25

Я осторожно приблизился к ней, обходя ее сзади. Я видел отражение ее бледного лица в стекле витрины книжного магазина. Наверняка она заметила, но не показывала этого. Она стояла совершенно неподвижно. Одной рукой она придерживала капюшон на голове, другую неестественно опустила вдоль тела.

Мы оба довольно долго стояли молча друг рядом с другом. Из магазина вышел мужчина в шерстяной лыжной шапочке, с пачкой книг под рукой. Он увидел нас и, удивленный остановился на секунду, после чего поспешно удалился.

— Почему вы ходите за мной? — спросила девушка.

— Наверно, скорее, это я должен спросить вас о том же самом. Вот уже несколько дней я встречаю вас на каждом шагу.

Она отвернулась и посмотрела на меня. В ней было что-то удивительно знакомое, хотя я так и не мог понять, в чем это заключается. У нее было очень бледное, но довольно красивое лицо и очень темные глаза, но ее глаза блестели и были полны жизни, не так, как пустые глаза Джейн, Эдгара Саймонса или Нейла Манци.

— Вы не одна из них, — заявил я.

— Одна из них?

— Одна из призраков, духов?

— Нет, — она улыбнулась. — Я не одна из них.

— Но вы знаете, о чем идет речь, не так ли?

— Да.

Я вынул платок и протер себе лоб. Мне стало жарко от озабоченности, и я не знал, как мне себя вести. Девушка спокойно наблюдала за мной, слегка улыбаясь. Но это была мягкая, добрая улыбка, естественная и лишенная высокомерия, а вовсе не та умильная гримаса, которая появлялась на губах призрака Джейн.

— Я только следила за вами, — объяснила она. — Только, чтобы удостовериться, что вам ничего не грозит, что вы в безопасности. Конечно же, вы были всегда в относительной безопасности, ввиду вашего неродившегося сына, но вы могли бессознательно влезть в опасное положение.

— Вы за мной следили? — удивился я. — Кто же вы? Почему вы за мной следили? У вас же нет для этого права.

— В эти времена, — ответила девушка, ничуть не смутившись от моей агрессивности, — каждый имеет право следить за другими. Ведь никогда не известно, кто окажется другом.

— Я хочу знать, кто вы все-таки, — кипятился, настаивая, я.

— Вы уже знакомы с несколькими из нас, — ответила она. — Мерси Льюис вы встретили на Жабрах Салема, а Энид Линч в доме мистера Эвелита. Меня зовут Энн Патнем.

— Мерси Льюис? Энн Патнем? — повторил я. — Но ведь это же те имена…

Девушка широко улыбнулась и протянула мне руку. Я, колеблясь, взял ее ладонь, сам не знаю почему, может, не хотел просто вести себя невежливо. Ее пальцы были длинными, тонкими и холодными, и на каждом из них она носила серебряное кольцо, даже на большом пальце.

— Ты прав, — сказала она. — Это имена ведьм. Конечно же, это не наши настоящие имена, а только приемные. Они имеют мощь, эти имена, а кроме того, напоминают нам о временах, когда Салем находился под властью Бестелесного.

— Это значит Миктантекутли? Насколько я знаю, Салем все еще находится в его власти и Грейнитхед тоже. Но вот ты, говоришь ли ты серьезно, что ты ведьма?

— Можно это назвать иначе, — ответила Энн. — Слушай, забери меня к себе домой, и я все тебе объясню. Раз уж ты меня демаскировал, то наверно будет лучше, чтобы ты знал о нас все.

Я опустил взгляд на наши соединенные ладони.

— Ну хорошо, — наконец сказал я. Я всегда хотел познакомиться с ведьмой. Честно говоря, я всегда хотел жениться на ведьме. Когда мне было 12 лет, я был страшно влюблен в Элизабет Монтгомери.

Мы возвратились и вошли на рынок, держась за руки. И черт дернул, чтобы тогда из «Бисквита» напротив вышла Лаура. Она остановилась, уперлась руками в бока и смерила нас твердым взглядом, чтобы показать мне, что она все видела, и что я законченная скотина. И даже еще хуже, чем скотина.

Когда мы спускались по крутой тропинке к пристани, Энн сказала:

— Ты сегодня очень нервный. Чувствую это. Почему ты нервничаешь?

— Знаешь, как погибла миссис Саймонс?

— Я видела тебя с ней в тот вечер на шоссе.

— Ну вот, недавно я был свидетелем очередной смерти. Чарли Манци, хозяин лавки в Грейнитхед.

— Где это произошло?

— Где? Там, на Кладбище Над Водой. Он был раздавлен… даже не могу точно определить это. Но выглядело так, как будто надгробия задвигались сами, атакуя его, и раздавили в лепешку.

Энн сочувственно пожала мне руку.

— Мне неприятно, — сказала она. Но здесь действует огромная мощь. Бестелесный вскоре вернет себе свободу и ударит по нам со всей энергией, какую он собирал около трехсот лет.

Мы дошли до моей машины. Я открыл дверцу перед Энн, а потом сел за руль.

— Я удивлен, что ты столько об этом знаешь, — сказал я. Я завел двигатель, повернулся на сидении и выехал задом на дорогу. — Эдвард, я и оставшиеся, мы все блуждали в потемках, пока не поговорили с мистером Эвелитом.

— Ты забываешь, что все ведьмы из Салема могут выводить свою родословную непосредственно со времен Дэвида Дарка, — ответила она. — Это Дэвид Дарк доставил Бестелесного в Салем, так как желал использовать его силу, чтобы навязать жителям графства Эссекс моральность, поддерживаемую страхом. Первыми ведьмами были девушки и женщины, которых Бестелесный убил, а затем воскресил как своих служанок. Это они завлекали в ловушку своих родственников и друзей и приговаривали их к ужасной смерти, чтобы Бестелесный мог забрать их сердца.

— Тоже самое нам говорил и старый Эвелит, — заметил я, сворачивая влево на Вест Жор Драйв.

— Но не всех ведьм схватили и казнили, — продолжала Энн. — А многие из тех, кто был схвачен, были выпущены позже из тюрьмы, когда Эса Хаскет избавился от Бестелесного. Они очень ослабели, поскольку Бестелесный был заключен в медном ящике на дне моря. Но они жили достаточно долго, чтобы научить своих дочерей колдовским заклятиям и передать им если не мощь, то по крайней мере знание об этих событиях.

— Значит, ты одна из тех, кому передавали это знание?

Энн кивнула головой.

— Семь родов в Салеме были родами ведьм: Патнемы, Льюисы, Линчи, Биллингтоны, Эвелиты, Кори и Прокторы. В восемнадцатом и девятнадцатом веках потомки этих родов какое-то время встречались и отправляли ритуалы в честь Миктантекутли, Бестелесного, возлагали ему в жертву свиней и овец, а однажды даже убили девушку, которую нашли заблудившейся на болотах Суомпскотта и которая страдала потерей памяти. Общества ведьм были объявлены вне закона, так же как и флаг «Дэвида Дарка», который был их знаком. Но это именно они удерживали Бестелесного в летаргии все триста лет и защищали Салем от ужасов, какие ты даже не можешь себе представить.

— Значит, ведьмы, которые вначале служили Миктантекутли, позже стали защищать нас от него?

— Вот именно. Мы защищаем вас по мере наших сил. Мы все еще встречаемся время от времени, но нас уже осталось только пять и мы не знаем многих древних ритуалов. Именно поэтому Энид живет и работает с Дугласом Эвелитом, а не только затем, чтобы служить ему и опекать его, но и затем, чтобы узнать как можно больше о древней магии, так как тогда ведьмы из Салема снова станут сильными.

Я кашлянул.

— Я думал, что Энид внучка старого Эвелита.

— И это так, в определенном смысле.

— В определенном смысле? А это что значит?

— Это значит, что они родственны каким-то удивительным образом, но точно неизвестно, что же их соединяет. Никому не говори, что я это тебе сказала, но в семье Эвелитов достаточно часто встречались случаи кровосмешения в начале этого века, когда дороги были плохими.

— Понимаю, — задумчиво буркнул я, хотя ничего и не понял.

Когда мы проезжали мимо лавки Чарли, я увидел два полицейских автомобиля, запаркованные перед домом, с включенными «мигалками».

— Это лавка Чарли Манци, — проинформировал я Энн. — Видимо, его кто-то нашел.

— Не остановишься?

— Шутишь? Думаешь, что мне поверят, если я расскажу им о надгробиях? Я уже подозреваюсь в двух других убийствах. На этот раз я наверняка попадусь. А ведь никому не поможет, если меня посадят за решетку.

Энн послала мне внимательный взгляд. Она была очень привлекательна по-своему, хрупко-поэтически, с длинными, темными волосами, собранными по обе стороны головы в две или три тонкие косы. Она была совсем не в моем вкусе: слишком плоская и интеллектуализированная, иногда выдавала речи совсем как по энциклопедии. Но несмотря на плоскость, она нравилась мне. Было трудно поверить, что она на самом деле ведьма.

— А чем занимаются ведьмы в наше время? — спросил я ее. — Можешь ли ты бросать чары, заниматься сглазом и так далее?

— Надеюсь, что ты не смеешься надо мной?

— Совершенно нет. В последнее время я пережил слишком многое неправдоподобное, чтобы смеяться над ведьмами. А сами вы так о себе говорите?

— Нет. Используй старое название: предсказательницы.

— А какие чары ты можешь делать?

— Хочешь, чтобы я тебе показала?

— Я буду просто восхищен.

Я въехал задом в Аллею Квакеров и запарковался перед домом. Энн вышла из машины, стала рядом и молча уставилась на дом. Когда я пошел к передней двери, она не двинулась с места.

— Что-то не в порядке? — удивленно спросил.

— Здесь действует очень сильное и очень злое влияние.

Я застыл на половине садовой тропы, позванивая ключами в руке. Я поднял взгляд на слепые, прикрытые оконницами окна спальни. Я посмотрел на мертвые пальцы плюща, которые так упорно стучали по стенам, и на хмурый, истекающий влажностью сад. Всю поверхность фигурного пруда покрывал зеленый налет, неестественно светлый в свинцовом свете послеполудня.

— Моя жена возвращается ко мне каждую ночь, — тихо выдавил я. — Наверно, это ее ты чувствуешь.

Энн подошла к дому с явным страхом. Незакрепленная оконница на втором этаже неожиданно застучала, и перепуганная девушка схватила меня за руку. Я открыл переднюю дверь, и мы вошли внутрь, все еще держась за руки. Энн слегка приподняла голову, как будто чувствовала в темноте присутствие злых и злобных сил.

Я включил свет.

— Никогда бы не подумал, что ведьма может так бояться.

— Совсем наоборот, — ответила она. — Ведьма просто значительно более сильно восприимчива к сверхъестественным явлениям и может почувствовать опасность намного быстрее и точнее, чем обычный человек.

— Что ты здесь чувствуешь? Что-то злое?

Энн задрожала.

— Это как холодное дуновение с самого дна ада! — заявила она. — Поскольку тут жила твоя жена, то этот дом стал вратами, через которые умершие возвращаются в мир живых. Чувствуешь, как здесь холодно? Особенно в этом месте, у дверей библиотеки. Могу я туда войти?

— Пожалуйста.

Энн легко приоткрыла дверь и вошла в библиотеку. Тут же по комнате провеял порыв ледяного ветра. Бумаги на моем столе зашелестели, и пара листков упала на пол. Энн остановилась как раз посреди комнаты и огляделась вокруг. Я видел пар, вырывающийся из ее рта, как будто она стояла на пятиградусном морозе. Я чувствовал также и запах: кислый, холодный, воняющий гнилью, как будто что-то испортилось в холодильнике. Видимо, я подсознательно чувствовал это вчера, потому я заглядывал в холодильник. Но этот смрад был совершенно другим, холодным и тошнотворным, как будто смрад замерзшего кала. Мой желудок подъехал к моему горлу.

— Он знает, что ты здесь, и что с тобой я, — шепнула Энн. — Чувствовал ли ты до этого это так сильно? Он знает, что я здесь, и он начинает от этого беспокоиться.

— Что ты теперь сделаешь? — спросил я ее.

— Пока ничего. Я ничего не могу сделать. Нет никакого смысла запирать эти ворота, Бестелесный тут же найдет другие. Так или иначе, вокруг наверняка целая куча таких врат. Каждый раз, как только кто-то умирает, его дом тут же становится местом, доступным для духов, и не только для духа-хозяина, но и для всех духов, высосанных Бестелесным. Слышал ли ты здесь какие-то шепоты, голоса, что бы то ни было?

Я кивнул головой. Слушая Энн, я на самом деле начинал бояться. Мне казалось, что я могу выдержать с духом Джейн, может, даже с духом нашего еще не родившегося сына. Но если мой дом стал вратами, ведущими в страну мертвых, через которые духи могли шляться туда и сюда, как им понравится, то уже как раз настало время для меня убраться отсюда подальше. Я жил значит тут как над открытой групповой могилой, откуда меня призывали к себе невидимые мертвецы.

— Я должен что-нибудь выпить, — прохрипел я неуверенно. — Подожди секунду, я оставил в машине бутылку «Шивас Регал».

Я вышел, не закрывая передних дверей, и прошел садовой тропинкой к машине. Я вынул бутылку виски, запер машину, отвернулся и отправился назад.

Неожиданно я остановился и чуть было не уронил бутылку на землю. За лавровой изгородью стояла Джейн. Она улыбалась мне, такая же реальная, такая же материальная, как и вчера ночью. Только она стояла точно в том же месте, что и на той, удивительно изменившейся фотографии: на поверхности садового пруда. А в окне библиотеки за ее спиной я видел перепуганное лицо Энн, тоже совсем как на той же фотографии.

Я неестественно сделал шаг вперед, потом второй и третий. Джейн повернулась на месте, совершенно не двигая ногами. Она умильно улыбалась мне, пытаясь возбудить. Мое же лицо превратилось в неподвижную маску, мертвую и без выражения. Когда я миновал лавровую изгородь, я увидел, что босые ноги Джейн касаются заросшей поверхности пруда, не пробивая зеленого зеркала воды.

— Джон, — заговорила она. — Помни, что ты можешь меня вернуть живой. Не забывай, Джон. Можешь меня вернуть. И Констанс, и нашего сына. Можешь нам всем вернуть жизнь, Джон, если меня освободишь.

Медленно, с улыбкой, Джейн начала погружаться в воду, не нарушая целостности поверхности пруда. Сначала исчезли ее ноги, потом великолепные пышные бедра, потом все тело, и наконец лицо. Зеленая вода закрыла ее широко раскрытые глаза, но Джейн даже не моргнула. Через пару секунд она исчезла совсем. А что самое худшее, так это то, что пруд имел лишь два фута глубины.

Я стоял на его берегу и глазел в воду. Потом я поднял сухой прутик и осторожно отодвинул зеленый налет. В нем ничего не было, только гниющие водоросли и белое разлагающееся тело какой-то подохшей рыбы.

Когда я отвернулся, Энн стояла у передних дверей, еще более бледная, чем раньше.

— Я видела ее, — прошептала она и неожиданно истерически хихикнула. — Я на самом деле видела ее.

— Она становится все сильнее, — ответил я. — Вначале она являлась только как мерцающий призрак и только ночью. Потом начала выглядеть более материально, более реально, если предпочитаешь. Теперь же она также часто появляется и белым днем.

— Видимо, Бестелесный пытается выбраться из ящика, — решила Энн. — Говорила ли Джейн что-то тебе? Мне казалось, что я слышу голос, но я не могла различить слова.

— Она сказала, что если… сказала, что я должен быть осторожен.

— Ничего больше?

Я чувствовал свою вину перед Энн, утаив то, что Миктантекутли обещал мне вернуть жену, сына и даже тещу, я просто хотел сначала все это продумать. Конечно же, я не собирался удерживать Эдварда, Форреста и Джилли, если бы они решили отвезти живой скелет в дом старого Эвелита. Во всяком случае, мне сделали необычное предложение, так что плохого в том, что я хочу подумать. Я вспомнил те дни, когда мы вместе с Джейн объездили вдоль и поперек все северное побережье в поисках антиков для нашей лавки, вспоминания об утерянном счастье наполнили меня почти невыносимой горечью потери.

— Идем выпьем, — предложил я и повел Энн назад, в салон.

Я разжег камин, включил телевизор и налил две внушительные порции виски. Потом я снял ботинки и грел ноги у трещавшего огня. Энн сидела рядом со мной на полу. Свет огня отражался в ее глазах и бросал мигающие отблески на ее длинные блестящие волосы.

— Впервые мы почувствовали вокруг себя какую-то вибрацию, когда погибла твоя жена, — заговорила она. — Мы собрались в доме Мерси Льюис, она самая старшая из нас. Это Энид почуяла, что что-то висит в воздухе. Она сказала, что умерла какая-то девушка из Грейнитхед, и что она получила известие, что душа умершей вернулась в Грейнитхед и была схвачена Бестелесным. Бестелесный не захватывает все души подряд, только те, которые могут ему доставить больше человеческих сердец, больше крови и больше лет еще не законченной жизни. Поскольку он захватил душу твоей жены, то мы тут же нашли твое имя.

— С помощью чар? — спросил я.

Энн усмехнулась.

— Боюсь, что нет. Мы просмотрели некрологи в «Вестях Грейнитхед» и нашли твое имя там. Джейн Трентон. Мы сразу начали за тобой следить, вернее следила главным образом я, так как живу неподалеку. Я была даже на похоронах твоей жены.

— Наверно, там я и увидел тебя впервые, — подтвердил я. — Вот почему мне так казалось, что я откуда-то тебя знаю.

— Во всяком случае, — продолжила Энн, — чем больше мы следили, тем более нам было ясно, что мы немногим сможем помочь. Вся наша мощь происходит от Бестелесного, из того же самого источника, который мы должны будем уничтожить. Потому будет лучше, если ты и твои друзья вытащите после поисков «Дэвида Дарка» и Миктантекутли, а тогда мы, ведьмы, усыпим его бдительность ритуальными молитвами и жертвами, а Дуглас Эвелит и Квамус наконец его уничтожат. Совершенно возможно и то, и мы к этому готовы, что когда Бестелесный будет извлечен из бездны моря, то мы все попадем полностью под его власть. Но Дуглас Эвелит и Квамус убеждены, что они могут справиться с этой возможностью. Они считают также, что Бестелесного нельзя уничтожить без помощи ведьм, которые ему служат и возлагают жертвы.

— А что имеет общего с этим Квамус? — спросил я. — Я думал, что он просто слуга и камердинер.

— И это тоже. Камус ведет дом мистера Эвелита. Но он также является и последним великим шаманом из племени Наррагансетов. Еще с раннего детства он обучался искусству индейской магии. Я своими глазами видела, как он одним взглядом выжигает дыру в листке бумаги или переворачивает на землю десяток кресел одновременно.

— Обычный фокус.

— Нет, это не фокус, Джон. Квамус не является обманщиком. Это совершенно точно. Уже много лет он помогает Дугласу Эвелиту заклинать одного древнего индейского духа, который якобы похитил душу одного из предков Эвелита около 1624 года, когда пуритане впервые прибыли в Салем, тогда еще называемый Наумкеаг. Это великая тайна. Ни один из них не желает никому сказать, чего же они уже достигли. Даже Энид не знает этого. Но она рассказывала мне, что временами Квамус и Эвелит запираются в библиотеке на целые дни, и тогда из нее слышны ужасные крики и стоны, так что даже стекла дрожат в окнах и весь дом трясется от этого шума, а жители Тьюксбери жалуются, что на небе им являются удивительные огни.

Я сел прямо, вращая в пальцах бокал с виски.

— Скажи мне, что я сейчас проснусь, — попросил я. — Скажи мне, что я заснул на прошлой неделе и все это только сон.

— Это не сон, Джон, — решительно возразила она. — Духи, демоны и призраки существуют на самом деле. В определенном смысле они даже более реальны, чем ты и я. Они всегда были здесь и всегда будут. Это они унаследовали землю, а не мы. Мы здесь только пришельцы, маленькие, неважные существа, узурпирующие себе право на существование перед лицом мощи и величия, о которых мы не знаем ничего. Миктантекутли — это реальность. Он на самом деле лежит там, на дне, и на самом деле может нас уничтожить.

— Я сам не знаю, — устало сказал я. — Я думаю, что я уже достаточно насмотрелся на смерть, на страдание, на пытки. Мне этого предостаточно на всю мою жизнь.

— Наверно же ты не хочешь отступить?

— А ты не отступила бы на моем месте?

Энн отвела взгляд.

— Может, и так, — ответила она. — Если бы меня не волновала судьба других людей, если бы меня не волновало, узнает ли когда-нибудь покой дух моей жены. Лишь тогда я смогла бы отступить.

На втором этаже со стуком захлопнулись двери спальни. Я поднял взгляд на потолок, а потом посмотрел на Энн. Точно над нашими головами заскрипели доски, как будто кто-то ходил по спальне. На долгую минуту наступила тишина, после чего раздался следующий скрип, когда шаги изменили направление. Двери салона неожиданно открылись сами и внутрь задул ледяной порыв, рассеивая пепел на камине.

— Близко, — сказала Энн и вытянула руку, открыв ее в сторону двери. Через секунду колебания дверь захлопнулась сама.

— Импонирующе, — заметил я.

— Это вообще не трудно, если имеешь мощь, — ответила она, но не улыбнулась. — Только теперь духи уже в доме и они стали беспокойны.

— Можешь против этого что-нибудь посоветовать?

— Я могу их выгнать только на одну ночь. Это значит, если влияние Бестелесного не намного сильнее, чем обычно.

— В таком случае выгони их, очень прошу. Я хотел бы хоть раз выспаться спокойно в своей постели, без всяких духов.

Энн встала.

— Здесь есть какие-нибудь свечи? — спросила она. — К тому же мне еще нужна миска с водой.

— Конечно, — сказал я и пошел на кухню, чтобы найти то, о чем просила она. Проходя через холл, я чувствовал холодное беспокойное присутствие проклятых душ. Даже часы тикали как-то по-иному, совсем так, будто шли против часовой стрелки. Из-под дверей библиотеки поблескивал слабый мигающий свет, но у меня не было ни малейшего желания открывать их.

Я принес две светло-голубые свечи, стоящие в тяжелых бронзовых фонарях, и медную кухонную миску, наполовину наполненную водой. Энн поставила миску перед камином, и оба фонаря по ее бокам. Над каждым предметом она сделала в воздухе знак, напоминающий пентаграмму. Она склонила голову и начала полушепотом напевать какую-то песню. Я почти не различал никаких слов, только повторяющийся рефрен:

Не говори, не слышь, не спи, не пробуждайся; Не плачь, не кричи, не дрожи, не бойся.

Когда она кончила петь, она стояла со склоненной головой еще три или четыре минуты, молясь в молчании. Затем она неожиданно повернулась ко мне и сказала:

— Я должна раздеться догола. Наверно ты ничего не будешь иметь против.

— Нет, почему же. Это значит, пожалуйста, как тебе будет удобно.

Энн стащила черную водолазку, открывая худые плечи, узкую грудную клетку и только соски вместо грудей. Потом она расстегнула пояс и выскользнула из вельветовых штанов. Тело ее было страшно худым, почти мальчишеским, черные волосы у нее падали до лопаток, а когда она повернулась ко мне, то я увидел, что волосы на ее лоне были гладко выбриты. Красивая, но очень удивительная девушка. На щиколотках ног у нее были серебряные цепочки, а на всех пальцах рук были серебряные кольца. Она подняла руки, совершенно не смущенная своей обнаженностью, и заговорила:

— Теперь увидим, у кого больше мощь. У этих бедных затерянных душ или у меня.

Она встала на колени перед камином и зажгла свечи от горящего полена.

— Я не могу использовать спички, так как в огне не должно быть ни капли серы, — объяснила она.

Я наблюдал, поглощенный, как она склонилась над миской и всматривалась в свое отражение, придерживая волосы руками.

— Все, кто пытается пройти через это зеркало, вернитесь, — проговорила она певучим голосом. — Все, кто желает вновь перейти границу страны мертвых, вернитесь. Этой ночью вы должны отдохнуть. Этой ночью вы должны спать. Будут еще другие ночи, будут другие места, но этой ночью вы должны помнить, кто вы есть, вы должны отвернуться от зеркала, которое ведет к жизни, какое вы знали раньше.

Дом стал тихим, таким же тихим, как и прошлой ночью. Я слышал только удивительное, как будто обращенное тиканье часов в холле и шипение язычков огня в свечах, тонущих в светло-голубом воске.

Энн застыла неподвижно, сжавшись, с руками, прижатыми к бедрам, всматриваясь в медную миску. Она молчала, поэтому я не имел понятия, кончился ли магический обряд и все ли удалось.

К моему удивлению, вода в миске начала булькать, парить и наконец кипеть. Энн выпрямилась, скрестила руки на грудях и закрыла глаза.

— Возвращайтесь, — прошептала она. — Не пытайтесь этой ночью пересекать зеркала. Возвращайтесь и отдыхайте.

Вода в миске кипела все сильнее и все громче. Я с недоверием смотрел на это. Энн все еще стояла на коленях, крепко сомкнув веки глаз. Я видел маленькие капли пота на ее лбу и верхней губе. Видимо, то, что она делала, требовала огромных усилий и полной концентрации.

— Воз… вращайтесь, — повторила она, с трудом выдавливая слова. — Не пересекайте… не пересекайте…

Тут я начал подозревать, что Энн ведет бой с кем-то или чем-то и что она проигрывает этот бой. С беспокойством я наблюдал, как она дрожит все сильнее, как пот льется по ее щекам и стекает между грудями. Ее бедра трепетали, будто под электрическим ударом, а все ее тело сотрясалось в невольных судорогах и конвульсиях.

Двери салона снова слегка приоткрылись и в комнате снова повеяло холодом. Огонь в камине скрылся под пеплом. Свечи выстрелили и погасли. Вода в миске неожиданно перестала кипеть и так же неожиданно покрылась тонким слоем льда.

— Энн! — закричал я встревоженно. — Энн, что творится? Энн!

Но Энн не могла ответить. Она потеряла контроль над своим противником в этой психологической схватке. Видимо, она теперь не смела ни на секунду прерывать концентрации или ослабить захвата, чтобы не освободить бестию, с которой боролась. Она вся дрожала и истекала потом и через промежутки времени у нее вырывались сдавленные стоны.

Двери салона открылись шире. За дверями стояла Джейн в своих погребальных одеждах. Ее лицо выглядело иначе, оно было более деформировано, как будто уже начало гнить. Глаза ее были широко раскрыты, зубы оскалены в ужасающей улыбке.

— Джейн! — закричал я. — Джейн, отпусти ее, ради Бога! Сделаю все, что захочешь! Знаешь же, что я сделаю все, что захочешь! Но только оставь ее в покое!

Джейн как будто меня не слышала. Она скользнула в салон и остановилась едва в паре футов от нас. Ее белые погребальные одеяния развевались на ледяном ветру, глаза были выпучены, зубы оскалены в улыбке черепа. Я молился Богу, чтобы она не отнеслась к Энн Патнем так же, как к своей матери.

— Джейн, послушай же, — сказал я, стараясь обрести убедительный тон.

— Прошу тебя, Джейн. Оставь ее в покое, а я ее отсюда заберу. Она только хотела мне помочь. Знаешь же, что я сделаю все, что захочешь. Обещаю тебе, Джейн. Но прошу тебя, оставь ее в покое.

Джейн подняла руки. По этому жесту Энн также встала и застыла со слегка согнутыми коленями, все еще не отрывая глаз. Она тряслась и дрожала, стараясь вырваться из-под влияния чуждой силы. Со стороны выглядело так, будто ее с двух сторон дергали две невидимые силы.

— Оставь ее, Джейн! — молил я. — Джейн, ради Бога, не приноси ей вреда!

Джейн выполнила круговое движение ладонью. В абсолютной тишине Энн перевернулась и повисла в воздухе вверх ногами. Ногами она почти касалась потолка, а ее темные волосы рассыпались по ковру. Я смотрел на это в перепуганном молчании. Я знал, что никак не смогу избежать того, что сейчас случится. Джейн оказалась смертельно ревнивой женой: она мстила каждой женщине, с которой я сближался.

Холодное дуновение разбрасывало пепел на камине. Джейн развела руки, и в ответ ноги Энн широко раскрылись, открывая клитор, так широко, что я услышал треск. Энн висела надо мной в воздухе в перевернутом шпагате, с телом, блестящим от пота, с закрытыми глазами, крепко сжимая зубы. Джейн еще раз развела руки, и руки Энн тоже развелись. Два Дюйма пустоты отделяли макушку Энн от пола, но из-за ее длинных волос казалось, что девушка каким-то чудом опирается на свои собственные волосы.

— Джейн, прошу тебя! — повторил я, но Джейн даже не взглянула на меня.

Она медленно прочертила в воздухе дугу, и так же медленно тело Энн изогнулось назад. Энн застонала от боли и усилия, отчаянно сопротивляясь противнику, который старался сломать ее позвоночник. Я знал, что сопротивление ничего не даст. Мощь Бестелесного была относительно слабой, но достаточной, чтобы раздавить в прах одну из его собственных служанок.

Я услышал очередной треск, когда в левом колене Энн что-то лопнуло. Энн застонала: «Аахх», ее лицо искривилось, но она все еще сохраняла всю свою энергию на бой со своим демоническим владыкой.

— Джейн! — закричал я. Я вскочил на ноги, но тут же какая-то сила, могучая, как дорожный каток, отбросила меня назад. Я ударился головой о край кресла, споткнулся о лязгающие каминные приборы и упал, но тут же вскочил на ноги и снова закричал: — Джейн!

Джейн совершенно не обратила на меня внимания. Я смотрел с чувством абсолютного бессилия, как все сильнее изгибается спина Энн, совсем как будто кто-то перегибал ее через бум. На ее худых бедрах выступили жилы, мышцы на шее напряглись от усилия.

— О, Боже, ты ее убьешь! — закричал я. — Миктантекутли! Перестань! Миктантекутли!

Раздался удивительный вибрирующий звук, как будто лязг дергающейся на сучке пилы. Джейн подняла голову и посмотрела на меня. Ее лицо уже не было лицом Джейн, только черепом трупа, лицом древнего демона, бестелесного создания, которое Дэвид Дарк украл у ацтековских колдунов. Миктантекутли, владыка Митклампы, владыка страны мертвых.

— Ты произнес мое имя, — сказала зловеще Джейн хриплым, гудящим голосом.

— Не убивай ее, — прошептал я. Я чувствовал ледяной пот, текущий у меня под руками. — Она только хотела мне помочь.

— Она моя служанка. Я сделаю с ней все, что только захочу.

— Прошу тебя, не убивай ее.

Наступило долгое молчание. Джейн посмотрела на подвешенное в воздухе голое тело Энн, а потом вертикально вытянула руку, горизонтально повернув ее ладонью вниз. Энн медленно упала на пол. Она лежала на ковре, содрогаясь, тяжело дыша и прижимая руки к спине, чтобы укротить боль.

Я хотел встать на колени рядом с ней, но Джейн сказала:

— Оставайся на месте. Я не даю моей служанке никакой гарантии жизни. Сначала ты должен обещать, что будешь мне служить и что ты примешь договор, который я тебе предложил. Помоги своим товарищам вытянуть меня из воды, а потом освободи меня. Вернешь себе жену и сына, и мать своей жены, и тебя не встретит никакое зло.

— А откуда я должен знать, что я могу тебе доверять?

— Этого ты никогда и не будешь знать. Тебе нужно рискнуть.

— А если я откажусь?

— Тогда я просто сломаю шею этой девушке.

Я посмотрел на Энн. Теперь она лежала на спине, вытянувшись, и прижимала руки к лицу, пытаясь овладеть болью в позвоночнике и в бедрах.

Дело в том, что я уже раньше задумывался об освобождении Миктантекутли, меня уже соблазняла перспектива вернуть Джейн, поэтому не все ли равно, соглашусь ли я теперь? Я спасу Энн и верну тех, кого люблю. Кто знает, может, в результате не случится ничего плохого. Раз Миктантекутли правил без препятствий до времени Дэвида Дарка и Эсы Хаскета, то не все ли равно, если к нему снова вернется власть? Миктантекутли, как он сам мне вчера сказал, был частью порядка Вселенной, так же как и солнце, планеты и Бог.

— Джон… не соглашайся ни на что, — прошептала Энн. — Прошу тебя.

Тут же ее рука была вывернута назад так резко, что кисть сломалась. Энн закричала от боли, но демоническая сила не ослабила захвата, а с садизмом прижала ее тело к полу так, что ее лопатки сдавили сломанные кости руки. Энн кричала и кричала, дергалась и вырывалась, но Миктантекутли не отпускал ее.

— Перестань! — завопил я на Джейн. — Перестань, я согласен!

Нажим на тело Энн постепенно ослабел. Я встал на колени, осторожно помог ей вытянуть руку из-за спины и положить ее на живот. Кисть вся распухла и посинела. Я слышал, как трещат сломанные кости, касаясь друг друга под кожей. Джейн наблюдала за нами со зловещей усмешкой.

— Ты дал безвозвратное обещание, — сказала она уже своим собственным голосом. — Теперь ты обязан его точно выполнить, иначе, поверь мне, ты будешь проклят навечно, ты и твое потомство, и каждый близкий тебе человек пожалеет о том, что знал тебя. Ты будешь навечно проклят, ты никогда не узнаешь покоя. С этих пор ты носишь мой знак. Ты договорился со мной по своей воле, и за это тебя не минует ни награда, ни кара.

Я поднялся с колен. Я был полностью вымотан, как физически, так и психически.

— Миктантекутли, я хочу, чтобы ты сейчас ушел. Оставь нас в покое. Я согласился на то, чего ты хотел, так что убирайся.

Джейн усмехнулась и начала исчезать. Я посмотрел на Энн, чтобы проверить, как она себя чувствует, а когда я снова поднял взгляд, то Джейн уже исчезла. Однако двери в салон оставались открытыми и через них все еще сквозило ужасающим холодом.

— Ты не должен был этого делать, — заговорила Энн. — Для меня было бы лучше, если бы я умерла.

— Ты наверно шутишь, — сказал я. — Теперь я помогу тебе лечь в постель. Сейчас я вызову врача.

— Боже, моя рука, — ее лицо искривилось.

— Не говори о Боге, — устало сказал я. — Бог наверно забыл о нас.