Как над стихами силы средней

эпиграф из Шенье,

как луч последний, как последний

зефир… comme un dernier

rayon,^[4] так над простором голым

моих нелучших лет

каким-то райским ореолом

горит нерусский свет!

Целиком в мастерскую высокую

входит солнечный вечер ко мне:

он как нотные знаки, как фокусник,

он сирень на моем полотне.

Ничего из работы не вышло,

только пальцы в пастельной пыли.

Смотрят с неба художники бывшие

на румяную щеку земли.

Я ж смотрю, как в стеклянной обители

зажигается сто этажей

и как американские жители

там стойком поднимаются в ней.

Все, от чего оно сжимается,

миры в тумане, сны, тоска,

и то, что мною принимается

как должное — твоя рука;

все это под одною крышею

в плену моем живет, поет,

но сводится к четверостишию,

как только ямб ко дну идет.

И оттого, что — как мне помнится

жильцы родного словаря

такие бедняки и скромницы:

холм, папоротник, ель, заря,

читателя мне не разжалобить,

а с музыкой я незнаком,

и удовлетворяюсь, стало быть,

ничьей меж смыслом и смычком.

"Но вместо всех изобразительных

приемов и причуд, нельзя ль

одной опушкой существительных

и воздух передать, и даль?"

Я бы добавил это новое,

но наподобие кольца

сомкнуло строй уже готовое

и не впустило пришлеца.

Вечер дымчат и долог:

я с мольбою стою,

молодой энтомолог,

перед жимолостью.

О, как хочется, чтобы

там, в цветах, вдруг возник,

запуская в них хобот,

райский сумеречник.

Содроганье — и вот он.

Я по ангелу бью,

и уж демон замотан

в сетку дымчатую.

Какое б счастье или горе

ни пело в прежние года,

метафор, даже аллегорий

я не чуждался никогда.

И ныне замечаю с грустью,

что солнце меркнет в камышах,

и рябь чешуйчатее к устью,

и шум морской уже в ушах.

Есть сон. Он повторяется, как томный

стук замурованного. В этом сне

киркой работаю в дыре огромной

и нахожу обломок в глубине.

И фонарем на нем я освещаю

след надписи и наготу червя.

"Читай, читай!" — кричит мне кровь моя:

Р,О,С, — нет, я букв не различаю.

Зимы ли серые смыли

очерк единственный? Эхо ли

все, что осталось от голоса? Мы ли

поздно приехали?

Только никто не встречает нас. В доме

рояль — как могила на полюсе. Вот тебе

ласточки. Верь тут, что кроме

пепла есть оттепель.