровью, вас это не насторожило?

– При этом синдроме обильные горловые и легочные кровоизлияния не являются редкостью. У меня не было никаких оснований усомниться в том, что болезнь, которой страдал пациент, в конце концов взяла свое. А где ваш напарник? Куда, куда вы удалились? Пошли посрать и провалились.

Джексон хмыкнул. Говорила она как образованная женщина и он никак не ждал от нее непристойностей.

– Я сиделка, не забывайте. Так что жеманиться со мною не надо. Говорите, что вам угодно, а я буду говорить то, что угодно мне. Так куда же он все-таки запропастился?

Она уже готова была соскочить с ручки кресла, на которой сидела.

– Леди, – сказал Джексон. – Стоит ли сходить с ума?

– Да я на вас не сержусь. Просто… Господи, вы являетесь сюда и сообщаете, что один из моих пациентов…

– Убит?

– Да хотя бы и убит!.. Прямо у меня под носом. А я ведь несу ответственность за своих пациентов и…

– Поэтому-то мы к вам и пришли, – появившись в дверном проеме, пояснил Лаббок. Двигался он для большого и грузного мужчины неожиданно деликатно. – Вы не знаете никого, кто по-прежнему хранил бы такие ножи?

– Мне кажется, у любого из хирургов может сохраниться или хотя бы заваляться вальвулотом.

Лаббок подошел к ней поближе.

– Но вы не видели никого из хирургов в палате у Кеннета Гоча нынешним утром?

– Не видела и не знаю, чтобы кто-нибудь из них туда заходил.

– А как насчет сиделок, основного и вспомогательного персонала, находящегося в хосписе в шесть Утра, в семь утра, в семь тридцать?

– Надо будет расспросить.

– Это уж конечно. Но этим мы займемся сами, – сказал Лаббок. – Вы не против, если я присяду?

Мэри жестом позволила ему сесть, затем и сама пересела с подлокотника на диван. Теперь она не возражала против того, чтобы полицейские оставались здесь столько, сколько им будет нужно.

– Кто нашел Гоча мертвым?

– Я.

– Значит, вы первая видели его мертвым. А кто последний видел его живым?

– Должно быть, посетитель, находившийся у него в палате.

– Посетитель? В отчете вы не упомянули ни о каком посетителе.

– Такую информацию не обязательно заносить в формуляр.

– Значит, вы пускаете в хоспис посетителей в семь утра?

– Нет. Приемные часы начинаются в десять. Разве что имеется особое разрешение. Но люди стремятся прийти пораньше. Перед работой.

– И никто не остановил неурочного посетителя?

– Его никто не видел.

Лаббок и Джексон переглянулись, словно бы удивившись и возмутившись такой плохой постановкой службы безопасности в хосписе. Хотя учреждение, переполненное чаще всего никому не нужными полумертвецами едва ли нуждается в усиленной охране.

– Это был родственник?

– Друг родственника.

– Он сам сказал вам об этом?

– Да.

– А что еще он вам сказал?

– Ничего особенного. Его залило кровью умирающего, когда того в последнее мгновение вырвало…

– Погодите-ка, – заторопился Лаббок. – Погодите-ка.

– … и мне надо было поскорее смыть с него зараженную кровь. Так что мы с ним не больно-то разговаривали.

– А вам не пришло в голову, что во всем этом есть нечто странное? Посетитель оказался настолько близко, что его забрызгало кровью?

– У меня было экстренно-срочное дело.

– Ну, а теперь-то вы над этим поразмыслили? Мэри молча смотрела на него какое-то время, потом обхватила себя за плечи, унимая внезапную дрожь, и отвернулась от пронзительного взгляда Лаббока.

– О Господи.

– Можно выразиться и так, леди. Вы, должно быть, находились с ним в одном помещении…

– Мыла ему лицо и шею, – добавила она.

– … а этот человек только что перерезал горло Гочу, – закончил свою мысль Лаббок.

– С другой стороны… – начал было Джексон.

– Что с другой стороны, Марти?

– Да ничего, Эрни. Проехали.

Не надо было быть ясновидящей, чтобы разгадать смысл его рассуждений. С другой стороны, сама Мэри находилась в той же самой палате. В газетах полно историй о том, как сострадательные сиделки приканчивают неизлечимых больных, чтобы избавить их от мучений.

Свистун все еще возился со своим списком, набирая номера, слушая длинные и короткие гудки, прозваниваясь в пустые дома и конторы. Китайская закусочная с торговлей на вынос, винный магазин, неправильное соединение, кто-то по имени Кил-рой, на данный момент у себя дома не находящийся.

Свистун попытался хоть как-то привести в систему телефонные номера, начав с верхней части списка и с тех людей, у которых были внесены в память и домашний, и служебный телефоны, но скоро понял, что малейшая упорядоченность, даже если она вначале и имелась, пришла в процессе обзвона в полное расстройство.

Следующим после Килроя оказался номер фотостудии некоего Рааба, об этом нежнейшим голосом Свистуну сообщил автоответчик.

Следующим оказался или оказалась?.. Бобби Л. На автоответчике самым чувственным и призывным из возможных голосов была записана фраза: "Я временно вне досягаемости" с логическим ударением на слово "временно".

Следующим был телефон Эба Форстмена с пометкой "кузен?". Означал ли вопросительный знак, что сам Гоч, точно так же, как и Форстмен, сомневался в предполагаемом родстве, или же это была всего лишь эмоциональная помета, указывающая, что ему не хочется без крайней надобности иметь дело с родственником, который может многое порассказать отцу с матерью, оставшимся в Чикаго?

Жена Эба Форстмена сняла трубку и вместо «алло» или «слушаю» назвала свое имя, что было несколько необычно.

– Миссис Форстмен, я друг вашего мужа, – сказал Свистун. – Я был в хосписе, в котором ваш племянник…

– Сын двоюродной сестры.

– … отошел в мир иной. Да, я понимаю, ваш родственник…

– Седьмая вода на киселе.

– Ладно. Я был там с вашим мужем, то есть с Эбом, потом мы поехали на квартиру Кении и я пообещал позвонить и сказать, не нашел ли я что-нибудь любопытное.

– Так вам дать Эба?

– Да, мне кажется, так было бы лучше всего. И, миссис Форстмен… примите мои глубочайшие соболезнования в связи с кончиной Кении.

– Седьмая вода на киселе.

– Истинно так.

– Сейчас позову Эба.

Прождать пришлось минуту, но Свистуну показалось, будто прошло полчаса. Он просидел эту минуту с тупым видом, как всякий, кто обречен на бессмысленное ожидание.

Прежде чем поздороваться Эб Форстмен прочистил горло. Это лишний раз напомнило Свистуну, что он имеет дело со стариком и что тому, должно быть, тяжело терять совсем молодого родственника, не имеет значение, насколько дальнего, – и терять в результате новомодной напасти, насланной на людей не то Богом, не то Сатаной.

– Мистер Форстмен, это Свистун. Мне хотелось сообщить вам, что я выяснил насчет машины. У Кении не было машины.

– Ну, и ладно. Хотя бы не надо ломать голову, куда ее деть.

– А не можете ли вы сообщить мне про Кении еще что-нибудь? – спросил Свистун.

– В каком смысле?

– Ходил ли он в церковь? Или в церковную школу? Может быть, исповедовал какую-нибудь религию?

– Я вам уже говорил, мы с ним были практически не знакомы. Я занялся всем этим только потому, что он приходится моей жене…

– Мне это известно, мистер Форстмен. Просто я подумал, что вы могли бы поговорить с его отцом и матерью из… откуда они?

– Из Чикаго. Они и сейчас там живут. Да, я уже потолковал с ними. Мы решили, пусть лучше они узнают о случившемся от родственника. Пусть он и седьмая вода на киселе.

– Мне кажется, вы поступили совершенно правильно.

– Мать Кении восприняла это очень тяжело. С ней случился нервный срыв прямо в ходе нашего разговора – и после этого я договаривал уже с ее мужем. Пересказал ему все детали.

– И рассказали ему о том, от чего Кении умер?

– А что мне было делать? Конечно, Мэнни это не понравилось, но разве я мог скрыть от него такое? Истину имеет право знать всякий, а уж насколько она окажется тяжела, это другое дело.

Он произнес все это несколько неуверенно, словно ожидая от Свистуна подтверждения собственным словам, и тот не поскупился:

– Вы поступили совершенно правильно.

– Мэнни приедет забрать тело.

– Можно было обратиться в похоронную контору – и они сами доставили бы тело в Чикаго.

– Я так ему и сказал. А он ответил, что хочет заняться этим лично.

– Это можно понять.

– А жена его не приедет. Я хочу сказать, Гарриэт.

– И это тоже можно понять.

– Мэнни пригласил нас к себе в Чикаго. Но мы с ними едва знакомы. Может, виделись разок-другой. На свадьбе, где я как раз и познакомился с Кении. Где-то еще. И по телефону-то говорили всего раза три, включая этот последний прискорбный звонок. Так чего ради он пригласил нас к себе в Чикаго?

– Не знаю. А вы предложили ему остановиться у вас, когда он прибудет забрать останки Кении?

– Я сказал, если он не против того, чтобы спать на диване. У нас с женой, знаете ли, тесновато.

– Вот поэтому он вас и пригласил.

– Да и зачем нам большая квартира, если нас всего двое, жена и я?

– И все же это было чрезвычайно любезно с вашей стороны.

– Что именно?

– Предложить Мэнни остановиться у вас. И диван, и родственные утешения.

– Диван удобный, – ответил Форстмен. – Раздвижной. Ничуть не хуже кровати.

– Ну, хорошо. А больше вы ни о чем не разговаривали?

– Нет, больше ни о чем. А вы опять имеете в виду что-то конкретное?

– Просто понадеялся на небольшую удачу.

– А что, собственно, так интересует вас во всей этой истории, мистер Уистлер?

– Вы же сами сказали, что каждый имеет право узнать истину, какой бы суровой она ни оказалась, верно?

– Верно.

– Ну вот, мистер Форстмен, я не вполне уверен в справедливости этих слов. Мне не кажется, будто вам хочется узнать что-нибудь из того, чего вы еще не знаете, да я и сам, знаете ли, абсолютно ни в чем не уверен.


– Что ж, на этом и договоримся. Форстмен вновь прочистил горло. Свистун дал отбой. Рука уже онемела из-за того, что он слишком долго держал телефонную трубку. Но, переложив трубку из одной руки в другую, он вернулся к прежнему занятию. Список необходимо было проверить от начала до конца.

Он сделал небольшой перерыв, раскрыл раздвижные двери, полюбовался каньоном, взглянул на фривей. Машины катились ровными сплошными рядами в обе стороны. Артерии города гнали кровь по двум направлениям сразу. Автомобилисты держались тихо, никто не гудел, лишь кое-кто, идя на обгон, осторожно выезжал из ряда и смотрел настороженно прямо перед собою. Все они терпеливы как овцы. Пока в один прекрасный или, наоборот, ужасный день какой-нибудь скромный клерк или коммивояжер не сойдет с ума и не вильнет с фривея на полном ходу в пропасть или не достанет из багажника карабин и начнет охотиться на людей с обочины.

– А ножа, значит, вы не приметили? – спросил Лаббок.

– Послушайте, это же так просто. Скользнул в глотку – и поди его разгляди.

Ее особенно злило, что они, допрашивая ее, разыгрывают всегдашний спектакль: меняют тему, внезапно задают одни и те же вопросы по второму и по третьему разу, задают их, едва заметно меняя формулировку, надеясь, что она себя так или иначе рано или поздно выдаст.

Лаббок кивнул, как будто согласившись с ее словами.

– А когда кто-нибудь из вашего персонала видел его живым в последний раз?

– Ранее, тем же утром. Сиделка подала ему утку, а потом зашла еще раз и обтерла его губкой.

– В какое время?

– На этот счет у нас точный график. В шесть утра.

– А раньше вы этого нам не рассказывали. Забыли, что ли?

– Страх обостряет память.

Ей хотелось, чтобы это прозвучало шуткой.

– И вот, значит, вы вошли в палату и увидели посетителя…

– Толстяк в нелепой спортивной куртке. И выглядел он как…

– И он стоял, залитый кровью Гоча.

– … и выглядел он как актер из старых фильмов. Как его там? Уолли…

– И вы велели ему снять куртку, рубашку и все остальное…

– Бири. Да, вот именно. Уоллес Бири. И у него был…

– … на чем могла оказаться зараженная кровь и…

– … стеклянный глаз.

– … вы вымыли его. И что произошло после этого?

– … и я как раз думала о стеклянном глазе, когда вошла эта любительница плясать голышом…

– Эй! – Джексон затеребил Лаббока за рукав. -Слышал? Стеклянный глаз, похож на Уолли Бири и в яркой спортивной куртке!

– Бывают ли такие совпадения? – спросил Лаббок. – Или нам наконец улыбнулась удача? – Это и надо выяснить, – сказал Джексон.

Свистун вернулся в комнату, закрыл раздвижные двери, загасив шум автомашин и прибоя, и проверил список до самого конца. А закончив, решил посчитать, что же у него получается.

Двадцать восемь номеров в электронной памяти. Две ячейки пусты. Двадцать шесть заполнены. Пять неправильных соединений. Общее число сокращается до двадцати одного.

Восемь утилитарных номеров. Три закусочные, в которых торгуют на вынос, кинотеатр, аптека, фотостудия, винный магазин и книжная лавка. Переговорил он со всеми, кроме фотостудии. Остается тринадцать номеров. Один из них церковь. Другой – Эба Форстмена. Один – Джорджа Игрока. Остается десять. Два номера помечены именем «Майк», два – «Джейн», по одному для Бобби Л. и Бобби Д., и у обоих (или у обеих?) чрезвычайно сексуальные голоса по автоответчику, один – Диана, голос на автоответчике усталый и грустный, один – Пуч, которого в это время не оказалось ни дома, ни на работе; Джет – черномазый ловчила, дай пятерку – заработаешь десятку; и наконец куда-то запропастившийся Килрой.

Он проработал весь список еще раз – и не открыл для себя ничего нового. Выждал час – и вновь принялся прозваниваться по телефонам из списка.

– Что еще за любительница разгуливать голышом? – спросил Лаббок.

– Диана Кордей. – Мэри, уставившись на него, заерзала в кресле, словно не сама села в него, а ее в него заточили. Все начиналось по-новой. Теперь на смену страху и раздражению пришел гнев. Именно этого они и добиваются, и она прекрасно понимает это, вот что бесит. Играют в «злого» следователя и «доброго» следователя. Тот, кого зовут Лаббоком и кто воспользовался ее туалетом, все время делает подлые предположения – и пугающие, и оскорбительные одновременно, – а второй держится паинькой, то и дело сглаживая возникающие недоразумения. – Она была знакома с пациентом. И я сразу же разрешила ей отправиться домой. Она у нас – добровольная помощница, и это зрелище потрясло ее.

– Так они были знакомы?

Лаббок походил на кота, играющего с мышью.

– Немного знакомы. Но никакого романа или чего-нибудь в этом роде.

– Вы это знаете наверняка, не так ли? – спросил Лаббок.

– Так она мне рассказывала.

– Ну, и как, она на такое способна?

– На что?

– Вы же слышали о том, как люди помогают безнадежным больным уйти, – сказал Лаббок.

Вот оно, подумала Мэри, вот в чем он ее подозревает, и смотрит при этом на нее своими поросячьими глазками.

– Да ведь на такое способен кто угодно. Буквально кто угодно. Главное, чтобы работал в больнице и хорошо относился к больному, – продолжил Лаббок.

Говорит "кто угодно", а в виду имеет меня, подумала Мэри.

– Нет-нет. – Она отчаянно затрясла головой. -Такого не было и быть не могло.

– И вы в этом абсолютно уверены? – с мягкой насмешкой спросил Джексон.

– Когда вы увидели, что у Гоча в палате есть посетитель, и когда вы увидели, что Гоч мертв, и когда вы узнали, что этот посетитель, похожий на Уолли Бири, даже не приходится покойному родственником, почему вы не вызвали полицию немедленно? – спросил Лаббок.

– Я же не знала, из-за чего умер мистер Гоч. Выглядело это естественной смертью: кровоизлияние в легких, и так далее. Я же не знала, что ему перерезали горло.

– Но посетитель, весь залитый кровью…

– Он и сам был в ужасе. Он сказал, что наклонился расслышать то, что вроде бы собрался сказать Кении Гоч – или ему показалось, будто тот хочет что-то сказать, – и тут мистера Гоча вырвало на него. Кровь была у него на щеках и на шее. Я его вымыла.

– А почему вы не велели ему задержаться?

– Я не подумала, что это может иметь какой-то смысл. Но даже если бы я об этом подумала, как, по-вашему, я могла бы задержать его?

– Могли вызвать службу безопасности.

– У нас в службе пожилой мужчина и мальчик, и у обоих пистолеты без права ношения оружия. В наши дни охранникам не больно-то много платят.

Джексон, хлопнув себя по колену, поднялся с места. Лаббок еще какое-то время понаблюдал за Мэри, а затем тоже встал.

– Думаю, на сегодня все, – сказал Джексон. -Только, пожалуйста, никуда не уезжайте из города. Возможно, нам потребуется допросить вас еще раз.

Она встала проводить их. Точнее, ей не терпелось выпроводить их из своего дома.

– И еще одно, – уже в дверях сказал Лаббок, вручая ей свою визитную карточку. – Кто-нибудь зайдет в хоспис проведать Гоча или начнет крутиться, задавая о нем вопросы, немедленно позвоните по этому телефону – и нас с напарником разыщут в любое время дня и ночи.

Она вновь кивнула, подумав при этом о Свистуне. И решила ничего не рассказывать о нем этим сыщикам.

– А вы думаете, что тот посетитель убил Кении Гоча? – спросила она напоследок.

– А вы-то сами как думаете? – ответил Джексон.

По третьему разу Свистун прослушал записанные на автоответчик голоса Бобби Л., Бобби Д. и усталой Дианы и решил, что это профессионалки, так сказать, коллеги и приятельницы Кении по работе на панели, которым он всегда мог позвонить, как, впрочем, и они ему, чтобы в разговоре найти утешение и лекарство от бессонницы.

С третьего раза взял трубку Пуч. Отвечая на вопрос Свистуна, он сказал, что зовут его на самом деле Уильямом Манделем. Голос у него был как у мальчика. Он не колеблясь сообщил, что отлично знал Кении, но затем они расстались. Он ничего не слышал о Кении восемь, а то и девять месяцев. Свистуну показалось, что мальчик надеется на его посредничество, чтобы помириться с Кении. Когда Свистун сообщил ему о смерти Кении, Уильям повесил трубку, даже не дав ему задать следующий вопрос.

Вышел он теперь и на Джета.

Тот оказался подозрительным и недоверчивым малым. Из него Свистуну не удалось выдавить ни подлинного имени, ни домашнего адреса.

– Кении сказал, что ты его связной.

– В каком смысле связной? – удивился Джет.

– Ну, знаешь, малость того, малость этого.

– Слушай, брат, не наводи тень на плетень!

– Ну, сам понимаешь.

– Нет, не понимаю. Не понимаю и понимать не хочу. Но я понимаю, как вести себя с теми, кто ходит вокруг да около. Ты слыхивал о провокациях? Слыхивал о тайных агентах?

И сразу же после этого он бросил трубку.

Свистун невольно подумал о том, не заразился ли сугубо полицейской манерой вести допрос, да и просто беседовать с людьми, столько времени провозившись как с представителями силовых структур, так и со всякими подозрительными личностями. И чуткий человек сразу же понимает, что в разговоре имеет дело с сыщиком, пусть и с частным сыщиком.

Таков, значит, общий итог. Пригоршня телефонных номеров – все знакомые Кении на момент его смерти, да, должно быть, и все, какими он успел обзавестись за годы, проведенные в Хуливуде. И если бы речь шла об истинных друзьях, то таким их количеством не могли бы похвастаться и многие кинозвезды. Беда, однако же, заключалась в том, что в список из двадцати шести номеров наверняка входили не только друзья, но и враги.

Свистун взял две чистые карточки и составил список людей, на которых ему не удалось выйти и с трех попыток. Во всех этих случаях с ним беседовал автоответчик или никто не снимал трубку. Два (или две?) Бобби, Диана, Джейн, Майк и Килрой.

У Килроя наконец сработал автоответчик. Профессора сравнительного религиеведения гуманитарного факультета лос-анджелесского университета Джона Килроя не оказалось дома.

На вторую карточку он нанес имена тех, с кем ему имело смысл потолковать с глазу на глаз. Джордж Игрок, отец Мичем, Джет – если его удастся изловить – и усталая Диана. Интуиция плюс расположение имен в памяти аппарата – вот что помогло ему составить этот список. Черт побери, раньше или позже поговорить придется все равно со всеми. Не так-то их на самом деле много.

– Что-нибудь ценное раздобыл? – спросил Джексон.

– Перерыл всю ванную и провел три минуты в спальне. Обычная женская ерунда – и кое-что необычное.

– А что необычное?

– Настои на травах с причудливыми названиями, причем в огромном количестве. Какие-то корешки. Кристаллы, талисманы, амулеты…

– Ну, и что в этом особенного? В любой лавчонке можно накупить такой ерунды целый короб.

– Она, не забывай, медицинский работник, – возразил Лаббок. – Так к чему ей вся эта хреномун-дия?

– А может, она ведьма? – в шутку сказал Джексон.

Лаббок шутку не принял.

– И книги с крайне странными картинками и символами. Как ты думаешь, не подключить ли к Делу Эссекса?

– На мой взгляд, сам Сатана внедрил Эссекса в лос-анджелесскую полицию. Культами, видите ли, он занимается! Тоталитарными сектами! А у нас с тобой самое обыкновенное убийство.

– А с чего ты взял, что оно самое обыкновенное?

– Да ради всего святого, человека убили. Давай все по порядку.

– Ладно, Эссексу пока ничего говорить не будем, – согласился Лаббок. – Только я все равно ничего не понимаю. Она же медицинский работник.

– Ты что, совсем невежа? А откуда, по-твоему, взялись ведьмы? Они лечили людей травами и притираниями.

– А еще летали на метле. Как тебе кажется, сиделка Бакет летает на метле или нет?

– Думаю, нет.

– Ну, шило-то в жопе у нее есть, это точно.


Глава шестнадцатая | Волшебник Хуливуда | Глава восемнадцатая