Глава одиннадцатая. Пчелиный знаток Емельяныч

К этому моменту прибыл пчелиный знаток Емельяныч.

– Пчелу я понимаю, – говорил знаток, вылезая из машины. – И она понимает меня.

– Так точно, папаша, – подтверждал старшина Тараканов, помогая старичку выгружаться.

С сомнением оглядев Васю и Болдырева, знаток сказал:

– Кто пчелу не понимает, того и она не поймет.

Емельяныч действительно пчелу понимал. Он надел на голову черный пчелонепроницаемый колпак, отчасти похожий на чайник. В руки взял небольшую леечку. В ней тлели угли, и вместо воды из кончика носа выливался дым.

Облив пчелу дымом, Емельяныч стал вскрывать ульи. Тараканов помогал ему издали взглядом, а Вася и Болдырев глядели на все это через закрытое окно. Пчелы крутились вокруг Емельяныча, но не трогали. Правда, одна особо злая укусила Тараканова в кокарду.

В четырех ульях Емельяныч ничего не нашел, кроме пчёл и мёда, а вот в пятом улье пчёл не было. Емельяныч вынул из него одиннадцать фотоаппаратов «Зенит», четыре транзисторных радиоприемника «Горизонт», двадцать ручных часов «Кругозор» и сто девять золотых колец, надетых на палочку. Причем палочка оказалась из чистого серебра. После этого Емельяныч вынул и деньги, завернутые в «Вечернюю Москву» от 17 июня.

– Я пчелу понимаю, – толковал Емельяныч, когда все уже ехали обратно.

Вася и Болдырев молчали, с уважением слушая, как понимает Емельяныч пчелу.

– Понимайте пчелу, молодой человек! – приставал знаток к Васе. – И она вас поймет.

– Ладно, папаша, – успокаивал его Вася. – Я постараюсь понять.

Потом Емельяныч прицепился к Болдыреву. Он задал ему вопрос: понимает ли пчел милиция?

– Милиция все понимает, – отвечал Болдырев. – Не только пчел, но даже кузнечиков или божьих коровок.

– Кузнечики ваши чепуха! – горячился Емельяныч. – Они мёду не дают!

– Зато стрекочут красиво, – застенчиво сказал Тараканов.

Эти слова так раскипятили знатока, что он стал прямо накидываться на старшину, хватая его за портупею.

– Прибавь ходу! – сказал Болдырев шоферу.

Разбрызгивая лужи, «газик» промчался по кармановским улицам и остановился у дома, чем-то похожего на улей.

Болдырев хотел уже прощаться, но упорный Емельяныч схватил его под руку и потащил в сад.

– Так просто вы от меня не отделаетесь! – сказал он.

Всюду – под яблонями, на огороде, на крыше, на террасе, на чердаке – стояли ульи.

Собачья конура у крыльца тоже была похожа на улей. Казалось, Емельяныч держит в ней специальную дрессированную пчелу. И действительно, как только все вошли в сад, из конуры выскочила маленькая черно-рыжая собачка и принялась не то лаять, не то жужжать.

– На место, Шмель! – крикнул Емельяныч.

Он усадил всех за березовый стол, врытый в землю между ульями, и быстро раскочегарил самоварчик. Потом достал чашки и стаканы, разлил чай и выставил на стол блюдо с мёдом.

И, глядя на этот мёд и самоварчик, старшина Тараканов даже сказал стыдливо:

– Пчела пчеле рознь. Она, как и человек, свое понимание имеет.